Страница 21 из 51
В эту ночь Ярослав так и не сомкнул глаз. Ему не верилось, что юная проказница сама выбрала его из многих. Вот только что с того? Она боярышня, а он — простой гридь в княжеской дружине, хотя нет, он — купец. Боярышне же не быть купчихой, а купцу — боярином!
Днем, после суматошного отъезда великого князя, Ярослав поспешил к срубу, стоявшему в глубине двора, именовавшемуся холодной кладовой. Почти до вечера прождал он Ростиславу, но та не пришла. А на вече́ре от дворовых он узнал, что княгиня поутру отправляется в Москву.
«Как же так? Уже завтра! А Ростислава? Я даже не перемолвился с ней и словом! — лихорадочно забилась мысль. — Как вызвать ее на́ слово?»
Наконец, решившись, он подошел к вертлявой девице, виденной им во внутренних светлицах терема. Вложив ей в ладонь медную монетку, тихо спросил:
— Ты боярышню увидишь?
Та, быстро сообразив, что к чему, кивнула.
— Передай ей, что я завтра уезжаю и хочу проститься.
Девица, округлив глаза, прошипела:
— Боязно! А ну, дознается кто… не жить мне!
— Не дознается. — И Ярослав вложил ей в ладонь серебряную монетку. От такого богатства девица не устояла, и, шепнув: «Пожди», скрылась за дверьми трапезной.
Вскоре она вернулась, и по ее сияющей мордашке Ярослав понял, что просьба дошла до Ростиславы.
— Боярышня велела передать, чтобы ты уезжал с легким сердцем.
— И все? — удивленно протянул Ярослав.
— Все! — пожала плечами девица.
— Может, в горенке нянька ее была? — не поверил в услышанное молодец.
— Да нет же, одна-одинешенька. Ну, будет с тебя! — нахмурила брови девица. — Мне недосуг! — сердито буркнула она и мышкой юркнула в приоткрытую дверь трапезной.
Сборы санного поезда великой княгини Евдокии не заняли много времени, и еще до полудня двинулись во Владимир. Дорога между Суздалем и стольным городом была ведома, накатана, лошади бежали резво, и еще до закрытия ворот на ночь поезд въехал в город.
В пути Ярослав был хмур, с московскими дружинниками не разговаривал, хотя те не раз обращались к молодцу с вопросом: «Откуда у простого гридя конь, на котором впору сидеть лишь князю?»
Во Владимире расположились в княжеском тереме. Дружинникам отвели место для ночлега в левом пристрое.
Приезда великой княгини ожидали, и потому в горницах было жарко натоплено, в коридорах стоял манящий запах жареного мяса и хмельного меда. Владимирские бояре и купцы ждали, что княгиня пригласит их на пир, ведь крещение княжича — праздник, но Евдокия только вышла на высокое резное крыльцо и при свете потрескивавших смоляных факелов лишь поблагодарила лучших градских людей за верную службу великому князю Дмитрию Ивановичу.
Перед тем как отойти ко сну, Ярослав отправился на конюшню, чтобы проверить, хорошо ли ухожены его конь и две заводные лошади. Там-то его и отыскал служка дворовый, посланный огнищанином[30] княжеского терема боярином Семеном.
— Государыня кличет!
Ярослав поспешил в терем. Пройдя на княжескую половину, тут же был остановлен двумя дюжими дружинниками.
— Куда? — преградили они путь. — Никого впускать не велено!
— Княгиней зван.
— Нам неведомо! Стой здесь! — распорядился один из дружинников и куда-то ушел. Вскоре вернулся с боярином Семеном.
— Пойдем со мной, — кивнул огнищанин. Миновав несколько дверей, он остановился перед низенькой дверью. — Проходи. Жди! — ткнул он перстом в проем. — И не балуй! Чай, не у себя в гридницкой…
Горенка была небольшой — об одно окно. Ярослав огляделся: вдоль стен — лавки, у окна — резной стол, возле него два стольца, на столе в чаше — масляный светильник, в красном углу — маленькая икона.
«Зачем позвала княгиня? — терялся он в догадках. — Да так поздно?»
Ожидать пришлось не долго. Вскоре дверь скрипнула, и через порог шагнула, судя по одеянию, женщина. Разглядеть, кто это, из-за тени, падающей от широкоплечего Ярослава, было невозможно, и он, памятуя, кто его позвал, склонился в поклоне.
— Государыня… — взволнованно произнес Ярослав.
— Так-то лучше… Уже государыней кличешь, — озорно зазвучал над склоненной головой такой знакомый и желанный голос.
— Ростислава…
Молодой гридь опустился на колени и обнял девушку за талию.
— Ты ли это? — еще не веря в свое счастье, растерянно произнес Ярослав.
— Конечно я! А может, ты еще кого-то ждал? — рассмеялась девушка. — А ты думал, что так просто от меня сбежать? Нет! Я тебя выбрала! И теперь ты мой! Только мой — и ничей больше!
— А как же Нил Семенович? Не отдаст ведь за меня…
— Батюшка мне не указ! — заявила Ростислава. — С тобой в Коломне останусь. Возьмешь в жены?
— Как же без родительского благословения? Проклянет ведь Нил Семенович… Как в грехе-то жить?
— Эх ты! — Ростислава отбросила руки молодца со своего стана. — А я думала, что люба тебе! Готова из родительского дома за тобой пойти…
— Да я жить без тебя не могу…
— Молчи уж, — отшатнулась от все так же стоявшего на коленях молодца Ростислава. — Зрела коня твоего: хорош конь, добрый, горячий, кровей знатных, да седок на нем не тот… Княгинюшка сказывала, что ты купец. А купец — он и есть купец. Прощай, — дрогнула голосом боярышня. — Не ищи встреч со мной. Не трави душу! — И, всхлипнув, выбежала за дверь.
Путь до Коломны для Ярослава был мучителен: Ростислава не показывалась из своего возка, и даже на ночных стоянках ему не удавалось ее увидеть. Только в Коломне во время встречи сестер — Марии и Евдокии — Ростислава промелькнула среди окружения великой княгини.
Ярослав не раз задавался мыслью: для чего с подарками к старшей дочери князь Дмитрий Константинович направил его, ведь с этим делом вполне могла справиться и сама Евдокия или кто-нибудь из сопровождавших ее бояр. Видимо, здесь не обошлось без вмешательства самой великой княгини, счастливо пребывающей в браке. Судя по холодному прощанию, Евдокия была в курсе отношений молодых людей и явно не одобряла поведения новгородца. Во время прощания она сказала:
— Я отпишу батюшке, что его поручение исполнил. Знаю, ты хотел в Новгород. Теперь тебя ничто не держит. Поезжай. С собой не приглашаю, дорогу найдешь сам. А теперь прощай!
Ярослав еще день протолкался на дворе боярина Вельяминова в надежде встретиться с Ростиславой, но этого не произошло.
Утром санный поезд великой княгини покинул Коломну. Ярослав проводил его до околицы, а вскоре и сам отправился в путь. Правда, его отговаривали: в одиночку передвигаться по дорогам было опасно — шатучих татей расплодилось, что мух на скотном дворе, но Ярослав не послушался мудрых советов. За околицей он долго размышлял, сдерживая лошадей, как ехать: через Москву — Волок Ламский — Тверь — Ярославль или вернуться в Суздаль, а там — на Переяславль и Ярославль. Первый путь сулил надежду на встречу с Ростиславой, санный поезд можно было догнать уже на первой ночной стоянке, но Ярослав выбрал второй путь. Мысль о встрече с боярином Нилом Семеновичем не покидала его с момента размолвки с Ростиславой. И потому он, снедаемый нетерпением, гнал лошадей, пересаживаясь с уставшей на запасную, сам не отдыхая. Лишь во Владимире он дал роздых и лошадям, и себе.
Новгородцу повезло: Нил Семенович оказался в стольном городе по торговым делам и потому встретил Ярослава как давнего знакомца.
— Я думал, ты до Москвы с обозом дойдешь… От Москвы-то к Новгороду Великому, чай, ближе, чем от Володимира.
— Все верно, Нил Семенович. Но путь мой в родимый город судьба определила, — потупил взгляд молодец.
— Что так? Не томи. Сказывай, — проникся участием боярин. Молодой новгородский купец, а ныне гридь великого князя нижегородского, ему нравился.
Ярослав, собравшись с духом, выпалил:
— Дозволь мне, Нил Семенович, сватов к тебе заслать. Нет мне жизни без Ростиславы. Думами извелся…
— Постой! — прервал молодца боярин. — Это ты к моей младшенькой свататься собрался? — возвысил голос Нил Семенович. — Да в своем ли ты уме?! Она — дочь боярская, а ты… смерд! Знай свое место!
30
Огнищанин — боярин, ответственный за все течение жизни княжеского двора.