Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 105 из 120



Весь день Татьяна Андреевна с Зиной перевязывали раненых. Два раза в блиндаж швыряло песок, обрушилась соседняя сосна. Снаружи приходило только одно известие — держимся. Немецкий десант сброшен в море. С острова Даго должна подойти подмога.

К вечеру огонь начал ослабевать, потом сразу затих. Был слышен только треск пламени — догорала дача, где Татьяна Андреевна читала утром письмо.

В блиндаж вошел Луговой, увидел Сашу, снял фуражку и посмотрел на умершего запавшими глазами.

— Похоронить надо, — сказал он устало. Ткаченко взял лопату, вышел из блиндажа.

— Так вот и умирают, — заметил Луговой, прислонился к стенке блиндажа и закурил.

Все молчали. Пахло йодоформом, табачным дымом и еще чем-то кисловатым, терпким.

Сашу и нескольких краснофлотцев хоронили уже в темноте. Тела завернули в брезент, положили сверху сигнальный флаг.

После похорон Луговой сказал Татьяне Андреевне и Зине, что их хочет видеть начальник отряда капитан-лейтенант Махоцкий.

— Зачем? — спросила Зина. Луговой ответил, что не знает.

— Вечно вы из всего делаете тайну, — рассердилась Зина. — Пойдем, Татьяна.

Они пошли вместе с Луговым в блиндаж к Махоцкому. Он поднялся им навстречу. Татьяна Андреевна не удивилась тому, что вот только что кончился бой, а Махоцкий выбрит, подтянут, очень вежлив. Капитан-лейтенант был человеком крепких традиций и не позволял себе воевать иначе как со сдержанной улыбкой. Глядя на него, все тоже подтягивались, чистились, и всем становилось ясно, что война вовсе не требует показной суровости, грубости, пренебрежения своим внешним видом.

Махоцкий поблагодарил Татьяну Андреевну и Зину за помощь раненым, потом сказал, что не считает нужным скрывать: положение серьезное. На рассвете опять начнется обстрел с моря. Говоря языком армейцев, они сейчас находятся в окружении. Ночью должны прорваться с острова Даго сторожевые катера, взять столько людей, сколько смогут, и вывезти на Даго. Махоцкий просил, чтобы Татьяна Андреевна и Зина были готовы к отъезду. Таков приказ командования.

Он говорил мягко, но все понимали, что возражать нельзя и Махоцкий не уступит просьбам.

— А те, что останутся? — спросила Зина. Она всегда задавала вопросы в упор, не стесняясь.

Глаза у Махоцкого сделались строгими, холодными.

— Те, что останутся, — ответил он, — знают, что им делать.

Зина покраснела.

Когда вышли из блиндажа, Зина схватила Татьяну Андреевну за руку и зашептала:

— Ты понимаешь, Татьяна! Многие останутся здесь. Как же так? Ведь это же действительно драться до последней пули. Боже мой, Татьяна, ты не знаешь, что это значит!

Зина впервые заплакала, сморкаясь и захлебываясь. Они долго сидели в старом блиндаже. Татьяна Андреевна закуталась в чью-то черную потертую шинель. Болела голова. Далеко потрескивали редкие выстрелы, потом заглушенно загудели и затихли моторы. Зина зажгла электрический фонарик, посмотрела на часы:

— Уже час ночи. Ты готова, Татьяна?

— Готова, — равнодушно отозвалась Татьяна Андреевна.

Вошел Луговой, за ним — несколько краснофлотцев.

— Пора, — сказал Луговой. — Пришли два катера, прорвались с Даго. Идемте.

Татьяна Андреевна встала, вздохнула всей грудью, чтобы прогнать ощущение тошноты, сбросила с плеч и положила в угол шинель.

— Шинель возьмите, — сказал Луговой. — Идет дождь. Это моя шинель. У меня есть другая. Да и не нужна мне, пожалуй, шинель.

Татьяна Андреевна стояла спиной к Луговому. Она все поняла, похолодела и, не оглядываясь, окликнула:

— Алексей Александрович!

— Что угодно? — негромко спросил Луговой.

— А как же вы?



Луговой молчал. Она обернулась и в свете фонаря увидела его лицо. Он улыбался растерянно и виновато. Краснофлотцы стояли молча, не двигаясь.

— Попрощаемся, — сказал Луговой. — Шинель очень старая. Там в карманах рассыпалась махорка. Вы ее вытряхните.

Татьяна Андреевна быстро подошла к Луговому, протянула ему руки. Он снял фуражку, наклонился, поцеловал ей руку, а она поцеловала его в лоб. Краснофлотцы зашевелились. Кто-то легонько вздохнул.

Потом они шли. к берегу. Ветер шумел в поломанных деревьях. Кто-то из краснофлотцев поддерживал Татьяну Андреевну за локоть, чтобы она не споткнулась.

На берегу в темноте она пожимала десятки шершавых мокрых рук. Кто-то негромко говорил:

— Торопитесь! Время не ждет. Не задерживайтесь, товарищи!

Татьяна Андреевна пришла в себя на палубе сторожевого катера. Она сидела рядом с Зиной, прислонившись к стенке штурвальной рубки. Было тесно. Ноги ее упирались в чью-то широкую спину в бушлате.

Катер несся в ночь, в холодноватую морскую даль. Татьяна Андреевна подняла воротник шинели. Все еще болела голова.

Дождь усилился. Татьяна Андреевна совсем спряталась под шинель, немного согрелась своим дыханием и даже задремала. Сквозь дремоту она слышала, как кто-то говорил, что часа через два будет Даго.

Ей приснился неприятный сон — будто в овраге за домом Варвары Гавриловны в Новгороде течет ручей. Вода в нем зеленая, гнилая. Варвара Гавриловна стоит на берегу ручья, зачерпывает воду ладонью и пьет…

Татьяна Андреевна проснулась. Катер стоял. Над морем серело. Накрапывал дождь. Вся палуба была забита людьми.

— Почему мы стоим? — спросила Татьяна Андреевна.

— Мотор заело, — ответил краснофлотец в бушлате, в спину которого Татьяна Андреевна упиралась коленями. — До Даго остался всего час ходу, а его заело, сачка ненормального.

Катер качался сонно, лениво. Внизу, в машинном отделении, бьы слышен стук, голоса. Татьяна Андреевна смотрела на воду. Она рябила от дождя, изредка вскипала полосками пены, — к утру поднялась волна. Шинель намокла, рукава ее набухли. С них стекали на руки струйки воды.

Потом мотор взревел, начал стрелять, как пулемет, но быстро успокоился и загудел ровно и монотонно. «Пошли!» — как вздох, пронеслось по палубе.

Татьяна Андреевна снова укрылась шинелью, но пролежала недолго, всего несколько минут. Зина начала толкать ее в спину.

— Ты чего? — спросила Татьяна Андреевна.

— Вставай. Уже виден берег. Это Даго! Татьяна Андреевна подняла голову. На горизонте белела полоска песков. Краснофлотцы, как по команде, начали свертывать цигарки, прикуривать, заговорили, засмеялись.

С кормы кто-то крикнул: «Лапоть летит! Лапоть!» Все беспокойно задвигались, кое-кто встал.

Татьяна Андреевна сначала ничего не поняла. Катер усилил ход. Он резал воду, отваливал ее стенами, потом круто повернул. Татьяна Андреевна увидела темный неуклюжий самолет. Он шел низко и догонял катер. На его черно-зеленом фюзеляже были видны свастика и крест.

Зина вскочила, потянула за руку Татьяну Андреевну. Катер снова круто повернул, самолет закрыло рубкой, но Татьяна Андреевна уже слышала злорадный рев его моторов. Затарахтел на носу катера зенитный пулемет.

Краснофлотец в бушлате дергал Татьяну Андреевну за шинель, кричал:

— Шинель сбросьте! Сбросьте шинель! Татьяне Андреевне показалось, что ее ударили кулаком по глазам. Потом ее куда-то понесло спиной вперед — медленно, будто на гигантских шагах.

Очнулась она на мокром песчаном берегу. Рядом с ней стоял на коленях незнакомый краснофлотец, держал ее голову, лил в рот из фляги что-то жгучее, встряхивал за плечи и кричал:

— Пей, пей! Иначе пропадешь! Пей! Татьяна Андреевна с трудом глотала жгучую жидкость, потом догадалась, что это водка, закрыла глаза. Она поняла, что спасена, что она на Даго, и ей стало тепло, спокойно.

Глава 13

От Флорешт до самого Днестра, до Рыбницы, висела над полями глинистая пыль. В этой пыли, мутно поблескивая алюминиевыми крыльями, проносились самолеты.

Пахомов уже не обращал на них внимания. Только изредка, когда сзади начинали сильно стучать кулаком в кабину грузовика и кричать «воздух!», он выскакивал, вместе со всеми отбегал в сторону от дороги и ложился на землю — то в помятое просо, то в заросли кукурузы, то прямо на вспаханное поле.