Страница 20 из 26
— Это твое дело, Хмаг, — цедил гундосый, — а я вахту отбарабаню, и все! И на покой! Осточертели здесь! Скукотища!
— Хорошо тебе помелом мести! — злился Хмаг. — А мне каково?! Мне пыхтеть еще до пособия четверть цикла, окачуриться можно.
— Работай, ты молодой! — хихикал Гмых. И булькал из бутылочки.
Иван ощущал, как уходила куда-то в небытие, далеко-далеко боль. А вместе с ней и немощи, потерянность, опустошение, безволие, беспамятство. Он оживал, оживал, с непостижимой быстротой, наливался силой, даже какой-то непонятной и незнакомой, диковинной для него мощью. Он ощущал эту мощь каждой клеточкой тела, каждым нервом. Еще минуту назад он почти не мог разлепить залитых кровью век. А теперь он бы одним махом вырвал из земли бетонный столб. Во всяком случае ему так казалось. Это было сказкой. Но это было!
— А я возьму себе участочек на мирной планетенке по ту сторону дыры, заведу хозяйство, живность какую-никакую и буду просиживать день-деньской на скамеечке, глядеть на солнышко да радоваться, — мечтал Гмых. — Или нет, замкнусь в зале отдохновений и буду балдеть, пока шарики за ролики не зайдут, и ни одна тварь в Системе не сможет меня оттуда выгнать, так-то!
Хмаг вздыхал, кивал, охал, поддакивал. А потом заявил:
— Так оно, видать, и будет, коли нас эти слизняки проклятые раньше времени в землицу не уложат! Ведь это ж какие нервы надо иметь, чтоб с ними работать, а?!
— Точно, никаких нервов на них не хватит!
И оба вздохнули горестно и тяжело, оглядели припухшие кулаки, поглядели в глаза друг другу сочувственно.
— Ну ладно, допивай, и пора браться за дело! — наконец прервал молчание Гмых.
— Дело превыше всего! — торжественно как-то провозгласил Хмаг.
Иван открыл глаза и оглядел себя. Ему стало жутко настолько, что он тут же зажмурился. Охлопав себя руками, убедился, что пояс на месте, и запихал в него яйцо. Застегнул молнию. И только тогда вновь открыл глаза. Он чувствовал себя прежним Иваном, не было никаких изменений, никаких новых и странных ощущений за исключением, возможно, необычайного прилива сил, свежести. А глаза говорили о другом: плотное и необыкновенно крепкое тело было скрыто под комбинезоном без длинных рукавов и штанин, точно таким, какие носили негуманоиды-харханяне, чешуйчатые руки, ноги оставались открытыми — Иван смотрел на эту темную, с зеленым отблеском чешую на собственных руках, и ему было не по себе. Ноги заканчивались морщинистой голой стопой, имевшей четыре толстых, с большими черными когтями, пальца. Все это было непривычно. Но Иван чувствовал каким-то непонятным чутьем, что этой ного-лапой можно действовать как рукой, а то и получше. Он поднес к глазам руку — восемь длинных гибких, но вместе с тем сильных и костистых пальцев были послушны его воле, он их сжал, разжал, потом пошевелил каждым в отдельности и всеми вместе. Он не видел своего лица, но он уже знал, что оно точно такое же как у Гмыха или Хмага — трехглазое, брыластое, завешенное сверху пластинами… В новой шкуре было непривычно, больше того, страшновато. Но в ней можно было жить!
— Чего это? — поинтересовался Хмаг, поворачивая голову к Ивану-оборотню. — Чего?! Ах, слизняк, шутковать надумал!
— Не забалует, — проворчал Гмых. И тоже обернулся. Нижняя челюсть у него сразу отвисла, обнажив ряд пластин.
Иван потрогал языком шарик — переговорника на небе — тот был на месте и, судя по всему, работал. Тянуть резину не следовало. Надо было опробовать себя в новом теле. Философствовать и докапываться до причин всех событий можно будет потом, на покое.
Иван вскочил на ноги. И не рассчитав силы, взлетел на полтора метра над травой. Вот это да, подумалось ему, вот это тело, в таком можно жить! Никогда в жизни, даже в самые лучшие дни и годы, даже под воздействием самых сильных стимуляторов, Иван не ощущал себя столь могучим, переполненным силой. И он не стал зря тратить времени.
— Ну что, гниды?! — взревел он громогласно.
Гмых с Хмагом выпучили глазища, привстали.
— Где слизень? — спросил один.
— И ты кто такой? — поинтересовался другой:
Иван не ответил. Первым ударом он опрокинул обратно наземь Гмыха, вторым подбросил вверх Хмага. Но не дал тому далеко улететь, подхватил его, вцепился в ногу у самой стопы, перехватил чуть выше другой рукой — и со всего маху обрушил тяжелое и плотное тело на лежащего Гмыха. Тот только крякнул.
— Ну что, — спросил Иван, — как вам нравится ваш ученик? Что примолкли?!
— Я чего-то не пойму, что происходит, — прохрипел снизу Гмых, — это что, из второго яруса, что ли? Или инспекция?!
Хмаг ни о чем не спрашивал. Он лежал с закрытыми глазами и помалкивал.
— Считай, что инспекция, — ответил Иван. Вцепился когтистой ногой в ворот комбинезона, рванули содрал серое одеяние с лежащего, только ткань затрещала. — Вот проинспектирую вас и к другим отправлюсь.
— А где документ? — вопросил строго голый чешуйчатый Гмых. — Почему не по правилам?!
— Щас! Будет тебе и документ и правила!
Иван ухватил Гмыха за лодыжки, вскинул его над собой и обрушил испробованным приемом на Хмага. Удар был знатный, аж в ушах затрещало! А Хмаг тут же приоткрыл глаза и завопил. Он даже не пытался защищаться.
Ивану пришлось согнуться в три погибели и навесить сверху по разику каждому, для острастки. Хмаг сразу смолк. А Гмых прошипел подозрительно:
— Нет, ты не из инспекции, ты все врешь!
И почти без усилий встал, пригнулся, выставил вперед руки, пошел на Ивана. Тут же вскочил на ноги и опомнившийся Хмаг. Он похоже как и его напарник не особо пострадал в маленькой потасовке.
— Щас мы узнаем, откуда ты, — злобно заверил Гмых.
— Это изгой! — сказал Хмаг. — Его надо брать!
— Вот и возьмем!
Иван понял, что рисковать больше не стоит. С такими парнями надо быть поосторожнее, каким бы сильным и смелым ты себя не ощущал. Нет, пора! С ними можно будет и в следующий раз потолковать.
— На землю! — заорал он тоном, не терпящим возражений, властным и грубым.
Напарники остановились, переглянулись.
— А ну, мразь!
— Чего ты шумишь-то? Давай разберемся, побеседуем, — примиренчески предложил Гмых. — Куда нам торопиться-то?
— Оставь! — оборвал его Хмаг. — Это не наш, точно! Я его телепатом не слышу, понимаешь, совсем нету!
— Ах, вот оно что-о! — протянул Гмых. — Вон оно ка-ак! Он нас дурить собрался?! Ну уж нет, будем брать. Давай!
Иван опередил их на миг. Он стрелой бросился к столбу, прыгнул, обхватил его, полез. Что-то твердое и звонкое клацнуло под ним. Что-то сорвалось и шмякнулось. Но он ничего уже не видел и не слышал. Он пробивался сквозь решетку, хлам. Он был на чердаке, на спасительном чердаке.
На отдых ушло не больше трех минут. После этого Иван решил заняться собою основательно. Он ощупал голову — каждый квадратный миллиметр, каждый бугорочек, каждую впадинку. Да, голова была типическая, негуманоидская. Но стоило оторвать от нее руки, и Иван ощущал ее своей собственной прежней головой, человечьей, двуглазой, обтянутой мягкой и упругой кожей, а не пластинами, наростами, щетинистой шерстью. Все было очень странно. Но Иван не забыл мысленно поблагодарить Гуга Игунфельда Хлодрика Буйного, верного друга, так пригодившегося своим необыкновенным подарком. Гуг ворочал ныне гидромолотом на подводных шахтах… Ну да ничего, Иван поклялся вызволить его оттуда! Дай только Бог самому выбраться!
Он прощупывал и осматривал свои новые руки, ноги, пытался понять — из чего эта чешуя, из чего пластины. Хитин ли это, или роговые поверхности, а может, просто уплотненная кожа? Но так и не сумел разобраться. Больше всего поверхностные ткани напоминали хитин. Но нужен был анализатор, а анализатора у Ивана не было. У него вообще сейчас ничего почти не было.
— И все же вы, молодой человек, спешите, — прозвучал вдруг голос ного и неспившегося Хука Образины, — вы совершаете ошибку за ошибкой. Ну разве так можно?!