Страница 102 из 107
— Да, Мария была очень хорошенькая овечка, из тех хорошеньких овечек, что потом вырастают в жутко некрасивых старых овец, — решительно подхватила миссис Тодд. — Капитан Литлпейдж выглядел таким несчастным, когда думал, что он уже ни на что не годен, а она умела развлечь старика и не перечила ему. Ей было приятно время от времени послушать его знаменитые истории.
— А истории очень интересные, — рискнула я перебить.
— Да, но всегда ловишь себя на мысли, что цены бы им не было, будь они хоть наполовину правдой, — сказала миссис Тодд. — С ним, хоть он и заговаривался, было куда интереснее, чем с такими особами, как эта противная Мария Гаррис?
— Живи и давай жить другим, — мягко напомнила милая старая миссис Блекетт. — Я не видела капитана очень давно, — добавила она, — теперь-то мы почти не встречаемся. А раньше всегда были добрыми знакомыми.
— Ладно, если завтра будет хорошая погода, велю Уильяму зайти к нему и пригласить его к нам пообедать. Уильям вернется рано, чтобы никого не встретить по дороге.
— Зовут накрывать столы, — вмешалась миссис Каплин в большом волнении.
— А вот и кузина Сара Джейн Блекетт! Вот кого я рада повидать! — воскликнула миссис Тодд с искренним удовольствием. После чего две родственные души, встретившись, расстались, с обещанием как следует побеседовать попозже. Для разговоров больше не было времени, пока мы все не расселись по порядку за длинными столами.
— В такие дни я ужас как боюсь столкнуться с неприятными людьми, — вполголоса сообщила мне миссис Тодд после долгой паузы, пока мы ждали, когда начнется пир. — Вы бы не поверили, что такая дылда, как я, может быть такой боязливой. В тот день, когда я дала слово Натану, так мне стало страшно, что теперь всю мою жизнь одна его родственница будет и моей близкой родней, и я подумала: «Лучше смерть!» Бедный Натан спросил, что со мной, я ему и сказала. «Мне она тоже никогда не нравилась, — сказал он, — но тебя она не будет касаться, дорогая». Так он сказал, и за что я особенно ценила Натана, было то, что он не умел, как некоторые мужчины, всегда и на все возражать. Я ответила: «Да, но подумай о благодарственных молебнах и о похоронах, она же наша родственница, мы не можем не признать ее». Молодежь о таких вещах не заботится. Вон она идет, делайте что хотите, — сказала миссис Тодд, от общих рассуждений переходя к конкретным действиям. — Я ее ненавижу, как всегда ненавидела, но платье на ней очень красивое. Я стараюсь помнить, что она — Натанова кузина. Ох, какое счастье, она прошла, а меня не заметила. А я боялась, что она явится и станет крутить хвостом, чтобы потом сказать, что мы знакомы.
Это было так непохоже на обычное великодушие миссис Тодд, что мне стало не по себе. Но мрак быстро рассеялся, туча пропала вместе с неугодной ей особой.
Никогда не было более радушного угощения на свежем воздухе, чем то, которое семейство Бауденов предложило нам в этот день. Назвать его пикником было бы чересчур банально. Длинные столы были украшены красивыми гирляндами из дубовых листьев, изготовленными мальчиками и девочками. Мы натаскали цветов, из тех, что в изобилии росли на поле, и из хаоса цветов и всякой снеди вдруг возникла картина пира, столь же стройная, как и план шествия, предложенный ранее нашим церемониймейстером. Я зауважала Бауденов за их врожденный вкус, энергию, учтивость и за то, что проделано все было с отменным изяществом. Обведя взглядом столы, я отметила важную трезвость и смиренное достоинство присутствующих. Кое-кому унизительного положения помогло избежать лишь хорошее воспитание, но таких было немного. Вот так же их предки, подумала и я, могли бы сидеть в обеденной зале в каком-нибудь старом французском замке в средние века, когда чуть ли не каждый день происходили сражения и осады, пиры и шествия. Священники и миссис Блекетт, а также кое-кто, равный им по заслугам и возрасту, сидели на почетных местах, и если я куда и смотрела особенно часто, так это на лицо миссис Блекетт, безмятежной, но помнящей о привилегиях хозяйки этого большого празднества — звание, которого она удостоилась просто потому, что лучше всех для него подходила.
Миссис Тодд поглядела на крышу из зеленых ветвей, потом внимательно осмотрела всех собравшихся.
— Теперь они уселись, и я вижу их лучше, — сказала она удовлетворенно. — Вон старый мистер Гелбрайт с сестрой. Жаль, они не сидят рядом с нами. Им там не с кем словом перекинуться, и вид у них разочарованный.
Пир продолжался, и настроение моей собеседницы повышалось. Оживление этого нежданного торжества весьма этому способствовало, и я подумала, что иногда, когда миссис Тодд казалась мне ограниченной и погруженной в домашние заботы, это бывало лишь из-за недостатка подходящего случая проявить себя. Теперь она уже не казалась погруженной в прошлое, она как будто ждала чего-то, живая и веселая, как девчонка. Мы, ее ближайшие соседи, были полны веселья, которое являлось лишь отсветом ее веселья. Не впервые я дивилась чуду — как расточителен в этом мире человек; так ботаник дивится расточительности природы, тысячам семян, что умирают, не дав всходов. И все более поразительным представляется мне запас общественной энергии, резервная сила общества. Среди Бауденов же не на одном лице было написано, что человеку просто не хватило повода или стимула проявиться — стечение обстоятельств заперло в клетку благородный, талантливый характер, и так и держит в плену. Точно те же типы видишь на деревенском празднестве, что и на блестящем столичном рауте, и будьте спокойны — вас здесь поймут, если дух ваших речей будет одинаков с тем, что выражает ваш сосед справа и слева.
ГЛАВА 19
Конец праздника
Праздник, как уже было сказано, удался на славу. Изящная изобретательность проявилась в форме пирогов, которая привела меня в восторг. Американский пирог превосходит своего английского предка — и на празднике у Бауденов можно было убедиться, что изобретательность еще не иссякла. Не говоря уже о прелестном разнообразии материала, украшения были такие, каких я раньше в жизни не видывала. Поверх шли даты и имена, изготовленные из теста или из глазури. На одном отличном пироге с начинкой из ранних яблок был и более сложный материал для чтения, который мы с миссис Тодд поделили между собой и съели по всем правилам. Миссис Тодд великодушно помогла мне справиться с целым словом «Бауден», а второе слово «Празднуют» уничтожила сама, оставив краешек, надпись на котором прочесть не удалось, но из всего, что стояло на столе, всех сразила модель старого дома Бауденов, сделанная из пряника, — все окна и двери как в натуре, а сверху — веточки живой сирени. Его, должно быть, пекли по кускам в одной из последних кирпичных печей и куски соединили между собой только в то утро. Когда праздник кончился и дом, рассыпавшись, развалился, у всех вырвался вздох — у многих даже грустный, как будто то был обет или залог верности. Я познакомилась с автором пряничного дома, которая живо напомнила мне персонаж одной детской сказки. У нее были глаза фанатика, горящие преданностью идее. «Я бы могла целиком сделать его из глазури, но оттенок получился бы неправильный. Дом, как вы могли заметить, никогда не красили, и я решила, что лучше сделать его из пряничного теста. Я ожидала, что получится лучше», — сказала она грустно, как и множество художников до нее, говоривших о своей работе.
Священники произносили речи, а среди Бауденов нашелся и историк, что рассказал несколько отличных анекдотов из семейной хроники. Потом возникла поэтесса, которую все та же миссис Тодд встретила с грустным сочувствием и снисхождением, и когда давно увядшая гирлянда стихов пришла к трогательному концу, она, повернувшись ко мне, расхвалила ее в таких словах:
— Звучит красиво, — признала она великодушно. — Да, по-моему, она молодец. Мы с ней вместе в школе учились, и Мэри-Энн было очень трудно: горе в том, что ее мать решила, что произвела на свет гения, и сама Мэри-Энн в это поверила. Хотя что бы мы без нее делали — не знаю, у нас отсюда до самого Рокленда больше никто стихи писать не умеет, а в таких случаях без них не обойтись. Когда она говорит о тех, кого уж нет, она это чувствует и все другие тоже, но слишком она повторяется. Я бы на ее месте половину отложила до следующего раза. Вон мама идет к ней поговорить, и сестра старого мистера Гелбрайта. Это ее сразу приободрит. Мама скажет все, что нужно.