Страница 56 из 56
Это — открытый учебник. Здесь сразу видишь замысел страны. И только блеска штыков не хватает.
В душе каждого москвича живет империя.
И смерть там неизмеримо дальше, хотя на самом деле на дорогах и в подворотнях по ночам да на пьяных кухнях много гибнет, но на скорости этого не замечаешь. Не надо только ходить по музеям.
Перед этой поездкой пришлось сопровождать родственников из Тулы в Пушкинский музей, они хотели приобщиться. Лет сорок сам там не был. И снова удивила хитрая архитектура: лестницы вверх-вниз, переходы из зала в зал, сразу и не сообразишь, сколько там этажей. Юная барышня, синеглазая Юлия в кудряшках заметила, что она так и не врубилась, сколько там этажей, но все содержимое явно распадается на три уровня, три этапа мирового развития, а именно: первый уровень — черепушки, мумии, второй — иконы, третий — Пикассо. А Геракл? кони? — тут же возмутился лопоухий школьник Сашка. И кроме Пикассо, там сотня великих, заметила двоюродная сестра жены, бухгалтерша с печальным серым лицом. Юлия засмеялась и обратилась к тебе: дядя Игорь, при чем тут остальные? Кивнул. А барышни — пожилая и юная — заспорили, какой уровень выше, светский или религиозный… Крепыш Сашка помалкивал. Ему, небось, понравились только мечи ассирийцев и кони греков.
А тебе запомнился отпечаток тела египетской царицы в саркофаге. Хозяйка разрисованного древнего ящика отсутствовала, но на дне темнело сальное пятно. Почти по Райкину. Сорок лет не показываться здесь, наконец, придти и увидеть жирное пятно. Раньше в глухих деревнях наутро после свадьбы демонстрировали простыню новобрачных: след целомудрия. Дикий обычай. А выставленные на всеобщее обозрение знаки всесилия смерти, разрушения, гниения — форма просветительства, проклятье.
Потом даже снились кошмары, будто кто-то преследует, беготня по лестницам, залам, наконец схватили, ведут, в одном из залов публика во фраках, играет камерный ансамбль, а посреди на постаменте, в саркофаге лежит распухшая бабища, какой-то хлыщ делает пассы, и она надувает щеки, приподнимается и снова падает на спину, обдав всех смрадом. Вырвался из рук, опять беготня, мельтешение, шарканье ног.
…А сейчас такое чувство, будто все-таки приволокли к ней и принесли в жертву, прирезали, как поросенка.
Впрочем, поехать решил сам, ну, раз такое совпадение, попал в этот Глинск, а тут рукой подать до пенатов, в которых никогда не бывал и о которых лишь что-то невнятное слышал от матери, резкой, скрытной, истеричной женщины. Отчего не прильнуть, как говорится, к истокам. Сам помнил лишь запах — странно: запах лимона. Откуда там были лимоны в войну?
А еще прочитал купленную в гостиничном киоске газету. Бросился в глаза заголовок:
«Увлекаясь приятным занятием, люди сбиваются с курса и днями не могут найти дорогу домой. Последнее сообщение о заблудившемся в лесу поступило в службу спасения 15 июля. Житель поселка Пречистое, 1941 года рождения, ушел за грибами и не вернулся. На поиски были подняты родственники, соседи, милиция. Приступили к своему делу и спасатели. По данным на нынешний понедельник, мужчину так и не нашли. 10 июля житель Глинска, 1957 года рождения, уехал на электричке, сошел на станции 349-й километр, углубился в лесной массив…»
И там была такая странная реклама.
Реклама вполне современная, с этим все в порядке. Мир рекламы всех уравнивает. «Идеальные окна из ПВХ срок эксплуатации — 50 лет немецкий профиль мебель от производителя шторы жалюзи». «Купим лом». «Скоро! Новые места застройки». А вот и центры досуга с фотографиями див: «Орхидея», «Милый друг», «Дикий мед». Девочки явно не местные и, наверное, нерусские, — позаимствовали фотографии в западных изданиях. Там даже лица девок умнее.
И была еще оригинальная реклама: «Зрение развилось, вероятно, из реакции на движущиеся по поверхности кожи тени — сигнал близкой опасности. Р. Грегори. „Разумный глаз“. Магазин „Охранные системы“. Проектирование, монтаж и обслуживание охранной, пожарной сигнализации, систем видеонаблюдения и контроля доступа. Прислушайся! Это — разумный глас!»
И теперь, совмещая все обстоятельства, кажется, что и это вело в глушь, на малую родину.
Что это значит?
Ничего, просто устал от Канифа Баяновича, офисных крыс, прихлебателей и вдруг почувствовал желание затеряться. Или уже оно пришло позже, когда сунулся в эти суглинки, осинники, вот, когда подвозил мальчишку с девчонкой и позавидовал их молодости, чистоте, беспечности? А уже там, в этой деревне желание пропасть накрыло с головой. Это и есть пресловутый зов земли: зарыться с головой. Зов смерти.
После рассказа старухи лазал там по кустам, высматривал руины этой церкви. Ничего не нашел, все заросло. Да и вообще неизвестно, было ли… Но подействовало. Потом завернул в какой-то городишко и в самом деле — пропал, как грибник. Немного пропился, вызывал девицу из «Орхидеи» или «Дикого меда», чтобы снять груз, а это оказалась официантка из ближайшего ресторана «Витязь», они там по-всякому подрабатывают, кто коз пасет почти в центре города — столкнулся с женщиной, и не такой уж старой, в спортивном костюме, с прутиком, и несколько рогатых существ в репьях, кто продает бюстики Максима Горького, Сталина из гипса, любых размеров, кто копченую рыбу, какие-то самодельные цветастые флаги. Познакомился с местным художником, философом и алкашом Ильичом. Пытался ему что-то растолковать, поделиться новыми впечатлениями. И он выдал замечательную фразу: «Все наваждение, Игорек!»
И я и сам теперь так думаю. Напутала старуха, нагундел дурачок.
А впереди уже вставали в летнем мареве дома и башни мира реального, сильного, подпирающего небо настоящей информации. И даже деревья здесь казались другими, трава, воздух, свет и цветы в малиновых шапках на длинных ножках, жавшиеся к серой стене возле бензоколонки.
«Понтиак» летел, мягко покачиваясь, навстречу городу, вечной несокрушимой империи, и позади него ничего не было.
Но пришлось остановиться на перекрестке.
Здесь, если попасть в неудобный момент, можно надолго застрять, слева дорога на чиновничьи дачи.
Так и случилось. На той стороне перекрестка уже выстраивалась колонна. Включил радио. Диктор мягким баритоном объявлял новый номер, какую-то «Увертюру № 63». Музыка была весьма странной, какие-то вздохи, журчания, шелест, чей-то вскрик, то ли птичий, то ли человечий… Потянулся, помял пальцами шею, взял с соседнего сиденья бутылку минеральной воды; но воды было совсем мало, не напился. Тогда обернулся, на заднем сиденье сумка была набита всякой всячиной, бутылками с минералкой. Доставая бутылку, заметил что-то на полу, застеленном бархатным ковриком. Сначала напился, ударившей в нос газами, воды, потом все-таки протянул руку и подобрал серебристый кружок. Так.
Это была монетка.
На одной стороне ее виднелась цифра «5», сверху непонятная надпись, год 2001. На обратной стороне были изображены какие-то львы.
Разглядывал монетку с недоумением и недоверием нумизмата или сновидца, проснувшегося и обнаружившего некую вещь из иллюзорного мира, в котором только что пребывал.
И уже, конечно, догадался, кому она могла принадлежать. Ну не деревенскому же дурачку, хотя и его язык был непонятен, коряво-чудовищен, — как и всё там: почти мертвая деревня, дом, оборванные провода, остановившиеся часы, блеклые фотографии, закопченная печь, заговаривающаяся старуха, мстительная и лукавая, то слышащая, то нет, может, даже зрячая.
Попробовал монетку на зуб.
Она была тяжеленькой и прочной, солоноватой.
И все-таки безумная командировка вглубь несуществующей страны продолжала казаться наваждением или смертью.