Страница 99 из 107
Доктор при виде нашей гостьи пришел в полный восторг: они, видимо, были наилучшими друзьями; у обоих в глазах читалось дружеское доверие. Чтобы поговорить с нами, этот добрый человек вылез из собственной коляски, но, взяв руку миссис Блекетт, подержал ее, словно по привычке щупая пульс, а после этого, к великой моей радости, с одобрением похлопал твердое сухонькое запястье.
— Если так пойдет дальше, вас хватит еще на десять лет, — бодро заверил он ее, и она улыбнулась в ответ. — Я люблю проверять всех моих старых союзников. — И он повернулся ко мне. — Не давайте миссис Тодд сегодня перетрудиться, такие старички, как она, склонны к легкомыслию. — И тут мы все рассмеялись и распростились очень весело.
— Он, верно, и сейчас не прочь посоревноваться с тобой, — сказала миссис Блекетт. — Вы и сейчас с ним друзья, правда? — И Олмайра благоразумно кивнула.
— У него теперь слишком много дальних пациентов, и он не может всех их сам навещать, особенно таких, что любят выговориться. Мы с доктором стали вроде компаньонами, ведь он вечно в разъездах. И вид у него усталый, правда? Надо будет ему посоветовать отправиться куда-нибудь, чтобы как следует отдохнул! Пусть сядет на большой пароход с Рокленде и едет в Бостон и там повидается с другими докторами, хоть раз за два-три года, а потом возвращается свеженький как огурчик. Они там, видно, очень его уважают. — Миссис Тодд тронула вожжи и решительно потянулась к кнуту, словно испрашивая этим согласия.
Сколько бы у белой лошади ни было энергии и боевого духа, все это быстро выветрилось на крутых холмах и от ее предчувствия, что впереди долгая дорога. Мы с миссис Блекетт сидели рядом позади миссис Тодд, очень величественной и с большой корзиной припасов. Временами дорогу затеняли густые леса, но проехали мы и несколько ферм, которые мы все трое разглядывали с большим интересом: и самый дом, и сараи, и цветники, и домашнюю птицу. Этот кусок дороги был мне совсем незнаком: почти все наши странствия с миссис Тодд мы проделывали пешком, и не по дорогам, а прямиком по лугам. Сейчас мои друзья несколько раз останавливались и заходили в дома поболтать, давая обещания зайти снова на обратном пути, так что я уже стала подумывать, сколько же времени продлится вся поездка. Я замечала, как сердечно встречают миссис Тодд ее друзья, но с чувствами, какие вызывала миссис Блекетт, это не шло ни в какое сравнение. Радость всех, кто различал ее милое, сморщенное лицо рядом с моим, служила доказательством постоянного интереса к далекому острову и непрерывности общения, которое связывало эти далекие, разбросанные фермы в единую золотую цепь любви и доверия.
— Теперь хватит останавливаться, если только это удастся, — взмолилась наконец миссис Тодд. — Вы устанете, мама, и ни на какие сборища вас больше не потянет. Сюда мы можем приехать в любой день. Вот! И в следующем доме тоже пончики жарят. Тут, понимаете, живут новоселы. Они в прошлом году купили ферму Толкота. Тут лучшая вода во всей округе, да кстати и уздечка ослабла, так что лучше задержимся немножко и напоим лошадь.
Мы остановились, и худенькая нервная хозяйка фермы, увидев группу по-праздничному разодетых людей, вышла на улицу разузнать, какие мы везем новости. Миссис Блекетт первая увидела ее в приотворенной двери и так бодро и прямо спросила, не забрались ли мы в чужие владения, что, обменявшись с нами несколькими словами, та снова исчезла в кухне и снова появилась уже с целой тарелкой пончиков.
— Угощение для людей и животных, — объявила миссис Тодд удовлетворенно. — Да, мы убедились, что здесь по всему пути жарят пончики; но угостили нас вы первая.
Наша новая знакомая зарделась от удовольствия, но ничего не ответила.
— Очень вкусные пончики, очень удачные, — повторила миссис Тодд удовлетворенно. — Да, мы заметили, что по всей этой дороге жарят пончики. Если жарят в одном доме, значит, и в остальных. Это вообще принято.
— Вы уж не к Бауденам ли? — спросила хозяйка, когда белая лошадь подняла голову и мы стали прощаться.
— Ну да, — хором произнесли миссис Блекетт, миссис Тодд и я.
— Я с этой семьей немного связана. Да, к вечеру и я там буду, — сообщила она с готовностью. — Жду не дождусь.
— Значит, увидимся. Подсаживайтесь тогда к нам, если будет удобно, — сказала милейшая миссис Блекетт, и мы поехали дальше.
— Интересно, кто же она родом? — сказала миссис Тодд, обычно разбиравшаяся в генеалогии безошибочно. — Наверное, из той отдаленной ветви, что жили за Томастоном. Это мы сегодня же выясним. Я думаю, семьи будут держаться вместе либо еще как-нибудь объединятся. Я не прочь признать родней человека, который так знает толк в пончиках.
— Что-то знакомое есть в лице, — сказала миссис Блекетт. — Жаль, не спросили ее фамилию. Она здесь чужая, а я хочу, чтобы все чувствовали себя как дома.
— Лбом она напоминает Полину Бауден, — решительно заявила миссис Тодд.
Мы только что проехали кусок лесом, затенявшим дорогу, и снова выехали на открытое место, когда миссис Тодд вдруг натянула вожжи, словно кто-то стоял у обочины и сделал ей знак. Она даже кивнула, быстро и успокоительно, что обычно делала в ответ на поклон, но я поняла, что смотрит она на высокий ясень, растущий внутри изгороди.
— Так я и думала, что он поправится, — сказала она, когда мы снова пустились в путь. — В последний раз, что я здесь была, вид у этого дерева был какой-то поникший и обескураженный. Взрослые деревья иногда такими представляются, как и люди, а потом одумаются и лезут корнями в новую землю и начинают все сызнова с новым мужеством. У ясеня такие периоды обычны, очень обычны, нет у него решительности, как у других деревьев.
Я ждала продолжения: эта-то своеобразная мудрость миссис Тодд и заставляла ценить ее по заслугам.
— Бывает, что хорошее, крепкое дерево растет прямо из голой скалы, — из какой-нибудь трещины, где корни едва помещаются, — продолжала она, поднявшись на вершину какого-то голого каменистого холма, где и тачки хорошей земли не наберется, — но это дерево и в самое сухое лето сохраняет зеленую макушку. Прижмитесь ухом к земле, и вы услышите — бежит ручеек. У каждого такого дерева есть свой живой родник; и люди такие бывают. — Я невольно оглянулась на миссис Блекетт, сидевшую рядом со мной. Руки ее в тонких черных шерстяных перчатках были мирно сложены, и она смотрела на цветущую обочину, вдоль которой мы медленно проезжали, с довольной, ожидающей улыбкой. Думаю, что про деревья она не расслышала ни слова.
— Только что я видела очень красивый куст девясила — вон там растет, — сказала она дочери.
— Мне сегодня не до целебных трав, — отвечала миссис Тодд самым деловым тоном. — Я хочу повидать людей. — И опять тронула вожжи.
Я со своей стороны не хотела спешить, так приятно было на тенистых дорогах. Справа леса подходили к самой дороге, слева шли узкие поля и пастбища, и там — столько же акров сосен и пихт, сколько лавра, можжевельника и черники, разделенных полосками травы. Когда я решила, что мы уже в самом сердце гор, мы поднялись на вершину холма и вдруг перед нами открылась удивительная панорама расчищенных полей, что катились вниз, к широким водам морской бухты. За нею виднелись далекие берега, подобные другой стране, утонувшей в полуденной дымке, что скрывала самые дальние холмы и бледные далекие голубые горы на северном горизонте. Шхуна на всех парусах шла по бухте из какой-то деревни с белыми домиками, рассыпанными по берегу, и вокруг нее порхали мелкие парусники. Картина была величественная, и мои глаза, привыкшие к видам лесной дороги, едва могли ее охватить.
— Да, — сказала миссис Тодд, — это верхняя бухта. Отсюда виден городок Фессенден. Все вон те фермы — это уже Фессенден. У мамы была сестра, которая там жила. Если в летнее утро пускаться в путь как можно раньше, и то с Зеленого острова мы могли попасть туда только к вечеру, даже при свежем попутном ветре, и нужно было так выбрать время, чтобы поймать прилив и успеть высадиться. Дело было рискованное, и мы не так часто ездили по гостям, как хотелось маме. Сначала надо по берегу добраться до мыса Холодный Родник, потом обогнуть этот длинный мыс — здесь место это называют Задний Берег.