Страница 47 из 51
На поле брани сложили свои головы князь Федор Романович белозерский и его сын Иван, князь Федор тарусский и брат его Мстислав, князь Дмитрий монастырев, двенадцать именитых бояр, а сколько простых ратников… не счесть.
Восемь дней и ночей погребали убитых и умиравших ежедневно от ран воинов, позже на этом месте был возведен храм Рождества Пресвятой Богородицы.
Но Дмитрий московский не стал скорбеть со всеми по убиенным. В сопровождении сотен охраны он поспешил в Москву, дабы возвестить о победе над Мамаем.
Потянулись полки победителей в свои пределы, где их ждала слава, торжественные застолья, а также слезы и стоны вдов и сирот. Полки, отягощенные добычей, двигались медленно, да и куда спешить… И вдруг от полка к полку пронеслась весть: Олег рязанский и литовский князь Ягайло с войском стоят на пути и отбирают добычу. Дело доходит до крови. Полки приостановили движение, дожидаясь отстающих, и только потом всем скопом двинулись на Коломну.
Ярослав же пошел на Муром и Нижний, чтобы потом пойти Волгой до Ошела. Но под Муромом, не дойдя двух верст до Оки, был остановлен конной дружиной. Навскидку всадников было не более тысячи. Ярослав даже удивился, что такая немногочисленная рать отважилась преградить путь более сильной и превышающей ее численностью рати. Поставив воинов в круг так, что в центре оказался обоз, Ярослав приказал ждать.
Вскоре от неизвестного войска отделился всадник, судя по одежде, звания не простого. Приблизившись к ошельцам, крикнул:
— Я — князь рязанский. Есть ли в войске равный княжескому званию?
Ошельцы расступились. Ярослав, с трудом удерживая своего арабского скакуна, приблизился к князю Олегу.
— Я — князь Ярослав — владетель ошельских земель. Почто стоишь на моем пути, князь? — возвысил он голос.
— Ты, князь, на моих землях. И я вправе спросить тебя, что делаешь ты тут?
— Таиться мне от тебя нечего: иду от Дона. Был вкупе с иными князьями русскими в битве с Мамаем. Побили хана, теперь возвращаемся в булгарские пределы.
— А как же ты, князь булгарский, будучи данником ордынским, оказался в войске Дмитрия московского? — усмехнулся князь Олег. На что Ярослав жестко ответил:
— Да и ты, князь, данник ордынский. Тебе ли меня укорять! Это мне впору тебя спросить: почему не был ты со всеми князьями?
— Укорять меня не в чем. Не пришел в Коломну потому, что уговор у нас с Дмитрием Ивановичем был. Я и литовский князь Ягайло со своими дружинами прикрывали проход русских полков со стороны Придонья. За что великий князь должен был поделиться добычей, взятой в битве. Да, видно, запамятовал князь московский. Хотел ему напомнить, да он ушел скоро, оставив свои полки. Пришлось свою долю брать силой.
— У меня не возьмешь! — резко бросил Ярослав. — А коли словам моим не внемлешь, положишь головами своих воинов.
Ярослав сделал знак, и над щитами, поставленными его воинами на землю, появились арбалеты с уже наложенными болтами.
— Посмотри на своих воинов, князь Олег. У половины животы голы, мои же все в железе… А свою долю добычи спрашивай у великого князя. Мы же свою взяли копьем…
Олег еще раз внимательно оглядел ошельских воинов и, молча повернув коня, отъехал к своему войску. Вскоре заслон был снят, и путь оказался свободен.
А через некоторое время появился и передовой дозор ошельцев. Молодцы были слегка помяты, красовались синяками и кровоподтеками… Старший дозора, потупя взор, доложил:
— Винюсь, князь, не углядел. Словили арканами… что степняки лошадей, повязали…
— На первый раз прощу, раз обошлось миром. Но в будущем поблажек не будет. За вами вон сколь воинов, у них надежа на вас! Помните об этом. Ступайте, — махнул Ярослав рукой. — До заката на Оку выйти надобно.
Нижний ждал возвращения своих полков, а под его стенами объявился Ярослав с дружиной. Князь Дмитрий Константинович, постаревший, изрядно поседевший, выглядел каким-то усталым, недужным. Строительство каменного кремля шло медленно: не было в нужном количестве ни людей, ни денег…
Ошельцам князь был рад. Узнав, что нижегородский и городецкий полки скоро будут, облегченно вздохнул. Ярослав не стал огорчать князя: и половины не осталось от пришедших под Коломну воинов, полегли под татарскими саблями за Землю Русскую. А вот нижегородский князь огорчил Ярослава вестью: под Ошел приходили ушкуйники — пытались взять крепость, да ни с чем ушли. Это нарушило планы ошельцев. Ярослав думал отдохнуть в Нижнем, но тревога за Ошел, за Ростиславу гнала в путь. Дав короткий роздых коням, через два дня ошельцы покинули Нижний Новгород.
Хотя передовым дозором ошельцы были извещены о подходе рати, среди встречавших Ярослав не увидел княгини Ростиславы. Тревога за жену усилилась, когда Первун, вышедший вперед из толпы ошельцев, опустился перед Ярославом на колени и склонил голову.
— Винюсь, князь. Не углядели за княгинюшкой… Ужалила вражья стрела, да под самое сердце. Угасла тотчас, не мучась.
Тишина сдавила голову. Крик, готовый вырваться, застрял в горле. Ярослав, еще не осознав свершившегося, прохрипел:
— Как же так? Когда?
— В День Рождества Пресвятой Богородицы, — разлепил ссохшиеся губы Первун. — Пришли на двадцати ушкуях… С лодий ринулись на стены. Наши-то, кто был при оружии, приняли бой. Княгинюшка, горячая голова, арбалет прихватила… и на воротную башню. Гнали от греха подальше, да разве она послушает…
— Где? — после длительно тягостного молчания, спросил Ярослав, имея в виду место захоронения.
— Покажу.
Первун медленно поднялся с колен.
— Пойдем…
Уже позже, когда первая боль ушла, Ярослав призвал Первуна.
— Рассказывай!
Тот, все так же не поднимая взгляда на князя, поведал:
— Прознали ушкуйники, что князь Сабан с пятью тысячами казанцев ушел к Мамаю, и задумали поход. Хлыновцы подошли к Казани, пограбили посады и пожгли город, а оттуда пошли в ошельские земли. К крепости подошли рано утром, видно, водой шли ночью или таились до времени. Объявились под стенами крепости, что снег на голову… Только ворота успели запереть. Разбойные не ожидали, что сразу же получат по зубам: сунулись под стены, а и рва даже не преодолели — стрелами засыпали. Они — в посад… А там мужики уже успели сброю надеть, вооружиться… Так ни с чем и ушли разбойные. Что и сотворили, так это пристань подожгли, да мы ее быстро потушили. Положили хлыновцев под стенами немало, своих же потеряли семерых и среди них… — Помолчав, добавил: — Отпел княгинюшку батюшка Спиридон. Накануне пришел подвижник с новгородской земли. Мы тут без тебя церковь возвели, одним днем. Всем миром ставили.
— Церковь — это хорошо, — отозвался Ярослав. — А что орда ошельская? Где они-то были?
— Недалече. Но все быстро произошло. Пока тысяча Асана пришла, ушкуйников и след простыл. Потом, правда, они догнали разбойных. Осыпали стрелами, пока колчаны не опорожнили… многих уязвили…
После длительного молчания Первун спросил:
— Что, князь, будем поход готовить на Хлынов?
Как ни тяжело было принять решение Ярославу, как ни горело сердце, требуя мести, но он с горечью в голосе произнес:
— Нет. Хлынова нам не взять, только ратников погубим. По зимнику поеду в Булгар. Буду просить эмира Би-Омара собрать булгарских князей для похода на ушкуйников. Думаю, не откажет. Они для булгар что кость в горле. А надо будет, и князь Нижегородский в помощи не откажет. — Помолчав, спросил: — Из Ярграда вестей не было?
— Как же, был гонец. Прости, не сказал о том. В харатейной грамотка тебя дожидается. На словах гонец передал, что твою волю сполняют справно…
Только ближе к ночи Ярослав смог сесть за чтение послания из Ярграда. И правда, все шло хорошо: судя по письму, крепость одевалась в камень, росли посады, араб наладил добычу горючего и железного камня… В конце послания уже другой рукой было накарябано: «Господин мой. Я ношу под сердцем твое дитя. Приезжай». Ярослав несколько раз перечитал последние фразы, не веря глазам: «…твое дитя!» Сердце зашлось, перехватило дыхание… «Вот оно! Взяв жизнь Ростиславушки, Господь дает мне в утешение новую жизнь. Сына! А может, дочь! Зара! Зара! Жена моя невенчанная. Ты даешь мне надежду на будущее!»