Убить фюрера

— Да какие же акции, Яков Борисович, — Нижегородский отшвырнул прутик и откинулся в кресле, — какие акции, когда вы сами видите, что мы уже не владеем информацией. Все котировки летят к чертям, изменения курсов с данными архива совершенно не совпадают. На прошлой неделе в Ла-Манше русский «Царь» столкнулся с какой-то баржей, а ведь он вообще не должен был идти через Канал. Я вам больше скажу: я сверил данные скачек в берлинском Хопегартене за прошлое воскресенье, так нашел среди участников только два легитимных имени.

Компаньоны применяли термин «легитимный» к событиям, которые должны были произойти, не будь их вмешательства.

— Что же делать? — ныл Копытько. — Дайте хоть сводки по погоде и природным явлениям. Хотя бы лет на пятнадцать вперед.

— Э-э-э, нет! — вставил реплику Каратаев. — Начнете там разыгрывать из себя экстрасенса и обязательно проболтаетесь о своем происхождении. А там из вас и наши имена вытянут. А нам это надо?

— Ничего не дадите, я и так все расскажу, — буркнул Копытько.

— Так. — Каратаев сделал паузу. — Вам никто не поверит, да еще отправят на принудительное лечение.

На следующий день, уже за обедом в столовой, Копытько снова завел этот разговор:

— Так вы хотите, чтобы я уехал? Тогда помогите мне устроиться в этом проклятом прошлом. Сами-то небось уже наметили план действий на случай войны?

Компаньоны с удивлением посмотрели на «спасателя».

— Это, позвольте узнать, какой же план действий мы могли наметить? — спросил Нижегородский. — В драгуны нас не возьмут: у нас нет даже навыков верховой езды. А в пехоту мы сами не хотим.

— Шутите, Вадим Алексеевич? А овёсец-то небось уже скупаете потихоньку? Овёсец-то нынче дешев. Никто ведь не знает о надвигающемся. А через полгодика его с руками втридорога оторвут. Лошадок-то миллионами погонят на войну. Что, не так?

Нижегородский поперхнулся и, плеснув чаем на скатерть, едва успел поставить кружку, после чего зашелся громким хохотом. Копытько терпеливо дождался, когда тот успокоится, и продолжил:

— А может, вы пшеничку скупаете? А? Лошадки что, они и травку поедят в случае чего, а вот люди… Через пару лет здесь ой как голодно будет.

— Да вы, я смотрю, серьезно? — удивился Вадим.

— А то я не знаю, что вы русскую пшеницу в Норвегию возите, к нейтралам. Пароходами.

— Какую пшеницу? К каким еще нейтралам? — не сразу понял, о чем речь, Нижегородский. — Как вы узнали?

— Из биржевых ведомостей. Сами засадили меня выписками заниматься, вот я и наткнулся в одной из газет на заметку о компании «Густав» и ее низкосортном товаре. И после этого вы будете утверждать, что ваша пшеница предназначается не для будущих голодающих?

Нижегородскому стоило больших трудов доказать Копытько обратное.

— Послушайте, Яков… э-э-э, Борисович, на кой черт мне ваш овес с пшеницей? Уж если бы я решил делать деньги на военных поставках, то нашел бы что-нибудь поинтереснее.

— Что же, например?

— Что, что. Что-нибудь… Вот патроны, например. Или снаряды для… этого, как его… «Длинного Макса» или «Толстой Берты».

— Этого добра и без вас наделают. Для этого есть Круппы, Нобели и еще куча заводчиков.

— Тогда танки. — Нижегородскому вдруг самому понравилась эта идея. — А что! Когда они должны появиться? Году в шестнадцатом? А мы начнем сейчас. Да не с неуклюжих ящиков, напоминающих самоходный мусорный контейнер, а сразу с «Пантер» или «Тигров».

— А может, сразу с «Т-240»? — ехидно заметил Каратаев, впервые оторвавшись от какого-то журнала.

— Нет, Савва, электроника и всякие там спутниковые системы управления огнем нам не светят, а вот «Пантера»… — Нижегородским уже овладевал вирус очередного прожекта. — Ты ведь раскопаешь чертежи? Пусть не рабочие, не заводские, а хотя бы из познавательных журналов для юных моделистов. Этого достаточно. Все равно получится нечто концептуальное. Значит, так. С пушкой проблем никаких. Начнем с пятидесятки, потом, если надо будет, увеличим. Движок… движок «майбах», из тех, что граф Цеппелин подвешивает сейчас на свои дирижабли. Ста шестидесяти лошадей для начала более чем достаточно. Что там еще? Ах, да: сварку пока придется заменить клепкой, а броню уменьшим вдвое — у противника все равно нет противотанковой артиллерии.

— Все? — равнодушно поинтересовался Каратаев.

— А что, что-то упустил? Наймем с десяток толковых инженеров, запатентуем все от концепта до последнего узла с «ноу-хау», после чего разместим заказы, лучше всего на паровозостроительных заводах, и к следующему лету построим десяток машин. Покажем их генералам и…

— И подсчитаем убытки. — Савва встал и направился в гостиную. — Ха! Ты думаешь, генералы поймут? Это тебе не вермут рекламировать. И потом, ты что, хочешь, чтобы немцы уже в следующем году взяли Париж, а через месяц Москву?

— Вот тут ты прав, — минут через пять, дымя сигаретой в гостиной, согласился Нижегородский. — Это не годится. Так мы здесь все поставим с ног на голову. Надо поискать что-то такое, что не повлияет на ход войны.

— Да не нужно ничего искать. Оставь ты хоть войну в покое. Между прочим, вчера, когда тебя не было, фельдъегерь доставил депешу из Берлина.

— Да ну!

— В августе нас с тобой приглашают на «Кильскую неделю». Состоится традиционная регата, после которой запланированы образцово-показательные стрельбы Кайзермарине с последующим банкетом. Как всегда, ожидается много важных персон, иностранные дипломаты и всякие там атташе. Я уж не говорю об императоре. Но увы, — Каратаев вздохнул, — в августе уже будет не до банкетов. В общем, я от нашего имени письменно поблагодарил адмирала фон Ингеноля и заверил его в нашем непременнейшем присутствии.

Молчавший последние несколько минут Копытько недоуменно крутил головой, глядя то на одного соотечественника, то на другого. Наконец он не вытерпел:

— Ребята, вы что, водите здесь дружбу с адмиралами?

— А ты давно встречался с нашим Альфи? — спросил как-то Вадим компаньона.

— С Гитлером? В феврале. А что?

— А я видел его недавно. Совершенно случайно. Он шел по улице в обществе какой-то дамы. Довольно молодой и привлекательной дамы.

Каратаев отложил газету и озабоченно покачал головой:

— Это плохо.

— Что ж хорошего, — согласился Нижегородский.

— Это очень плохо!

— Так и я про то.

— Как он себя вел?

— Как обычно — болтал без умолку. Что-то об архитектуре: «Этот дом стоит не на месте, тот — вообще нужно сровнять с землей и построить новый».

— Он тебя заметил?

— Нет. Я сидел в машине в шоферских очках, а все его внимание было приковано к спутнице.

— Не хватало еще, чтобы Альфи увлекся тут бабой и не пошел на войну, — задумчиво произнес Каратаев.

— Вот именно, — поддакнул Нижегородский. — На кой нам тогда такая война.

— Нет, нет. Ты не прав. Война все равно нужна. Гитлер не создан для длительной привязанности, и его натура рано или поздно все равно проявится. Вот только без крестов и военного прошлого добиться своего ему будет намного сложнее. — Савва решительно посмотрел на Вадима. — Придется с ним повидаться.

— И что ты скажешь? «Бросьте, граф, заниматься глупостями, вас ждут великие дела»?

— Не знаю, но повидаться нужно. — Каратаев нажал кнопку звонка. — Ага! Пауль, — обратился он к пришедшему на вызов секретарю. — Ты-то как раз и нужен. Помнишь того типа… ну, того с усиками, который еще подарил нам эти картинки? — Он показал на три висящих на стене паспарту с тонущим «Титаником».

— Вы имеете в виду венского художника?

— Да. Его зовут Гитлер. Я дам тебе адрес, ты, пожалуйста, разыщи этого человека и пригласи к нам в удобное для него время. Скажи… Что же сказать? Ага! Скажи, что Август Флейтер хочет подарить ему пару книг.

Через день они собирали в дорогу Якова Борисовича. Пауль привез его с двумя огромными чемоданами, и Нижегородский недоумевал, зачем тащить через океан столько барахла.