Последний бой

Когда ему об этом сказали, он чуть не лопнул от возмущения.

— Черт побери, существуют более надежные и безопасные способы передачи информации, чем телевидение!

— Это в сущности не информация, — ответил адмирал, координировавший связи между ЦРУ и ВМФ.

— А что же?

— Телепередачи.

— Последние известия?!

— Не совсем. Телевизионные сериалы без рекламных объявлений: «Пока Земля вертится» — двадцать одна минута и пятнадцать секунд, «Молодой и дерзновенный» — тридцать минут и десять секунд, «На пороге жизни» — двадцать четыре минуты и сорок пять секунд. Общее время трансляции составит около часа.

— Значит, всплыв между Китаем и Северной Кореей под носом у русских я буду принимать «мыльные оперы»? Вы что, все заболели?

— Мы исключили рекламные ролики, — сказал адмирал. — Иначе потребовалось бы час пятнадцать минут.

— Но к чему все это?

— Как правило, мы не посвящаем всех в детали.

— А кто-нибудь в них посвящен?

— Откровенно говоря, капитан, я этого не знаю. Все настолько засекречено, что я даже не уверен, ЦРУ ли руководит операцией. Вы хотите, чтобы я категорически отказался от затеи принимать телепередачи?

— Категорически настаиваю, — ответил капитан Лихи.

— То есть вы откажетесь выполнять задание, если вам придется периодически всплывать на поверхность для приема телепередач?

— Откажусь.

— Я вас понимаю. Попробуем отказаться от телепередач.

К моменту отплытия адмирал с торжествующим видом сообщил:

— Мы победили. — Одетый в штатское, он стоял у боевой рубки «Дартера». — Примете на борт только три сундука.

— А вы никогда не пробовали возить здоровенные сундуки на резиновой лодочке в Западно-Корейском заливе, да еще во время осенних штормов?

— Ваше дело попытаться. Не выйдет — не беда, — сказал адмирал, широко улыбаясь. — Удачи, Ли.

— Благодарю вас, сэр, — ответил капитан Лихи. Он вспомнил, как адмирал подмигнул ему, когда проходил мимо этих сундуков, принайтованных у шпангоута, и постучал в дверь каюты своего пассажира.

— Это капитан Лихи.

— Да, — послышался скрипучий голос.

— Хочу сообщить вам, что мы входим в Желтое море, — сказал капитан Лихи.

— Значит, мы не заблудились — это вы хотели мне сообщить?

— Не совсем. Я хотел бы поговорить с вами насчет высадки.

— Мы уже в Синанджу?

— Нет. В Желтом море, я же сказал.

— Тогда и говорить не о чем.

— Но ваши сундуки слишком тяжелы, и я не уверен, что мои ребята смогут переправить их на берег.

— О, как это похоже на белых людей, — послышался голос из каюты. — Они дали мне единственное судно, которое не в состоянии перевезти имущество.

— Если надо, мы можем перевезти и целый город, но не в кимирсеновскую Северную Корею. Он не принадлежит к числу наших горячих поклонников.

— А почему он им должен быть, если вы не цените подлинное искусство? Не отпирайтесь. Это вы лишили старого человека его последнего удовольствия, помешав ему смотреть дневные телесериалы.

— Сэр, нас бы разбомбили к чертовой матери, если бы мы всплывали для приема передач. Я отказался от них ради вашего же блага. Вы ведь не хотите попасть в плен к китайцам?

— В плен?

— Да, под арест и в тюрьму.

— Еще не рождены те, кто способен пленить Мастера Синанджу. Уходите, вы, жалкое подобие моряка.

— Сэр, сэр...

Но ответа не последовало, пассажир не поднимался на палубу и не откликался на стук в дверь, пока американская подлодка «Дартер» не всплыла, наконец, вблизи Синанджу. Команда была экипирована по погоде, лица матросов скрывали маски с прорезями для глаз. Палуба обледенела, в спину дул колючий холодный ветер.

— А вот и он, — сказал один из матросов, и все с любопытством уставилась на тщедушного старика-азиата, взбиравшегося на палубу. Ветер с китайского побережья раздувал серое кимоно, жидкие пряди бороды развевались.

— Сэр, сэр, мои люди не смогут погрузить ваши сундуки на резиновую лодку. Если даже это и получится, то в море лодка обязательно опрокинется.

— Вы думаете, Мастер Синанджу доверит свои сокровища жалкому подобию моряка из беспомощного морского флота? Поднимите сундуки на палубу и привяжите один к другому, как вагоны поезда. Вы когда-нибудь видели поезд?

И белые люди с круглыми глазами исполнили приказ, и три сундука Мастера Синанджу были связаны вместе и могли плыть по воде. Прозорливый Мастер мудро обзавелся такими сундуками, которые могут держаться на поверхности воды, ибо моряку, который не может доставить по морю груз и не понимает, где заключена правда и красота искусства, нельзя доверять благосостояние деревни.

И одетые в одежду из меха и нейлона, с нежными лицами, защищенными от местных ветров, к которым они не привыкли, белые моряки спустили на воду сделанные из дерева плотником Парк Йи сундуки, которые продолжали служить хозяину и в новых землях, открытых дедом Чиуна в год Собаки. Как раз перед тем, как добрый русский царь продал перешеек северного полуострова под названием Аляска тем же американцам, с которыми потом встретился дед Чиуна.

И сундуки, попав в родные воды, поплыли за легкими желтыми лодками белых людей. Но теперь уже было известно, что не все белые люди имеют белую кожу. Некоторые были черными, некоторые коричневыми и даже желтыми. Но их умы были поражены белизной, так что души их все равно были белыми.

Чиун, Мастер Синанджу, находился в последней лодке рядом со своими сундуками, которые были данью его народу. И вот на темнеющем берегу он увидел прекрасную молодую девушку. Она стояла на скале, возвышавшейся над небольшой бухтой. Но, увы, она была одна.

— Видали когда-нибудь такую уродину? — спросил помощник боцмана, кивком головы указывая на толстолицую кореянку, сидевшую на корточках на мрачных голых камнях.

— Да-а. В зоопарке, — ответил один из гребцов.

— Она, по крайней мере, тепло одета. А у старикашки, должно быть, антифриз вместо крови. Такой ветер и быка превратит в сосульку.

С подлодки, всплывшей в шестистах ярдах от берега, сообщили по рации, что со стороны Синанджу двигается колонна тяжелой техники с зажженными фарами. Возможно, танки.

Командир взвода известил пассажира о приближающейся опасности.

— Вы можете вернуться с нами назад. Мы должны уходить. Немедленно.

— Я дома, — сказал Чиун.

— Значит, вы остаетесь?

— Мне нечего бояться.

— О'кей, приятель. Это ваше дело.

Чиун с улыбкой смотрел, как перепуганные матросы быстро погрузились в лодки и поплыли к своему кораблю, качавшемуся на волнах. Девушка спустилась со скалы, подошла ближе и низко поклонилась. Ее слова показались Чиуну музыкой. Это были слова его детства и тех игр, в которых он постиг тайны ума и тела, а также сил вселенной. Язык родины был сладостен.

— Приветствую тебя, Мастер Синанджу, который спасает от голода деревню и хранит верность законам, глава Дома Синанджу! Наши сердца переполнены любовью и восхищением. Мы радуемся возвращению того, кто покоряет вселенную.

— Милосердно покоряет вселенную, — поправил ее Чиун.

— Милосердно покоряет вселенную, — повторила девушка, которая готовилась целую неделю и беспокоилась лишь из-за слова «восхищение», потому что забывала его чаще остальных. — Милосердно покоряет вселенную.

— Почему ты одна, дитя мое?

— Теперь запрещено соблюдать старые обычаи.

— Кто же это запретил?

— Народно-демократическая республика.

— Эти продажные твари в Пхеньяне?

— Нам запрещено так называть правительство.

— Как же ты отважилась прийти сюда, дитя мое?

— Я внучка плотника, который живет у залива. Наша семья последняя, которая верна старым обычаям.

— Как живут мои братья и братья моей жены? Что с ними?

— Они теперь живут по-новому. А ваша жена давно умерла.

Она, очевидно, хотела скрыть что-то тягостное. И Чиун понял.

— Я знал, что моя жена умерла, — сказал он. — Но ты скрываешь еще что-то. Что же?