Страница 7 из 51
— Думаю, шансы у меня есть, — кивнула Аньес. — Миллиардеры-янки больше не выносят американок. Американки ждут от мужчин совершенства, которого мы, европейские женщины, требовали только от метрдотелей, когда таковые еще имелись. Они не только выкачивают из мужчин все деньги, но и мучают их своими капризами. Американские богачи по горло сыты специалистками по брачным контрактам, шопоголиками. Они мечтают об экзотических созданиях типа нас, толерантных, немного легкомысленных, но скромных, расточительных, но разумных, насмешливых, но осторожных. В Нью-Йорке влюбленность подпадает под действие коммерческого кодекса: распределяются роли, соблюдается планирование, рассматриваются статьи контракта… Мы действуем более спонтанно. Да, у меня есть козыри, которые я могу разыграть.
Она говорила эти ужасающие вещи с улыбкой. И без жеманства. Как будто бы речь шла о том, что само собой разумеется. Для нее, как для игрока в казино, Фэйрфилд был номером на зеленом сукне игорного стола, она собиралась поставить на него. Если он не выпадет, то можно — она не исключала этой возможности — сделать ставку на меня, но позднее.
Бессмысленно говорить, что я только этого и ждал. Никакого риска возмутить меня не было. К тому же, если Аньес, как было похоже, открывала свои позиции, она взвешивала каждое слово. Она как будто прошла курсы либертинажа. В то время как она лишь смачивала губы в шампанском, я выпил уже третий бокал. Я был очарован ее грудью. А бусы из черного жемчуга, браслет из черной кожи и стразов, чуть-чуть тронутые помадой губы, ее не слишком длинные волосы красивого каштанового цвета, ничего общего не имевшие с черной краской цвета вороньего крыла, которая окончательно старит молодящуюся женщину… Слово «простой» как будто было изобретено специально для нее. Все выглядело непринужденно, но, бьюсь об заклад, каждая деталь была взвешена, вплоть до тона ее голоса. Я находился под ее очарованием, когда наконец появился Фэйрфилд, опоздав на целый час.
На первый взгляд это был славный малый из Принстона, которому не в чем себя упрекнуть. Мне был известен его точный возраст: сорок шесть лет, как и мне. У него не было ни единой морщинки на лице. Жизнь скользила по нему, не оставляя следов. Все шло само собой. Он поцеловал Аньес в уголок рта и пожал мне руку. Ему даже не надо было улыбаться, чтобы выглядеть счастливым. Он спросил, почему мы не начали ужинать без него. В Нью-Йорке его менеджер совсем не принимает внимание разницу в часовых поясах. Брюс Фэйрфилд утверждал, что целый час провел, разговаривая с ним по телефону. По крайней мере, эти извинения свидетельствовали о его вежливости. Его одежда подтверждала, что он ценит хорошие манеры: серый костюм, белая рубашка, черные туфли. При взгляде на него приходили на ум все слова, кроме слов «звезда поп-музыки». Безупречный класс. И тут же, как все по-настоящему могущественные люди, он указал на черточку, которая как бы принижала его и заставляла собеседников чувствовать себя свободно:
— Я плохо говорю по-французски, хотя восемь лет изучал французский язык в школе. Меню — это выше моего понимания. Сделайте заказ за меня.
Поданное в папке из бристольского картона, окаймленной по периметру посеребренной рамкой с блестящими буквами, меню обещало блюда, усыпанные золотом и жемчугом. Чтобы не перебить аппетит, из осторожности, в нем не указывались цены. Фэйрфилд предоставил Аньес сделать заказ и попросил позвать сомелье. Он хотел заказать бордо, старой выдержки. Совсем в духе Версаля он попросил содержимое второй бутылки сразу же перелить в графин, чтобы вино могло напитаться кислородом. Эта просьба очень понравилась сомелье. В хит-параде столиков мы заняли первое место. К тому же вдруг появилась Жюстина Бурдон собственной персоной и уселась справа от меня. Откуда она появилась? Из грузоподъемника для блюд, прямо из кухни? Но она сидела здесь, выпятив вперед свои огромные губы, с помощью которых, невероятным образом, она еще умудрялась произносить слова. Жюстина попросила меня представить ее Брюсу Фэйрфилду.
Я встречал ее за два месяца до этого на благотворительном обеде в пользу жертв СПИДа. Журнал «Сенсации» зарезервировал там столик. Этьен, мой патрон, обожает такого рода барщину. Во-первых, потому что таков его вкус, а во-вторых, из расчета. В числе приглашенных гостей на таких мероприятиях бывают звезды, которые раньше или позже могут начать против нас судебный процесс за вторжение в свою частную жизнь. Их присутствие весьма устраивает наших адвокатов и может помешать искам со стороны их адвокатов. Не все попадают в эту ловушку, но Бурдон поддалась. И тоже из расчета. Ей нужно было увидеть свое фото на обложке «Сенсаций». На протяжении карьеры таких фото может быть раз, два и обчелся. Их количество может выделить вас среди ваших соперников. Но требования Жюстин Бурдон, так сказать, охладили нашу заинтересованность. Она требовала не только, чтобы ее фотографии, разорительные и экстравагантные, делал непременно Давид Лашапелль[25], но и чтобы интервью у нее брал Патрик Модиано, которого трудно найти и который всячески уклоняется от таких вещей. Ее не узнали бы на этих снимках, а текст не открыл бы ничего нового о ней. Я бесцеремонно расхохотался. Из вежливости. Если бы я не позволил себе этого, я рекомендовал бы ей принять холодный душ. Этьен обещал Жюстин, что подумает, а потом мы с ним вместе посмеялись над этим, но меня она видела только во время обеда и после этого никогда со мной не здоровалась. Каждый раз, открывая рот, она выдавала какие-то обрывки размышлений о нравственности, которые она кое-как перемешала, чтобы получилось подобие сентенции гуманитарного толка. Это было утомительно. И лицемерно, поскольку она старалась влезть своими лапами только туда, где это никого не затрагивало. Когда один из приглашенных упомянул об испытаниях на животных, которые проводятся при подготовке к выпуску косметических продуктов, святая Жюстина предусмотрительно удалилась с кафедры, откуда проповедовала: нельзя причинять вреда крупной парфюмерной фирме, чьим лицом она является. Что касается меня, то она меня просто рассматривала как пустое место. Но не в «Кристал Рум». Здесь я снова стал представлять интерес. Не стоит говорить, что это привело меня в ярость. Когда видишь, как звезды третируют журналистов, то задаешь себе вопрос: куда же смотрит «Эмнести интернэшнл»[26]? Поскольку у Жюстин Бурдон была на лбу этикетка «Снялась в кино», я был в ее распоряжении. Вместо того чтобы улыбнуться, я принял удивленный вид. Если бы я по радио услышал самого Христа, возвещающего свое пришествие, я не был бы более удивленным.
— Вы обращаетесь ко мне?
Я почувствовал, что она напряглась. Ее губы оставались приоткрытыми, обнажая зубы, но улыбку словно ветром сдуло. Жюстин проскрипела сквозь зубы:
— А к кому же еще?
Действительно. Но вместо того чтобы помочь ей выпутаться из неловкого положения, в которое она попала, я решил посмаковать ситуацию. Несмотря на пластические операции на губах и на груди (говорят, и на ягодицах тоже), эта аллегория эстетической хирургии преобразилась в воплощение благочестия. Я посоветовал ей самой налаживать свои светские контакты. Она удалилась, причем так же внезапно, как и появилась. Аньес расхохоталась. И тоном стюардессы разъяснила Фэйрфилду, что произошло. Ему было совершенно наплевать, что он упустил такой «кадр».
— Never heard of her[27].
Во всяком случае, сказал он, сегодня вечером его интересует только Аньес. Как и меня. Только у меня уже на старте были большие препятствия. Завтра вечером Брюс должен был взять ее с собой на показ мод Галлиано, а во второй половине дня она должна была его сопровождать на встречу в Министерство финансов: сам Николя Саркози пригласил его выпить по стаканчику.
Когда Брюсу принесли его суфле из каштанов с устрицами, он спросил у Аньес, не произносят ли здесь, в обстановке старого замка, молитву перед едой. Накануне днем у них был спор по вопросам религии, и это продолжало его забавлять. От этого мы перешли к пламенным христианам из Белого дома, затем к Ираку, потом к шоу-бизнесу и, наконец, к системе звезд. У Брюса были весьма верные представления, он давал четкие формулировки и был реалистом:
25
Давид Лашапелль считается одним из лучших фотографов современности, его фирменную манеру определяют как «репортажный сюрреализм».
26
«Эмнести интернэшнл» (англ. Amnesty International) — международная независимая неправительственная организация по защите прав человека.
27
Никогда о такой не слышал (англ.).