Страница 52 из 58
— Что, прилетели, соколы? — спросил он как можно беспечней, когда они подошли. — Садитесь в последнюю лодку.
— Зачем в лодку? Я никуда не поплыву, — задергался старикан.
Купец подошел к нему вплотную и, притянув к себе за лацканы плаща, с издевкой спросил:
— Что, старый, страшно? Деньги ни за что хапать не страшно, а на лодочке прокатиться — в штаны наклал? Лодка для того, что не люблю лишних глаз, понятно? Не хочешь — не надо, упрашивать не буду, беги заявляй, может тебе менты медаль подарят, а может, и загребут. У тебя, паук, тоже рыло в пуху, думаешь, не знаю. Так что канай, канай, а мы как раз намылимся… И светит тебе, дорогуша, в конце концов большой член с резиновой окантовкой.
— Ладно, пошли, — глухо проворчал Цульский, освобождаясь из-под цепкой хватки Купца. — Зароют клады за тридевять земель… Тоже конспираторы…
Они прошли к лодке. Старик осторожно сел на нос, Лодин, бросив сумку под сиденье, за весла, Купец устроился на корме, достал сигареты, зажигалку, не спеша прикурил.
— А ты посмолить не хочешь, дядя, а то угощу, у меня с фильтром.
— Потом, потом, поплыли, — заторопил Цульский. — Чего рассиживаться, время не ждет.
— Ух, ты, да мы и классику знаем, — усмехнулся Купец, — Джека, то бишь, Лондона. Немного терпения, тут еще один ухарь подойти должен.
— Кто такой? Зачем? — забеспокоился Цульский.
— Кассир наш, — отшутился Купец, — у которого ключ от сейфа, где деньги лежат. Без него полного расчета не получится.
— Ждем десять минут, больше не могу, — сварливо заявил старик и достал «Беломор».
— Вот вы все, старики, такие, вечно торопитесь куда-то, а стоит ли? Что кому суждено, тот того не избежит, — сказал Купец.
Докуривая сигарету, он с надеждой смотрел на аллею, ведущую к причалу, но тщетно — Финик не появлялся.
«Где же он шляется? — озадаченно потирая лоб, думал Купец. — Неужто опять нажрался или влип в переплет. Нет, эта скотина окончательно отбилась от рук. Будем считать, что сегодня ему повезло. Ничего, никуда не денется».
Больше выжидать не имело смысла и Купец скомандовал:
— Все, не придет. Трогай, Харон, время действительно не терпит.
Они встретились с Лодиным взглядами. По смятению, которое отразилось на лице Николая, было видно — тот понял все. Его взгляд просил, умолял Купца отказаться от своих намерений, но тот отвернулся в сторону и принялся что-то насвистывать.
Минут через десять лодка была на средине озера. На берегу виднелись редкие точки людей, где-то вдали одиноко маячил белый лоскут яхты. Киш-озеро давало добро.
— Колян, что в твоей сумке? — как бы ненароком спросил Купец.
— Деньги, вся наличность, — ответил Лодин. — Боюсь уже дома держать, ночами не сплю…
— Дома держать не стоит, что верно, то верно, — сказал Купец, беспечно глядя в серое небо, — давно пора было припрятать понадежней, а то таскать десятки тысяч по городу… не страшно?
— Не знаю, что опасней…
— Брось весла, брось, кому говорю! — раздался резкий окрик за спиной гребца.
Купец и Лодин с удивлением уставились на старика. Лицо его было искажено злобной гримасой, в глазах пылала гобсековская жадность, в правой руке вороненой сталью отливал «вальтер». Подельники оцепенели от неожиданности. Свободной рукой старик ловко выхватил сумку из-под сиденья Лодина.
— А теперь гребите к берегу, живо!
Вот так сюрприз! Первым от шока оправился Купец:
— А что дальше?
— А дальше вы меня высаживаете на берегу, а сами катаетесь дальше сколько влезет, хоть до утра, — съязвил Цульский.
— Старый, ты наверное забыл, что сгубило фраера, — сказал Купец. — К тому же в сумке значительно больше, чем было оговорено.
— Не ваша забота, сосунки. Сказано гребите!
В глазах у Лодина навернулись слезы, и он безропотно налег на весла.
— А взял с вас больше за страх, — вслух рассуждал повеселевший Цульский. — Я воды смертельно боюсь, плавать не умею, а вы меня как пацана на глубину потащили, иллюзион устроили. Таких молокососов, как вы, учить надо, чтоб старость уважать научились…
— Ты, гнида, хоть покажи в каком месте высадить.
Старик на секунду обернулся к берегу и махнул рукой в сторону тростника. Этого мгновенья хватило Купцу, чтобы выхватить пистолет и сделать выстрел — самодельный глушитель сработал безупречно и легкий щелчок даже не вспугнул чайку, качавшуюся на воде рядом с лодкой. Гильза, описав дугу, плюхнулась в воду. Пуля пробила старику шею, оружие выпало из разжатых пальцев и упало на дно лодки. Тело медленно сползло туда же. В горле у него противно клокотало, он был еще жив. Глядя на них безумными глазами, Цульский силился изрыгнуть какие-то проклятия, но вместо этого у него вырывался свистящий хрип. Лодина затрясло и чуть не стошнило.
— Купец, что ты наделал? Зачем?
— Не стони, а лучше отгреби подальше.
Руки Николая сделались ватными и не слушались его, но все-таки лодка медленно двигалась.
— Пойми, Колян, другого выхода у нас не было. Он ушел бы с деньгами и оставался б опасным. Тут риска никакого, кто его будет искать, фашистского недобитка. Считай, что ты выполнил миссию народного мстителя, свершил так сказать, акт возмездия.
— К чему черный юмор, Гриша? Не я, а ты…
— Нет, Колян, не я, а мы. Видишь, он еще дышит, ну-ка стрельни, разок. Заодно и молчать на эту тему будем крепче.
И он вложил в дрожащую руку Лодина пистолет и помог ему нажать спусковой крючок. Затем наклонившись, посмотрел зрачки лежащего и объявил:
— Все, теперь финита.
Он достал из-под кормового сиденья внушительных размеров холщовый мешок.
— Помоги на старичка мундир напялить.
Через пару минут все было обстряпано: труп отлично вписался в мешок, туда же Купец заложил заранее припасенную железяку. Осмотрелся и дал команду:
— Готово. Три-четыре…
Мешок полетел за борт, легкая волна всколыхнула водную гладь.
— Все, теперь давай на станцию, — сказал Купец. — Гражданская панихида закончена, речей и поминок не будет.
На обратном пути он с помощью ковшика аккуратно удалил с днища кровяные разводы. На станции, сдав лодку и нацепив на руку часы, он подошел к Лодину:
— Ну что, Колян, как говорится, настала минута прощания. Теперь я начинаю другую жизнь, новый виток, выныриваю в новом месте, без крыши, короче, с нуля. Поэтому мне нужны деньги. Значит сделаем так: я забираю твою сумку, а тебе отдаю свою долю, золотишко и камешки, все самое ценное, что по почте отправлять не рисковал. Тебе торопиться некуда, пройдет время, все сдашь за милую душу, только не горячись, год-два выдержи. И помни, ты чист, без сучка и задоринки. А мне ждать некогда — надо устраиваться. Ну как, согласен?
— Все понятно. Тебе деньги нужнее — бери. Где твой металл?
— В аэропорту, в камере хранения. Ячейка сто восемь, шифр — «к» сто двадцать три, один-два-три. Запоминается легко, завтра заберешь. А теперь прощай, обойдемся без проводов и громких слов.
Они обнялись. Купец положил свой «ТТ» в сумку Лодина, «вальтер» Цульского засунул в карман куртки.
— Да, и последний совет, если что, ни в чем не сознавайся, доказать они ничего не смогут. Не забывай, как устроюсь, обязательно звякну.
И он, резко развернувшись, не оглядываясь, направился в сторону зоосада.
Зверинец почти опустел, у клетки со сладострастным павианом уже никого не было. Купец купил в буфете огромное кремовое пирожное, самое большое, что там было, и швырнул его в клетку. Зверь будто узнал его и приветственно поднял лапу. В то же время самочки дружно кинулись к лакомому куску, но тут же были остановлены властным рыком. Зверюга подошел к пирожному, обнюхал его и уселся прямо в крем своей бесподобной задницей. Купец хотел было обидеться, но не успел. Животное поднялось и выпятило вымазанный в креме зад на всеобщее обозрение. Самочки не стали медлить, они шустренько подскочили и стали слизывать сладкую мазню своими маленькими розовыми язычками. Их грозный предводитель мычал от восторга и наслаждения, Купец трясся от беззвучного хохота.