Страница 49 из 51
Ярослав, приняв горделивую осанку, на языке монголов ответил:
— Я князь Яр — ордынский князь, владетель ошельских земель, иду в Сарай-Берке к великому хану Тохтамышу, чтобы стать под его руку. Вот грамота, подтверждающая мой княжеский род.
Прочитав свиток, татарский воин небрежно протянул его князю.
— Грамота выдана ханом Мюридом. Тело хана давно уже истлело, и все его грамоты — прах. Ты и твои воины мои пленники. Прикажи пристать к берегу. Тебя не лишат оружия, но твои воины должны сойти с пабусов без мечей и луков.
Ярослав был удивлен и несказанно обрадован, когда позади татарских лучников, стоявших на берегу, выросла тысяча ошельских ордынцев. Несколько мгновений… и те две сотни татарских стрелков исчезли. Ярослав-то видел эти превращения, но татарский военачальник стоял спиной к берегу.
— А что будет, если я не подчинюсь? Это унизительно для князя… — улыбнувшись, спросил Ярослав.
— Я прикажу, и твои воины лягут под стрелами!
— Прикажи. Мне кажется, что твои стрелки не очень-то тебя послушают, — все так же улыбаясь, произнес Ярослав. — Кроме того, я их что-то не вижу на берегу.
Татарский военачальник резко повернулся лицом к берегу и обомлел: тысячная серая масса воинов угрюмо взирала на ордынцев.
— Успокойся. Ни тебя, ни твоих воинов я не трону. Мне нужен не ты, а твой повелитель. Одно хочу спросить: много ли на Волге еще подобных заслонов и что нужно сделать, чтобы они не отнимали у меня время?
Несколько поразмыслив, татарин нехотя ответил:
— Еще два. Чтобы не останавливали, надо на мачты по пять лисьих хвостов повесить. Но в Укеке все равно остановят.
— Ты сохранил мне время, и я не трону твоих стрелков. Асан, — позвал Ярослав тысячника. — Верни ордынских лучников.
Через некоторое время на волжском берегу опять стояли татарские лучники, но несколько помятые и без луков. Луки и колчаны со стрелами были свалены в кучу тут же, у воды.
Приняв на борт тысячника Асана, Ярослав подверг его спросу. Тысячник повинился, ссылаясь во всем на Первуна. В конце разговора князь Яр приказал:
— Пойдешь також втае. Иди к Укеку. Там меня жди. И еще вот что: пошли добрых охотников, мне надобны десять лисьих хвостов. Как добудут, пусть выйдут к берегу. Я приму.
Как и заверил начальник ордынской заставы, лодии Ярослава до самого Укека не останавливали, так как на мачтах красовались под ветром лисьи хвосты — своеобразный пропуск. В Укеке и правда пабусы были остановлены и препровождены к пристани. Ярослав не противился. Его целью и было попасть в город. Укекский управитель Аль-Марус, просмотрев поданную Ярославом княжескую грамоту, определил его гостем и пригласил на трапезу в свой дворец. Во время обильного и щедрого застолья Аль-Марус рассказал, что по воле хана Тохтамыша ни один русский вверх по Волге пройти не должен, а кто идет водой или посуху, оказывается в земляной тюрьме.
— А как же купцы? Их во все времена не трогали, ни один хан…
— Да, но хан Тохтамыш решил так. Его воля для меня закон!
— Почто же хан так суров с торговыми людьми? Купцы что булгарские, что арабы, что русские… они не имеют родства. Для них главное купить подешевле, продать подороже.
— Это так, — согласился Аль-Марус. — Но многие купцы — ведчики княжеские. Потому хан и приказал держать их в порубе.
— Не иначе хан в поход на Русь собирается, — предположил Роман.
Укекский управитель ничего не ответил, но и так было ясно: Русь ожидают тяжелые времена. Прощаясь, Аль-Марус как бы между прочим заметил:
— Воинов с тобой маловато. Сторожко держись. Ноне на Волге неспокойно. Остатки Мамаевой орды промышляют, как бы не случилось беды.
— Спасибо тебе, — на русский манер поясно поклонился Ярослав. — В знак благодарности прими подарки.
По знаку Ярослава в трапезную гриди внесли три золоченых подноса, на одном из которых стояли два больших золотых кубка, на другом — меч в отделанных каменьями ножнах, на третьем — шелом тонкой арабской выделки.
— До Сарай-Берке я не пойду, — продолжил Ярослав. — Негоже оставлять землю без присмотра в столь тревожные времена. Потому вернусь в Ошел.
— Если даже я в знак особого к тебе расположения разрешу пойти Волгой вверх, то заставы на воде не пропустят.
— И что же делать? — разочарованно протянул Ярослав. — Не ждать же мне, пока хан Тохтамыш решит пойти на Русь.
— Есть более скорый путь: в Укеке отдыхает ханский посол Акхозя. С ним семь сотен нукеров. Хан Тохтамыш отправил Акхозю на Русь за выходом. Завтра посол уходит из Укека. Он — князь, ты — князь, договоритесь. Людей у тебя немного, лошадей и здесь купить можно. Подумай.
Ярослав еще раз поблагодарил укекского управителя и отбыл на пристань к своим гридям. Еще до вечера Ярослав продал пабусы, купил сотню лошадей. Стоило ему только выехать за пределы города, как тут же был остановлен разъездом ошельской тысячи.
— Возвращаемся! Пойдем ночью.
— Что делать с разъездами хана Тохтамыша? Сюда шли, обходя их, чтобы себя не выказать…
— Если встанут на пути, рубить! Где Асан?
— Под городом у Волги. С ним два десятка воинов.
— Пошли кого-нибудь за ним. А мы пождем здесь, — распорядился Ярослав. Но посылать никого не пришлось. Из ближайшего распадка вынырнул тысячник с нукерами.
— Ты чего не с войском? — укором встретил его князь.
— Я подумал, князь, что ты захочешь узнать, где купцов русских держут, — хитро усмехнулся тысячник.
— Узнал?
Асан кивнул.
— Охранников всего десять. Вблизи поруба воинов на постое нет. Правда, в порубе томится поболе сотни…
— В орде заводных лошадей много? — поинтересовался Ярослав, но Асан уже все понял.
— Всем хватит. Он, — тысячник ткнул пальцем в стоявшего рядом с ним воина, — выведет из поруба полоняников. Кони будут дожидаться здесь. Мы же потихоньку поедем. Догонят.
Ярослав лишь кивнул. Асан его понимал без слов — по одному движению бровей, по взгляду… В ошельской орде князя любили, ему верили, за него готовы отдать жизни. Старейшины, сравнивая его с князьями и ханами, говорили, что князя Яра им послал бог Раклиа — родовой бог и только с ним, Яром, род будет множиться и процветать. И без пророчеств старейшин ордынцы видели, как богатеет их род, тучнее становятся табуны лошадей, стада коров, овец, как все большее количество воинов переселяется из походных кибиток в добротные теплые рубленые избы, что им уже не грозит голод в холодные зимы, а помимо кобыльего молока и мяса они стали есть хлеб, рыбу, мед… Детишки сыты, обуты и одеты!
Ярослав торопился: надо было упредить великого князя нижегородского Дмитрия Константиновича, великого князя московского Дмитрия Ивановича. Но не войско, но Акхозя — посол Тохтамыша и еще неизвестно во что его появление на русских землях выльется. Ярослав знал, что еще одного такого сражения, как на поле Куликовом, Русь не выдержит. Обеднела Русь защитниками, полегли лучшие в донской степи… Знает ли об этом Тохтамыш? Не с целью ли разведать силы князей русских направляется ханский посол?
Дмитрию Константиновичу шел шестьдесят первый год. Что ж, он многое сделал за восемнадцать лет своего княжения: вырастил сыновей, выгодно выдал замуж дочерей, дождался внуков, построил каменный кремль, возвел немало церквей и соборов… Что еще нужно человеку? В прошлом году тихо ушла из жизни княгиня Анна, пора и самому на покой. Великий князь был спокоен за будущее княжества: сын Василий крепко стоял на ногах, его во всем поддерживал младший сын Семен, да и брат Борис Константинович — князь Городецкий, был еще в силе. И, как снег на голову, в Нижний прискакал князь Ярослав с тревожными вестями: ханский посол Акхозя идет за выходом.
— Я дорожу твоей дружбой, великий князь. Хочешь, я со своими нукерами еще на подходе в твои земли перебью ордынцев хана Тохтамыша, — предложил Ярослав. — Никто живым не уйдет.
Подумав, Дмитрий Константинович отказался от помощи:
— Склоненную голову меч не сечет. За послом стоит хан Тохтамыш, а он не Мамай. Тохтамыш из чингисидов, его признала степь. Значит, коли пойдет хан на Русь, за ним последуют все ордынцы. Мне ли со своими гридями супротивничать?