Страница 26 из 29
— Кто там? — послышался после небольшой паузы молодой женский голос.
— Это я, Нуич. Из рода Мастера Синанджу. Я — новый Мастер. Выгони вон жалкого американца и дряхлого предателя, выдавшего секреты нашего Дома.
Наступила долгая пауза.
Потом вновь раздался голос девушки:
— Уходи! Дома никого нет.
Нуич вновь постучал.
— Тебе не удастся спрятаться, старик, как и твоему белому приспешнику, которого ты хотел поставить над жителями деревни. Выходи, пока я не вытащил тебя наружу за тощий загривок.
Опять пауза.
И снова раздался голос девушки:
— Никому не позволено входить в дом Мастера Синанджу без разрешения Мастера. Уходи прочь, бродяга.
Нуич постоял, обдумывая уловку Чиуна. По традиции, Чиун ничего не мог сделать Нуичу, так как Мастер Синанджу не имел права поднимать руку на односельчанина. Но запрет терял силу, если Нуич войдет в дом Чиуна без приглашения: тогда тот мог расправиться с ним, как с обыкновенным грабителем. Такая перспектива Нуича не устраивала. Как выманить старика и американца из дома?
Он быстро направился назад к Ким Ир Сену. Нуич придумал, что надо делать. Он поговорил с председателем, и Сен со свитой пошли следом за Нуичем к дому.
Нуич вновь постучал в дверь. И снова женский голос ответил:
— Уходи.
— Здесь председатель Сен, — сказал Нуич, возвысив голос, чтобы не только Чиун, но и жители деревни слышали его.
Опять пауза.
Вновь раздался женский голос:
— Скажи ему, что он не туда попал. Ближайший публичный дом находится в Пхеньяне.
Нуич заговорил резко и решительно:
— Скажи старику, что если он и белая империалистическая свинья не выйдут, то председатель прикажет взорвать дом, превращенный в шпионское логово, где укрылся враг народа.
Он повернулся и улыбнулся Сену.
Еще одна пауза, на этот раз длинная.
Наконец, женский голос сказал:
— Иди на площадь. Там Мастер встретится с тобой.
— Скажи ему, пусть поторопится, — приказал Нуич. — Нам некогда возиться со старичками.
Он повернулся и вместе с Ким Ир Сеном направился обратно к площади, где остановился в ожидании возле «кадиллака» председателя. Жители Синанджу, наблюдавшие за развитием событий из домов и лавок, высыпали на старый деревянный тротуар и приветствовали председателя и Нуича радостными возгласами.
Чиун слышал ультимативное требование Нуича, а теперь до его слуха долетели приветственные восклицания, и он понял их причину. Он посмотрел на залив. После долгих лет его беззаветного служения вот чем кончается вековая традиция: Мастер Синанджу в своей родной деревне унижен отпрыском своего же рода, а жители приветствуют незваного гостя.
Как славно было бы сделать то, что следовало: выйти на деревянную площадь и превратить Нуича в кучу мяса и переломанных костей. Но вековая традиция, взрастившая в Чиуне гордость, воспитала в нем и чувство ответственности. Сейчас он опозорен перец жителями деревни, но будет опозорен и в собственных глазах, если поднимет руку на Нуича.
Тот все понимал, и сознание неуязвимости развязало ему язык.
Чиун знал: это Римо должен был принять вызов и уничтожить Нуича навеки. Так было сказано в старинных книгах. Но Римо спал, его мышцы не действовали, он был беспомощен, как младенец.
И поскольку ни Римо, ни Чиун не могли сразиться с Нуичем, титул Мастера Синанджу впервые с незапамятных времен должен был перейти к тому, кто не был достоин носить его с честью и гордостью.
Чиун встал с циновки, вошел в большую комнату и зажег свечу. Затем вынул из сундука длинную белую одежду — одеяние невинности, а также черное боевое кимоно. Он любовно погладил его, а потом убрал обратно. Он будет в одежде белого цвета — цвета духовной и телесной чистоты.
Чиун быстро оделся и встал на колени перед свечой, дабы помолиться предкам, сконцентрировавшись на сути школы Синанджу: выжить.
И Чиун решился. Он отдаст титул Мастера, выкупив тем самым жизнь Римо. А когда-нибудь потом, когда Римо поправится, ему представится шанс отобрать титул.
Это не принесет славы Чиуну. К тому времени о нем останется память как об отступнике, первом Мастере, добровольно отдавшем свою корону. Но по крайней мере, сохранится возможность отобрать у Нуича титул. Хоть малое, но все же утешение.
Он протянул руку с длинными ногтями и потушил пламя свечи, сжав фитиль между большим и указательным пальцами. Плавно поднялся, так что его одеяние не колыхнулось.
— Мастер? — сказала девушка, появившись рядом с ним.
— Да?
— Вы идете?
— Я Мастер. Я не могу спасаться бегством.
— Но им нужны не вы! Они требуют американца. Отдайте его!
— Дитя мое, — сказал Чиун, — он мой сын.
Девушка покачала головой.
— Он белый. Мастер.
— Он мне роднее, чем любой желтолицый человек. Меня роднит с ним не кровь, а сердце, ум и душа. Я не могу предать его.
Чиун погладил девушку по щеке и вышел из дома.
Тем временем на площади жители деревни собрались вокруг машины, у которой стояли Нуич и председатель Ким Ир Сен. Солдаты-мотоциклисты не позволяли подойти близко, но народ ясно выражал свое настроение криками.
— Мастер слишком стар!
— Он предал нас, выдав секреты белому человеку!
— Нуич возродит былую славу Синанджу!
Некоторые все же считали, что нужно сказать и о том, что трудами Чиуна жила деревня, что простым людям не всегда дано понять Мастера, что бедные не голодали, и стариков не выгоняли из дома, и не топили детей в море — все благодаря Чиуну. Но они молчали, так как, судя по всему, никто не хотел их слушать. Каждый, похоже, старался погромче восславить Нуича, который хмелел от лести, стоя рядом с председателем.
— Где же он? — спросил Ким Ир Сен.
Ответа не последовало. Толпа смолкла, говор оборвался на полуслове. Все повернулись к дому Чиуна.
По улице медленно, направляясь к машинам, толпе и своему ниспровергателю, шел Чиун. Лицо его было бесстрастно, ступал он медленно, но легко, руки засунуты в широкие рукава традиционного белого одеяния.
— Где американец? — крикнул кто-то.
— Мастер-изменник все еще защищает пришельца с Запада! — раздался другой голос.
— Предатель! — завопил кто-то.
А затем площадь принялась скандировать:
— Предатель! Предатель! Предатель!
В глубине дома Чиуна девушка-служанка слышала свист и крики. Ее глаза наполнились слезами. Как они могли?! Как смели они так обращаться с Мастером? И в конце концов она поняла. Они ненавидели не Мастера, а белого американца! Все, что Мастер делает, — он делает для белого американца. Это несправедливо — губить жизнь Мастера из-за него.
Американцу от судьбы не уйти! Она прошла в большую комнату и вынула из отделанных жемчугом ножей блестящий кинжал с длинным красивым лезвием.
Держа его за спиной, она вошла в комнату, где спал Римо. Глаза его все еще были закрыты. Она встала на колени рядом со спящим, подняла глаза к небу и вознесла молитву предкам, дабы они одобрили ее намерение.
Она с ненавистью посмотрела на белого человека.
«Подними нож и вонзи ему в сердце», — подсказывал ей внутренний голос.
Белый человек открыл глаза и улыбнулся.
— Привет, детка. Где Чиун? — спросил он.
Она взметнула нож над головой, чтобы вонзить его в сердце Римо... но выронила его из рук и с плачем упала на грудь Римо.
Глава шестнадцатая
— Где эта американская свинья? — презрительно спросил Нуич, глядя на стоявшего в двух шагах Чиуна.
Чиун пренебрег ответом и обратился к председателю:
— Я вижу, ты сделал свой выбор.
Председатель пожал плечами.
— Очень типично для пхеньянца, — сказал Чиун. — Связаться с продажной свиньей!
Один из мотоциклистов шагнул вперед и поднял пистолет над головой, чтобы ударить Чиуна. Чиун не пошевелился. Ким Ир Сен рявкнул:
— Отставить!
Солдат медленно опустил руку и, с ненавистью глядя на Чиуна, отошел.