Четвертая дочь императора

Пока обсуждаются аэродромные новости, Гошка в окно наблюдает за посадкой разведчика. Можно снимать учебный фильм. Ри вообще пилотирует классически. И сейчас пробег заканчивается точно у поворота на рулёжную дорожку. Вот и Валька из школы пришла, и детский сад прибыл в столовую для приёма пищи. Всё семейство собирается. Война войной, а режим соблюдать нужно. И Митенька, и Петенька вполне самостоятельные мужчинки, с ложкой управляются уверенно. Ха, это для взрослых на скорую руку готовили, а у деток пища добротная.

Валька устраивается на лавке рядом с мамой и сразу вцепляется в её портфель.

— Ты опять брала с собой в полёт бумаги? Там что-то интересное есть? — Вот ведь неуёмный ребёнок. Всё то ей любопытно.

— Есть. Отчёты риканского шпиона, который прожил у нас целых двадцать лет. Я тебе закладки сделала, — Ри совершенно не возражает против того, чтобы семилетняя девочка ознакомилась с содержимым документов государственной важности прямо тут, в столовой, где присутствует масса людей.

— Ой, а они по-рикански, — надувает губки дочка.

— Вот именно, — коварная мама ехидно улыбается, — и читать их нужно вслух по-рысски, чтобы я могла указать тебе на ошибки.

Такая задача первокласснице явно не подсилу, эта мысль читается на лицах окружающих и наполняет Гошкино сердце острой жалостью к дочурке, которую постерег такой облом. Однако…

— Дома свои рыссы строят из кирпича, так, что снаружи и изнутри стенка плотная, а внутри — из пористого пемзы…

— Пемза женского рода, — поправляет Ри.

— …пористой пемзы, отчего дров на отопление нужно мало, а внутри так тепло, что ходят дома они в лёгкой одежде. Стёкол в окнах три, и древесину для рам они сушат два года, а потом пропитывают, незнакомое слово, и опять долго сушат. Поэтому она долго служит и не, снова незнакомое слово.

— Не деформируется, — подсказывает мать, — то есть не разбухает и не изгибается. Не теряет форму и размера, вот что означает, «не деформируется».

— В домах этих не бывает пожаров, от которых страдают наши города, потому что в них мало вещей и пищи для пламени. Перекрытия сделаны из бетона, кровля из железа, а всё деревянное обработано так, чтобы плохо загоралось. Зато в них просторно и легко дышится.

Строят таких домов много, поэтому на всех хватает. А, поскольку так повелел государь, значит дело это — за казённый счёт. Значит, государство должно быть бедным, раз столько средств тратит на жильё для рабочих людей, хотя у нас и состоятельный горожанин такое не имеет.

Ребёнок остановился перевести дух. В столовой тишина.

— Ты Валька давай, чеши дальше, — это из двери кухни посудомойка.

Ребёнок переворачивает листы по следующей закладке.

— Женское бельё для ношения зимой состоит из мягких штанов и рубашки с рукавами. Оно уродливое и совсем не радует глаз человека. Но оно тёплое и рысские женщины не простывают. Они носят мало украшений, но сильные и смелые.

— Нет, Валюша, не с этого места, — Ри не собиралась давать малышке читать описание достоинств женщин глазами мужчины.

— Про то, почему они так живут, говорят, что так велел Император. Такие порядки он завёл в своём имении, а управляющих, которые воровали или плохо вели дела, прогнал. А потом от других господ приходили к государю люди, и он их принимал и кормил и заставлял много работать. А у кого людей оставалось мало, тех господ от земли прогонял и забирал себе их землю.

Мама, тут очень сложно предложения построены. У меня получается коряво, — Валюшка чуть не плачет оттого, что фразы складываются, будто лепет младенца.

— Нормально выходит, всё понятно, — это штурман разведчика. — Давай дальше. Интересно ведь, что басурманы про нас думают.

Валентина вздыхает и продолжает:

— Люди благородные и богатые, которые делали, как государь, остались богаты, а остальных или убили смерды, или государь заставил их себе служить. А люди, которые остались богаты, тех государь заставил служить.

— Это, выходит, совсем дармоедов извёл, — констатирует воспитательница, забывшая увести группу из столовой. Впрочем, детишки, которым всё это слушать неинтересно, заняты апельсинами. — А на уроках истории нам про этот период сложнее рассказывали. Там и попыток дворцового переворота штук пять было.

— Погоди, Зиночка, наверно, просто до этого Валя ещё не дочитала.

— И с той поры запретил государь носить богатым дорогую одежду и есть не то, что едят их работники, — продолжает дочь.

— Не, ну совсем ленивый шпион эту бумагу составлял, — не выносит душа наблюдателя с восемнадцатого борта. — Это же лет двадцать пять прошло между событиями. Он что, не мог взять в околотке учебник для седьмого класса и переписать?

— Не стоит недооценивать этого человека, — вмешивается Ри. — Документ адаптировался для восприятия людьми, выросшими в других условиях. Которым нужно, чтобы всё совпадало с их привычными оценками. Не сумел этот парень кратко изложить историю двух сотен лет проб и ошибок. Зато оценил упорство, с которым царствующая фамилия и горстка людей, близких им по духу, превращали страну в сбалансированный организм, способный и справиться с собственными недугами, и крепко огрызнуться на попытку отщипнуть от него кусочек.

Правда, для этого пришлось непрерывно расширять круг единомышленников, превращая всё население из заложников упорства монарха, в его сподвижников.

Ри обвела взглядом собравшихся.

— Ладно, Валя, на сегодня достаточно. От себя добавлю, что шпион этот черновики всех своих докладов притащил своему околоточному и сдался. Он как раз получил предписание резидента возвратиться домой, но не захотел.

Чтение закончено. Народ рассасывается по делам. Даже Валька усвистала к дяде Тимохе, который обещал открыть ей тайну жиклёра.

— Особенно много потрачено на санитарию и лесоустройство. Правда, все, что за полвека вырублено, пока восстановить не успели, но процесс запущен, — продлжат Ри разговор, начало которого Гошка пропустил, задумавшись о жизненных перипетиях. Они идут домой, отдыхать после вылета, оказавшегося боевым. Но портфель с бумагами супруга в столовой не забыла.

— А жилье строим прежними темпами? — Гошка помнит, что в России этот вопрос оставался больным всю его жизнь, и родители его то же помнят про свою.

— Нет, темп сейчас ниже. Народ просится в особнячки с землицей, чтобы садик-огородик развести, так что эти бараки мы тиражировать перестали.

— Это она про таун-хаузы, — понял Гошка.

— Книжки детские печатаем с цветными картинками…

— Ри, как мы жили эти годы?

— Регулярно. Ты наверно заметил результат? Да очнись, о чём задумался?

— О государственном устройстве, о связях, причинах и следствиях. Ведь если лет через пятнадцать тебе браться за державное кормило, так и мне хоть что-то в этом нужно понимать.

— Ох, и непросто это, Игорек. Пока доминируют вопросы обороны, все ясно. Есть чем оправдать аскетизм общества, легко убедить правящую верхушку не кичиться состоятельностью. Военные расходы маскируют все просчеты, допущенные при планировании. А вот дальше беда. Дело в том, что бритты, похоже, вот-вот отдадут нам всё, что потребуем, лишь бы примириться. Рушится их колониальная империя. Кусочек за кусочком откалывается, доходы падают, расходы растут, долг увеличивается. Казна Рысской Империи уже скупила двадцатую часть предприятий Бриттии, обеспечила их заказами и процесс продолжает нарастать. Галлы, тугалы и джаппы вступили с нами в союз о дружбе и взаимовыручке, так что нападать на нас просто некому. Нидеры подсели на поставки каучука с Гивейных островов.

И количество материальных благ на каждую душу нашего не самого маленького населения в ближайшие годы будет быстро нарастать. Мы в панике. Как только потребление начнет увеличиваться — вылезет на свет материальное неравенство, в людях проснется зависть, появятся недовольные.

— А потом возникнут демократические настроения, поднимет голову пресса, — продолжил ее мысль Гошка.