Страница 32 из 44
В себя она пришла от чувства голода. Очередной раз умылась, вытерла лицо подкладкой форменной тужурки и поняла, что забрела далеко. За следующим выступом берега откроется вид на сады Михайлы Коныша. Значит, дорога к дому будет короче, если срезать через серединное плоскогорье. Не меньше часу ходьбы. Надо торопиться. Порадовать мамочку «удачным» назначением. И выспаться. Завтра на службу.
* * *
Лейтенант, что сдавал ей дела, тщательно скрывал хромоту. Спросила тихонько, он объяснил, что два года после ранения его не пускали на корабль, пока он не сдал норматива по бегу.
– Больно было? – Ветка ему по-настоящему сочувствовала и спросила искренне.
– Нет, абсолютно не больно. – Лейтенант так покраснел, что Ветка устыдилась собственной бестактности и перевела разговор на свои будущие обязанности.
Действительно, местечко… не для здорового. Подать бумаги, перьев начинить, налить чернил. Иногда попросят чаю. И это разок-другой в день. Чаще всего интенданты. У них все деловито. Сверят реестры, поспорят, кому что раньше и в каком количестве, быстро найдут компромисс, чего-то друг у друга одолжат, чем-то обменяются. Час-полтора – и дело сделано. Разбежались.
Боевое планирование совещается обстоятельнее. По ходу разборки всегда всплывают неожиданности. То корабли в ремонте задерживаются, то из-за интанцев срочно стянули силы в какое-то место, а другие направления оголились. И всегда не хватает средств, чтобы прикрыть все пункты. Инспекторы водных районов постоянно норовят перетянуть как можно больше ресурсов в зоны своей ответственности, из-за чего непрерывно ссорятся. И командующему нередко приходится принимать решения, которые никого не устраивают. Но уж тут, понятно, возражений не бывает.
На этих совещаниях частенько отчитывается начальник кадрового управления. Кого, кому и сколько послал, и чего ожидать в ближайшее время.
Связисты совещаются быстрее всех. Семь докладов, слов по сорок. Потом начальник управления отдает распоряжения. Это около полутораста слов, и все расходятся.
А Ветка тихонько сидит в уголке, чинит перья, чаек наливает да подносит. Она уже знает, кто послаще любит, кто покрепче, а кто погорячей. И молчит, как и пристало ее чину, возрасту и полу. Никто в штабе не видел ее улыбающейся или хмурой. Рот закрыт, губы сомкнуты, лицо расслабленно. Служба для нее – семь часов бездарно потраченного времени, три из которых она дремлет в пустой просторной комнате.
В остальное время скачет на лошади, ныряет за крабами, обсуждает наряды с мамиными фрейлинами и помогает отцу с его бесконечными бумагами. Папа теперь часто хвалит Ветку, говорит, что у нее появилась хватка, чувствуется кураж, систематический подход и вообще работа в штабе сделала ее очень ценным помощником. Иногда даже советуется.
Жаловаться ему она не будет. Наверняка без его участия в ее назначении не обошлось. Маме тем более плакаться бесполезно. Она просто не поймет, чем нехороша служба рядом с домом. Остается только писать письма Рику, обильно поливая их слезами горючей обиды на то, как несправедливо с ней обошлись. И ждать, когда ему разрешат отпуск.
Жалко только, кончается май, а она не может съездить в замок своего детства, навестить хромого Готфрида и матушку Регину. И Апрельку. И сестричку Витулю. Только стражник Митрофан Торн, теперь он десятник, и может выслушать да посочувствовать.
* * *
Это совещание начиналось совершенно обычно. Инспекторы водных районов долго препирались, потом командующий продиктовал решение, которое Ветка записала в журнал для оформления приказа. Но адмирал не отпустил присутствующих, а продолжил:
– В Тихую гавань прибыла канонерская лодка «Зяблик». Усилиями наших дипломатов казна приобрела ее для флота. Напоминаю, это один из пяти кораблей, пощипавших имперцев во Внутреннем море так, что те запросили мира с Акраминой. Господ флагманских специалистов прошу произвести осмотр и послезавтра в это же время доложить мне свои соображения.
Ветка навострила уши, но виду не подала.
Через двое суток она услышала дружный доклад трех седых фрегатен-капитанов о низких ходовых и боевых качествах корабля. Латинский парус был высмеян. Прицельная стрельба из пушки при волнении признана невозможной, а паровая машина охарактеризована как опасная и ненадежная безделушка.
– Тем не менее, господа, победа малочисленной группы кораблей этого типа над многократно превосходящим противником – неоспоримый факт, подтвержденный многими независимыми источниками. Акраминцы отказались предоставить нам инструкторов, мотивируя это тем, что сами учились у нас. Не знаю, что они имели в виду, но должен признать, что во лжи их еще никто не уличал. Они скрытны, уклончивы. Могут промолчать в ответ на вопрос, но не обманут. Может быть, удалось узнать что-то от команды перегонщиков?
Флаг-штурман улыбнулся в усы.
– Никак нет. Они сразу, как ошвартовались, перешли на корабль сопровождения и отбыли. Командир был в звании главстаршины, понятно, что ничего толком не знает. Сообщил только, что корабль полностью снаряжен.
– И больше ничего?
– Еще просил передать сверток мичману Струм.
– Где этот сверток? И где мичман?
– Сверток у адъютанта. Макс, принесите, пожалуйста.
Ветка откровенно наслаждалась ситуацией. Лейтенант-порученец принес объемистый мешочек, на котором было четко написано Веткино имя и звание. Горловину развязали и на стол высыпали немного сухих черных комочков.
– Что это такое?
Поскольку вопрос был адресован не к кому-то определенному, а ко всем вообще, Ветка подала голос:
– Это сушеная черника.
– И для чего она нужна мичману флота его величества?
– Варить кисель.
Адмирал повернул голову в сторону стоящей по уставу Ветки. И узнал. Он единственный из присутствующих, кто встречал ее на флагманском корабле в проливе Фуйер. А вот здесь, в комнате совещаний собственного штаба, обнаружил только с пятидесятого раза. Когда посмотрел, взгляд его смягчился.
– Ага, вот и мичман Струм. – Он перевел взгляд на мешок и прочитал вслух: – Мичману Струм от Ганса Крюгера. Кто же такой этот Ганс?
– Бомбардир канонерской лодки «Чирок».
– И при каких обстоятельствах вы познакомились?
– Я была его командиром.
– То есть вы руководили стрельбой из пушки на «Чирке»?
Ветка задумалась. Нет, пожалуй, стрельбой она все-таки не руководила.
– Никак нет.
– Госпожа мичман, я не могу вытаскивать из вас ответы по одному. Извольте объяснить подробно и без наводящих вопросов.
– В ноябре, по просьбе консула Акрамины и с разрешения посла нашего королевства господина Малвица, я приняла командование канонерской лодкой «Чирок», где бомбардиром служил Ганс Крюгер.
– Вероятно, вы продолжали командовать этим кораблем, когда происходило сражение с имперским флотом во Внутреннем море?
– Никак нет. Я командовала всем флотом. Пять вымпелов.
– А почему я узнаю об этом спустя два с половиной месяца, да еще и вынимая из вас ответы по одному, словно яйца из куриных гнезд?
– Не знаю, господин адмирал. Рапорт я подала в день прибытия в Роузи шестнадцатого апреля.
– Макс, не сочтите за труд.
Порученец испарился, чтобы через минуту появиться с сообщением.
– Канцелярия зарегистрировала рапорт мичмана Струм и направила его в отдел назначений.
Рапорт тоже отыскался быстро. Командующий читал долго. Весь этот час Ветка стояла. Наконец все. Последняя страница отложена. Тяжелый взгляд, направленный на начальника отдела назначений, не сулил тому ничего хорошего.
– Госпожа мичман, принимайте «Зяблик». Команду наберите по своему усмотрению. Когда сможете выйти в море?
– Вывести корабль в море я могу и одна, без матросов, через четверть часа после того, как поднимусь на его палубу.
– Уверен, что такими же выдумками наполнен и рапорт, который вы только что прочли. – Кадровик, опытная паркетная лиса, использует любую лазейку, любой шанс, чтобы скомпрометировать того, кто, пусть и вынужденно, бросил тень в его сторону. Но Ветка уже на боевом курсе. Крушить, так крушить!