Последний бой

— Да, сэр.

— Ну, тогда у меня нет возражений против вашего отпуска. Вы можете взять его, скажем, в конце месяца.

— Благодарю вас, сэр.

— Всегда рад встрече с вами, Эшли. Вы хороший человек.

Когда они пожали друг другу руки, Эшли улыбнулся — откуда Смиту знать, хороший ли он человек или отъявленный негодяй? Любопытный парень, этот Смит, он отчего-то боится солнечного света. Насколько Эшли было известно, такие непропускающие солнечный свет стекла, как в кабинете Смита, были только в штаб-квартире ЦРУ в Лэнгли и в штаб-квартире АНБ в Вашингтоне.

Уладив формальности со Смитом, Эшли запросил свое непосредственное руководство в Вашингтоне. Ответ был положительный.

Как того требовал порядок, перед отпуском Эшли был отстранен от секретной работы и занимался второстепенными делами. За день до отъезда он перевел все деньги со сберегательного на кредитный счет. Он с удовольствием отдал бы деньги Уинчу наличными, но если бы его шеф узнал — а ему могли сообщить — что Эшли, уезжая в отпуск за границу, снял со счета восемь тысяч долларов, то вокруг него собралось бы больше агентов, чем муравьев на куске сахара.

Он был уверен, что мистер Уинч возьмет и чек, куда он денется. Ведь у Эшли ничего больше не было.

— Вам придется подождать, пока ваш чек будет оплачен, дорогая «рюмка», — сказал ему мистер Уинч, когда Эшли провели в самую холодную из отапливаемых комнат под названием «хозяйские покои замка Килдонан». — Чек — это только обещание денег, но не сами деньги.

К тому времени, когда по чеку были получены деньги, Эшли уже жалел об этой затее — так сильно болели спина и руки от долгого ожидания в позе почтения на холодном деревянном полу. А ведь за двадцать тысяч долларов с ним могли бы заниматься индивидуально, а не в группе, где, кроме него, было еще трое.

Все они были моложе его, физически сильнее и лучше подготовлены. Мистер Уинч дал Эшли возможность понаблюдать за ними. Удары были ему знакомы, но техника исполнения значительно проще. Повороты выполнялись гораздо резче, чем когда-либо доводилось видеть Эшли.

— Дело в том, мистер Эшли, что вас учили выполнять вращение вокруг воображаемой точки, — объяснял ему Уинч. — Так мог учить тот, кто когда-то видел подобное вращение на практике, возможно, вокруг неподвижного противника. Иногда такой метод срабатывает, иногда — нет. А все потому, что эта система вторична. Все вторичное неполноценно, так как оно воспроизводит только внешнюю сторону, не затрагивая сути. Существуют и другие причины. Как известно, ни один из мастеров кунг-фу, пытавшихся сразиться с тайскими боксерами, не выстоял и одного раунда. Почему?

Чтобы хоть как-то размять затекшую спину. Эшли поднял руку. Мистер Уинч кивнул.

— Потому что их учили не сражаться, а только изображать бой, — сказал Эшли.

— Очень хорошо, — сказал мистер Уинч. — Но еще важнее, что боксеры — суровые люди, там нет мягкотелых. Своим искусством они зарабатывают себе на жизнь. Боксеры работали, а мастера кунг-фу играли. Встаньте в другую позицию, Эшли.

— В какую, мистер Уинч?

— В любую, «рюмка». Примите высокую стойку или низкую. Вы, вероятно, ощущали бы себя уверенней с ружьем в руках и на расстоянии двухсот ярдов отсюда. Но ружья я вам не дам.

— Чему мне предстоит научиться?

— Тому, что дураки быстро расстаются с жизнью.

Мистер Уинч хлопнул в ладоши, и крупный, с прической ежиком блондин с суровым лицом и холодными голубыми глазами выступил вперед и ринулся на Билла Эшли. Эшли не видел удара и почувствовал его только тогда, когда попробовал шевельнуть левой ногой. Она не двигалась.

Затем другой, огромный, мощный и обросший, как медведь, хихикнув, нанес удар в правую руку. Было ощущение, как будто в его плечо вонзились ножи, и Билл Эшли внезапно осознал, что руки, оказывается, нужны для поддержания равновесия. И когда третий нападавший нанес удар в левую ногу, Эшли оказался на полу, корчась и воя от боли.

А затем мистер Уинч искалечил его правую ногу.

Эшли стонал от боли, когда они снимали с него белое кимоно-ги. Наверное, сломаны кости, пронеслось в его голове. Это не по правилам. На тренировках костей не ломают. Это уже не тренировка. Он увидел, как под потолком развевается лист рисовой бумаги, и, ощутив спиной холод, понял, что кто-то открыл окно. Он не ошибся — стало холоднее. Он знал, что с него все сняли, но не мог оглядеть себя. Он не мог пошевелить головой, так как это вызывало невыносимую боль в суставах, будто кто-то разрывал его связки.

Он увидел, что свиток стал медленно опускаться вниз — обрезанная с боков перевернутая трапеция, перечеркнутая вертикальной линией. Незамысловатый символ, который он никогда не видел раньше.

— За что? За что? — тихо стонал Билл Эшли, так как от крика боль усиливалась.

— За то, что ты работаешь в Фолкрофте, дорогая «рюмка», — услышал он голос мистера Уинча. Повернуть голову в его сторону он не мог от боли.

— Значит, дело не в моих деньгах.

— Конечно, и в них.

— А Фолкрофт?

— И это тоже. Но деньги никогда не помешают, дорогая «рюмка». Тебя плохо учили. С момента рождения ты шел к этому дню своей жизни, потому что тебя плохо учили. Прощай, дорогая «рюмка», ты не был создан для боевых искусств.

То, что его оставили лежать голым на холоде на деревянном полу в замке Килдонан, было в каком-то смысле даже к лучшему, так как боль утихла и скоро должна была совсем пройти. Ночью температура еще понизилась, и Эшли потерял сознание, будто провалился в глубокую тьму. Его вывел из забытья слабый утренний свет, однако днем, при ярком солнце, он вновь провалился в глубокую тьму, и на этот раз уже навсегда.

Его нашел через шесть дней детектив из Скотланд-Ярда, которому кто-то позвонил и голосом, «видимо, принадлежавшим азиату», как его там охарактеризовали, сообщил, где находится тело.

В полицию также прислали по почте водительские права Эшли, жителя Нью-Йорка, США. Поскольку они были адресованы именно тому детективу, которому до этого звонили, он решил, что обнаруженный труп и есть Уильям Эшли, тридцати восьми лет, проживавший на Плезант-лейн, Рай, штат Нью-Йорк, рост пять футов с лишним, вес сто семьдесят фунтов, глаза карие, шатен, на левой руке родинка, очков не носит.

Дело не только тщательно расследовалось, оно получило известность как «Убийство в замке Килдонан». Детектив выступал по телевидению, рассказывая о страшных подробностях этой смерти и о том, что по подозрению в убийстве полиция разыскивает сумасшедшего.

Эшли умер от переохлаждения, а не от того, что его конечности были перебиты в суставах, заявил он. Улик пока никаких. Но впечатление сцена убийства производит ужасающее, просто жуткое. Пресса может использовать эти его слова. Ужасающее! Он никогда не видел ничего подобного.

После двух пресс-конференций кряду детективу задал ряд вопросов представитель британской разведки.

— Долго ли умирал этот бедолага Эшли?

— Да, сэр. Он умер от переохлаждения.

— При нем были какие-нибудь бумаги?

— Нет, сэр. Он был совершенно голый. Холод убивает быстрее, чем жажда или голод.

— Да, нам это известно. Есть ли какие-то свидетельства того, что его пытали для получения информации?

— Знаете, сэр, бросить человека с переломанными конечностями голым на холодном полу в продуваемом сквозняком замке в горах — это не слишком вежливое обращение, не так ли?

— То есть вы не знаете?

— Именно, сэр. А что, этот парень был важной персоной?

— Вы полагаете, что я буду отвечать на такой вопрос?

— Нет, сэр.

— Вы выяснили, кому принадлежит замок?

— Государству, сэр. Несколько лет назад он был национализирован из-за неуплаты налогов. Владелец не смог, так сказать, содержать его.

— Что это означает?

— Что в замке никто не жил.

— Понятно. Вы хотите сказать, что это дело рук привидений?

— Нет, сэр.

— Очень хорошо. Мы еще свяжемся с вами. И забудьте о нашем разговоре, пожалуйста.