Начало

— Аааааа!!!!! — С этим криком он отпрыгнул от маленького зеркала на стене, некогда повешенного точно над краном. Сейчас зеркальце покосилось, покрыто слоем пыли, но он посмотрелся и на размытом овале своего лица, чётко увидел два ярко красных глаза!

Обратно в ванную зайти, он долго не решался. Потребовалось собрать всю волю в кулак, что бы туда вернуться и вновь подойти к зеркалу. Таки справился — всё что было, собрал в кучку, маленькая получилось, ну да ладно, так сойдёт. Трико подтянул, бок почесал через дырку в майке и решительно направился к зеркалу. Мутный овал — это у него лицо отражается. На нём два алых огонька.

— Так. — Штык намочил руки, и стёр пыль со стекла. Сначала стирал быстро, потом всё медленнее. И, наконец, застыл как изваяние — про красные свои глаза забыл вовсе. На руку пялился, которой пыль стирал. Дело в том, что она изменилась, рука его. Он прекрасно помнил свои руки — худые, жилистые, иссохшие от регулярных приемов наркотиков разной степени тяжести и вечного недоедания. А ладонь, на которую он сейчас смотрит — крепкая, даже толстая, пальцы ровные, сильные…, ногти надо бы подстричь, в этом месяце вроде не стриг ещё. Всё равно что-то длинные они сильно, наверное, в организме кальция шибко много. Тут вроде всё понятно. Никакой мистики.

Глянул повыше, на запястье. Глаза полезли из орбит — запястье мускулистое, мощное. Как в армии когда был. Сжал кулак, выше глянул — мышцы. Крепкие сильные, без гипертрофии свойственной качкам, но и не вчерашние худые верёвки под нездоровой, какой-то серой кожей. Кстати, и кожа теперь ровного кремового цвета. Как будто снова на границе загорел.

Штык содрал майку, стекло полностью вытер. Посмотрелся и ахнул — ещё и лучше чем в армии было! Идеальная мускулатура, словно с обложки модного журнала!

— Аххуеть. — Выдавил он и в этот момент желудок опять заурчал, внутренности свело болью.

Так сильно есть он не хотел, наверное, лет уже десять. Пожалуй, если подумать…, твою ж ты в костыль через колоду! Он только подумал и тут же вспомнил что хотел, да ярко в деталях! Штык повторил уже сказанное слово и вновь обратился к воспоминаниям — тогда в часть привезли очень мало еды. Толи кто-то что-то напутал, толи ещё что случилось, но вечером еды на всех не хватило. Деды забрали почти всё, оставив салагам по краюшке хлеба. Кто-то попытался возмутиться, но его бить стали так, что он потом умер. Домой уехал, естественно, с «сердечной недостаточностью». От которой, надо полагать, у него и челюсть на бок съехала и рука сломалась — левая, а сердце слева, всё связано как бы. Бывают такие вот особо ужасные приступы недостаточности, которые мистическим образом ломают кости и заставляют организм самопроизвольно создавать на теле синяки.

Так вот, их на пост поставили. И даже собаку дали. Пограничники всё-таки. Деды забухали в тот день, так что собаку всучили персонально им. Штык, на пару с другом, когда их не сменили (сержант забыл отправить смену), Шарика съели. Вкусный был, тот конкретный друг человека…

К чему все эти воспоминания? Возле дома тут стая бродячих псов обитает, есть там одна рыжая псина, здоровенная. Реальный барашек. Главное не вспоминать, что этот барашек, раньше имел привычку пронзительно гавкать.

Ну а что? С голодухи загибаться что ли? Хм, а что если к Костяну, корешу давнему? Может, не откажет, супу хоть плеснёт…, блин, он на работе сейчас по любому. А если к жене его? Ага, Костян потом живьём зароет. Образно конечно, но и так контакт никакой, будет потерян вовсе. А в жизни случаи, когда есть нечего, совсем не редкость. Нет, жену Костяна, решительно нельзя. А если зайдёт в дом, обязательно попытается её того, что нельзя. Ну — природа такая, ничего тут не поделаешь.

Штык нацепил майку, одел ветровку, пятку почесать не забыл — там, кстати, дырка удобная образовалась, можно почесаться, не снимая носка. И как вовремя ногти не стриженые пригодились! Пятку-то просто пальцем не почешешь, тут когти нужны, реальные. Или что-нибудь металлическое.

Собаки! Слышно как на улице тявкают. Значит, возле помойки крутятся. Надо поспешить, пока не сбежали. Штык осмотрелся в квартире в поисках чего-нибудь, чем можно убить или хотя бы оглушить собаку. Ничего подходящего не нашлось ни в туалете, ни в зале. Даже на кухне пусто…, а чего так пусто-то? А, так он всё продал месяца три назад — на порошок не хватало. А, хрен с ним. На улице штакетину какую найдёт и айда, охотиться на мохнатую антилопу городских джунглей.

Штык подошёл к своей вечно открытой двери и, уж было, почти толкнул её. К сожалению, за дверью кто-то его ждал. Этот кто-то её и открыл.

— Что за… — Штык едва не упал, толкнув чистый (весьма условно чистый) воздух. И тут же получил под дых, тяжеленным кулаком. Через весь коридор бросило на пол. Штык согнулся, ловя ртом воздух, глаза выпучил…

Только не потому, что задохнулся от удара. Парень пребывал в состоянии глубокого шока. Проблема в том, что он не задыхался вообще никак. И мгновенная боль в солнечном сплетении, так же мгновенно и прошла. Ему в пузо двинул кабан под два метра, а он в полном порядке!

Здоровенная лапища подхватила Штыка за шиворот и поволокла его в зал. Он как-то не мог даже сопротивляться — шок никак не отпускал. В квартиру тем временем входили ещё двое людей, с лицами Аль Пачино в юности. Морщатся оба, рожи недовольные. Интерьер им видать не понравился…, а кто они вообще такие?

Штыка забросили в угол, и он решил не отсвечивать некоторое время. Эти трое явно не шпана уличная. Вон, здоровяк этот — в уголке встал, приказов ждёт. Одет в куртку лёгкую, мяса на нём как на быке бройлерном. Морда спокойная, мраморная какая-то даже. И глаза пустые, серые. Вошли двое других, с отвращением осмотрелись — видать, наивно полагали, что тут есть где присесть.

— Ты бы хоть один стул завёл, ушлёп позорный. — Процедил сквозь зубы один из них. Снял замшевую кепку, волосы пригладил и замер у порога. Сигаретку достал, закуривать стал. Второй по солиднее, на гопника не похож. Одет не так заметно, но аккуратно. Судя по лицу, ему лет сорок. Глаза волчьи…, чем-то похож на опера. Значит, либо мент, либо кто-то из блатных. И за каким он понадобился таким людям? Старые грешки какие всплыли?

— Здравствуй Штык. — Проговорил этот пожилой, садясь на корточки метрах в двух от него.

— Добрый день. — Приветливо ответил Штык. Страх сейчас показывать нельзя. Что опер, что блатной, да и обычный лох, страх чует как дворовая лайка — чутка слабости показал и обязательно за штанину тяпнет. Ну, этот вряд ли будет штанину драть. Этот сразу башку откусит.

— Вежливый. Хе-хе. Мне нравится этот чухан. — Усмехнулся пожилой и, обернувшись к товарищу в кепке, добавил. — Валан, ты не сказал, что этот чмошник с юмором живёт.

Валан в ответ пожал плечами. Харкнул в стену и вообще отвернулся. Значит, что бы ни задумал пожилой, конкретно Валан считает это идеей, мягко говоря, плохой.

Штык молча проглотил оскорбления. Люди серьёзные, их трое. И если на чистоту — он конченный наркоман. Дно этой жизни. Рассчитывать хоть на капельку уважения от серьёзных людей, не стоит и надеяться. Пыркаться тем более — зарежут и всё. Вон, у пожилого перстни колоты. И Штык, малолетку прошедший (в армию взяли, благодаря папе и некоторой сумме, за которую записи о судимости, в военкомате увидеть «забыли»), кое-что об их значении знал. С этим дядей не забалуешь. Накажет так, что день собственного рождения проклянёшь.

— Вам что-то от меня нужно? — Снова вежливо проговорил Штык.

— Не хами, а то невзначай так пидором станешь. — Ощерился пожилой, хотя никакого хамства и не было. Его ставят на место. Легко и доступно опускают, точнее, дают понять, что он и так опустился ниже не куда. Но как раз в их силах, совершить, почти чудо и опустить его ещё ниже. Не убить, нет. Убить просто, это все могут. А вот превратить жизнь в такой позорный ад, что сам будешь умолять о смерти, вот это не каждому под силу.

— Валан, — пожилой снова обернулся, — ты глянь на него. В хате голяк, а он толстенький, ебало круглое. — Снова к Штыку повернулся. — Не только на ширево тратишься, да чушкан?