Последний бой

Услышав это, Сен сел. Но он не поклонился, не снял ботинки, как того требовал обычай. И Ми Чонг слушал с большим вниманием. Когда заговорил Чиун, он понял, что все уладится, ибо Мастер был мудр.

— Ты пришел сюда искать мудрости у Синанджу, иначе зачем же председателю приезжать в эту бедную деревню? — спросил Чиун.

И Сен согласился.

— Ты назвал меня лакеем, — сказал Чиун.

И Сен согласился.

— Но кто лакей? Разве это я отдал Корею русским? Разве это я вступил в союз с китайцами? Разве это я поддерживаю арабов, негров или даже белых, лишь потому, что они признают одну и ту же форму правления?

— Это наши союзники, — сказал Сен. — Русские дают нам оружие. Китайцы дрались за нас с американцами.

Чиун улыбнулся.

— Русские дали оружие, потому что они ненавидят американцев. Китайцы дрались, потому что они ненавидят американцев. Нам повезло, что те и другие ненавидят друг друга, в противном случае они бы сидели в Пхеньяне, а не ты. Что же до арабов, негров и белых, то они очень далеко и не принадлежат к желтой расе. Японцы алчны, китайцы вороваты, русские — просто свиньи, а что касается корейцев, живущих на Юге, то они готовы совокупляться с утками, будь у тех отверстия пошире.

При этих словах Сен захохотал.

— У этого человека трезвый взгляд на вещи, — сказал он Ми Чонгу. — Кто виноват в том, что я назвал его лакеем? Кто меня дезинформировал?

А Чиун опять заговорил:

— Но мы должны с сочувствием относиться к нашим братьям на Юге, так как они не виноваты. Такова их натура.

Ми Чонг ахнул, ибо никто никогда не осмеливался говорить что-либо хорошее о тех, кто жил за тридцать восьмой параллелью.

— Я тоже так думаю. Они не могут не быть тем, что они есть, — сказал Сен.

— И Пхеньян не самое лучшее из мест. Там портятся хорошие люди, — сказал Чиун.

— Я родился не там, а в Мангендэ, — сказал Сен.

— Красивая деревня, — сказал Чиун.

— Синанджу тоже красивая деревня, — сказал Сен.

— А я из Пекома, — сказал Ми Чонг.

— Но он поднялся над своим происхождением, — сказал Сен.

— Некоторые из наших лучших друзей родились в Пекоме. Они далеко пошли, — сказал Чиун.

Теперь Ким Ир Сен был доволен, что нашел здесь человека с добрым сердцем и здравым умом. Но он был обеспокоен.

— Я слышал, ты учишь искусству Синанджу белого. Американца.

Чиун знал, что это больная тема, так что он тщательно подбирал слова и говорил медленно и осторожно:

— В моей деревне, в моей семье я не нашел достойных. Только праздность, лень и ложь. Мы должны это признать.

Сен кивнул, ибо ему тоже были знакомы проблемы власти.

— За свои труды я не получил никакой благодарности.

Как знакомо было Сену и это!

— Я столкнулся с вероотступничеством и отсутствием дисциплины.

И Сен признал, что Мастер Синанджу это верно подметил.

— Сын моего брата использовал данное ему бесценное искусство в корыстных целях.

Как знакомо Сену такое предательство! Он мрачно посмотрел на Ми Чонга.

— Он поступил, как житель Юга, — сказал Чиун.

Сен плюнул, и на этот раз Чиун кивнул с одобрением. Момент соответствовал.

— И я искал другого ученика, чтобы искусство нашего рода не умерло.

— Это мудро, — сказал Сен.

— Я бы выбрал кого-нибудь из нас. Но во всей деревне, на всем Севере я не нашел никого с сердцем корейца. Тебя я тогда еще не знал.

— Мне не повезло, — сказал Сен.

— Я искал такое сердце, как у тебя. Или у меня.

— Рад за тебя, — сказал Сен, кладя сильную руку на плечо Мастера Синанджу, поздравляя его.

— У одного человека с именно таким сердцем случилось несчастье. При рождении. Произошла катастрофа.

Лицо Сена опечалилось.

— Какое несчастье?

— Он родился белым и американцем.

Сен ужаснулся.

— Каждое утро ему приходилось видеть в зеркале свои круглые глаза. Есть только гамбургеры. Каждый день искать утешение в компании таких же.

— И ты?..

— Я нашел его и спас от американцев, от их образа мыслей, дурных манер и пагубных привычек.

— Ты хорошо сделал, — сказал Сен.

Но подозрительный Ми Чонг спросил, как Чиун узнал, что в этом американском теле было корейское, а не американское сердце?

— Потому что он хорошо усвоил мои уроки и докажет это, продемонстрировав свое искусство, когда приедет в Синанджу поклониться своим истокам.

— Как мы узнаем, что он не просто американец, которого ты научил секретам Синанджу?

— Американец? — засмеялся Чиун. — Ты же видел американцев во время великой войны с Югом, ты видел их, когда они были тут со своим кораблем? Американец!

— Некоторые американцы далеко не трусы, — сказал Ми Чонг.

Но Ким Ир Сену так понравились слова Мастера, что он недовольно посмотрел на Ми Чонга.

— Конечно, у этого белого было сердце корейца, — сказал он.

— Его зовут Римо, — сказал Чиун.

Так случилось, что в тот же вечер это имя было вновь упомянуто в большом Доме Народа в Пхеньяне, и председатель вспомнил его. Ему доложили: получено послание, что американец по имени Римо будет предан позорной смерти в деревне Синанджу и что сделает это человек по имени Нуич.

Послание и было от Нуича. Он выражал преданность Ким Ир Сену и народу Корейской Народно-Демократической Республики.

Письмо было подписано так: «Нуич, Мастер Синанджу».

Глава девятая

— Леди, я хочу снять со счета миллион долларов. Не пересчитывайте, давайте просто на вес.

Линетт Бардвел подняла голову и улыбнулась Римо.

— Привет, — сказала она. — Вспоминала о вас прошлой ночью.

— Вас-то как раз мне и не хватало прошлой ночью, — сказал Римо. — Но ведь всегда есть следующая ночь... Ваш рабочий день уже кончился?

Линетт взглянула на часы, висевшие прямо над головой Римо.

— Осталось десять минут.

— Пообедаем? Ваш муж не будет против?

— Думаю, что нет, — ответила Линетт. — От него нет ни ответа, ни привета. Наверное, уехал куда-то.

Римо ждал у входа в банк. Линетт вышла из здания ровно через десять минут.

— Поедем на моей машине? — спросила она.

Римо не возражал. В машине на автостоянке она коснулась губами его щеки, случайно облокотившись на больное правое плечо. Лицо Римо исказила гримаса боли.

— Что случилось? Вы ушибли плечо?

Римо кивнул.

— Хотите — верьте, хотите — нет, я споткнулся об ящик с баскетбольными мячами.

— Не верю.

— Ну и ладно.

Линетт вела машину, и на этот раз Римо сам выбрал ресторан — еще более невзрачный, чем накануне вечером, но в нем, судя по внешнему виду, вроде бы подавали настоящий рис. Ожидания оправдались, и Римо вместе с Линетт принялся за еду.

— Вы видели Уэтерби? — спросила она.

— Да. Но он ничем не смог помочь.

— Помочь в чем? Мне ведь, между прочим, так и неизвестно, что вас интересует.

— Я пишу книгу о восточных единоборствах. Ваш муж, Уэтерби — все они прошли специальный курс обучения, нечто особенное. Я достаточно знаю о боевых единоборствах, чтобы в этом разобраться. Но все помалкивают. Кажется, я натолкнулся на какой-то секрет, новшество в системе подготовки, и я добьюсь своего.

— Хотела бы помочь вам, — сказала она, поддевая на вилку кусочек мяса лангуста, — но это не мое дело.

— А ваше какое?

Лангуст бесследно исчез у нее во рту.

— Мое дело любовь, а не борьба.

За бренди Линетт призналась, что ее муж никогда раньше не проводил ночей вне дома.

— Не вы ли его так напугали, а?

— Разве я такой страшный?

Римо медленно ел рис, сначала правой рукой, а потом и левой. Боль в плечах все росла, и каждый раз, поднося вилку с рисом ко рту, он чувствовал такое жжение, что почти терял сознание. Если бы только Чиун был в Штатах, а не в Синанджу, то сумел бы ему помочь. Он бы обязательно придумал, как заставить руки Римо снова действовать, снял бы боль и помог справиться со слабостью.

А ведь это лишь два первых удара. Теперь Римо был уверен, что его преследует Нуич, племянник Чиуна, домогающийся титула Мастера Синанджу, который поклялся убить Римо. Руки Римо уже были бесполезны. Что же дальше?