Страница 9 из 13
Вскоре на Русь пришло известие, что хан Амурат убит неким Азиз-шейхом, который утвердился на троне в Сарае. Азиз-шейх и одарил Бориса Константиновича правом на нижегородский стол. Более того, Азиз-шейх не забыл и про Дмитрия Константиновича, прислав ему ярлык на великое владимирское княжение.
На сей раз Дмитрий Константинович сему ордынскому дару не обрадовался. Дважды лишившись великого стола, он не собирался снова затевать распрю с Москвой, понимая, что никто из князей его не поддержит, а воля очередного хана-выскочки никакой силы не имеет. Поразмыслив, Дмитрий Константинович обратился за помощью к Москве. Через своего гонца он передал, что отказывается от ханского ярлыка в пользу московского князя, но просит рассудить его с младшим братом, не по обычаю захватившим Нижний Новгород.
Юный московский князь и его боярский совет решили уважить просьбу Дмитрия Константиновича. Митрополит Алексей снарядил в Нижний Новгород посольство из священников во главе с суздальским епископом. Посольству было велено воздействовать на Бориса Константиновича пастырским словом и отвратить его от разжигания братоубийственной войны. Однако князь Борис выслушал святых отцов и отправил их восвояси, не пожелав уступить нижегородский стол старшему брату.
Тогда митрополит отправляет в Нижний Новгород послом Сергия Радонежского, игумена затерянной в лесах Троицкой обители. Отшельническая жизнь и подвижническое служение Господу наделили Сергия неким ореолом святости. Молва о нем разошлась по всей Русской земле.
Самонадеянный Борис Константинович даже не пожелал разговаривать со старцем-игуменом в темной пропыленной рясе, подпоясанной лыковой веревкой. Мол, не к лицу ему, светлому князю, с бродячим монахом беседовать и нравоучения из его уст выслушивать. Пусть проваливает Сергий туда, откуда пришел!
И тут случилось такое, чего Борис Константинович, объятый гордыней, никак не мог предвидеть. Игумен Сергий затворил все церкви в Нижнем Новгороде, запретив церковные службы до особого распоряжения митрополита Алексея и московского князя Дмитрия Ивановича. В городе поднялся ропот, ибо стало невозможно ни младенца окрестить, ни молодых обвенчать, ни покойника отпеть… Люд нижегородский огромной толпой подвалил ко княжеским хоромам, пожелав переведаться с Борисом Константиновичем. Горожане потребовали от князя Бориса, чтобы он встретился со своим старшим братом для полюбовного разрешения возникшей меж ними ссоры. Иначе нижегородцы сами откроют ворота полкам Дмитрия Константиновича и московского князя, которые, по слухам, уже недалече.
Борису Константиновичу волей-неволей пришлось покориться народному вечу. Выехав со своими ближними боярами из Нижнего Новгорода, князь Борис двинулся на запад по левобережью Оки. Добравшись до села Бережца, лежавшего немного выше устья Клязьмы-реки, Борис и его свита стали здесь ждать приближения московско-суздальской рати. Борис никак не мог взять в толк, как получилось, что два вчерашних недруга, два Дмитрия, объединились против него! Он-то рассчитывал совладать со старшим братом без вмешательства Москвы.
* * *
В свои пятнадцать лет князь Дмитрий впервые оказался в роли третейского судьи, примиряя друг с другом двух братьев Константиновичей, старшему из которых уже перевалило за сорок, а младшему недавно исполнилось двадцать пять. Являясь великим владимирским князем, юный Дмитрий обладал правом разрешать любые межкняжеские тяжбы.
Борис Константинович отказался от посягательств на Нижний Новгород, согласившись удалиться в Городец и признав над собой старшинство Дмитрия Константиновича. Также братья Константиновичи присягнули на верность московскому князю, выразив готовность ходить в полной его воле.
Пришлось князю Дмитрию сотворить суд и над князьями, подстрекавшими Бориса Константиновича к неповиновению Москве и старшему брату. Этих подстрекателей было двое: стародубский князь Иван Федорович и князь галицкий Дмитрий Иванович. Обоих лишили княжеских столов и сослали в Великий Устюг, лежащий на реке Сухоне, в далеком лесистом краю.
Был год 1365-й.
Глава седьмая. Тверская княжна
В этом же году умер от морового поветрия Владимир Александрович, племянник тверского князя Василия Михайловича. До самой своей кончины Владимир Александрович держал свой стол в удельном граде Зубцове, расположенном верстах в шестидесяти от Твери выше по течению Волги. Поскольку у Владимира Александровича не было сыновей, а была только дочь, его удел перешел во владение к родному брату Андрею Александровичу.
Княгиня Анастасия Федоровна, вдова покойного, вместе с дочерью приехали в село Марьино, что под Москвой, где почти безвыездно проживала Мария Александровна, вдова Симеона Гордого. Прошлогодняя поездка Марии Александровны в Тверь, когда она пыталась негласно сосватать дочь Владимира Александровича за юного московского князя, все-таки сыграла свою роль. Анастасия Федоровна привезла свою двенадцатилетнюю дочь в Марьино с намерением осуществить ее помолвку с пятнадцатилетним московским князем.
Анастасия Федоровна совершила эту поездку втайне от родных братьев своего покойного мужа, зная их враждебное отношение к московскому княжескому дому.
Мария Александровна со всеми предосторожностями, дабы не привлечь внимание братьев Вельяминовых, поставила князя Дмитрия в известность о том, что тверская княжна пребывает у нее в Марьино.
Вокруг Марьино стояли дремучие леса, полные всякой дичи.
Князь Дмитрий под видом того, что он отправился на охоту, однажды наведался в гости к своей тетке. В малочисленную свиту Дмитрия входили его друзья и слуги, умеющие держать язык за зубами.
Встреча Дмитрия с тверской княжной Марией произошла на теремной террасе, вознесенной на столбах на уровень второго яруса и укрытой тесовой кровлей. Лето ныне выдалось нестерпимо знойное, поэтому Мария Александровна велела челядинцам накрыть на стол не в душной трапезной, а на свежем воздухе, в тени от крон высоких вишневых деревьев.
Таким образом, смотрины происходили под видом завтрака. Кроме тверской княжны и Дмитрия за столом также находились Мария Александровна, Анастасия Федоровна и трое друзей юного московского князя. Это были княжич Остей да бояричи Федька Свибл и Федька Беклемиш.
Двенадцатилетняя тверская княжна прекрасно сознавала, что все это застолье затеяно неспроста и эти знатные отроки в богатых одеждах приехали сюда не просто так. Не зная, как подавить свое смущение, княжна Мария сидела, потупив очи и почти не притрагиваясь к яствам. Несмотря на жару, мать нарядила ее в длинное златотканое платье византийского покроя. В этом роскошном, несколько тяжеловатом наряде юная княжна смотрелась значительно старше своих лет. Темно-русые волосы княжны были заплетены в длинную косу, чело ее было украшено диадемой с подвесками из серебра и жемчуга.
С нарумяненными щеками и с подведенными сурьмой глазами княжна выглядела как кукла. Черты ее лица не блистали красотой и мягкой женственностью линий. У княжны были тяжелые, чуть выступающие скулы, крупный нос, большой рот, низкие густые брови и невысокий, заметно скошенный лоб. Лицо ее было схоже с дождевой каплей, зацепившейся за лист дерева и готовой вот-вот сорваться вниз: оно имело форму сильно вытянутого овала, зауженного вверху и расширяющегося книзу. Толстые губы княжны, даже растянутые в улыбке, не придавали привлекательности ее лицу, поскольку между ними при этом становились видны ее кривые неровные зубы. Голос у княжны был неуверенный и сиплый, ей приходилось то и дело прокашливаться, чтобы в ее невнятном бормотании князь Дмитрий мог расслышать хоть какой-то смысл. Вопросы княжне задавали ее мать и Мария Александровна, всячески старавшиеся разговорить эту изнывающую под румянами девочку. Княжна сознавала, что она некрасива, и от этого делалась еще более замкнутой.
Дмитрий тоже говорил мало и почти не улыбался. Лишь для приличия отведав квасу и черничного пирога, он стал собираться в путь.