Страница 64 из 110
– Ваше Величество, как показывает моя врачебная практика, а она весьма богата, смею вас уверить, – снова надел неприступную маску Николай Александрович, – я не исключаю повторный срыв…
– Какой еще срыв? Почему мне не доложили? – начал повышать голос я.
– Тише, прошу вас, – едва заметно поморщился доктор. Я тут же умолк и знаками показал ему, что буду тише воды ниже травы. – Ваше Величество, без всякого колебания могу заявить, что утрата едва рожденного ребенка – это весьма и весьма тяжелая травма для женской психики. Положение, несомненно, усугубляется тем, что это был первенец… – Видя, как заиграли желваки у меня на лице, врач тут же свернул в сторону. – И конечно, несколько чуждая обстановка, отсутствие привычного окружения и вообще, – он сделал неопределенный жест рукой. – Как врач я прошу вас быть с императрицей как можно мягче и обходительней. – Он замолк, дожидаясь моей реакции.
– Я понял вас, Николай Александрович. Но почему здесь нет других врачей? Вам не нужна помощь? Вы так в себе уверены? – громким шепотом поинтересовался у него я.
– Не горячитесь, Ваше Величество, не горячитесь. Ситуация совершенно ясная, а другим врачам потребуется делать осмотр, для этого придется будить больную, что, знаете ли, чревато. Так что я взял на себя смелость распорядиться никого не пускать, тем более все, что можно, я уже рассказал на консилиуме…
– Быть может, вы хотите пройти в зал, где пробуждения императрицы ожидает ваша глубокочтимая матушка? – после небольшой заминки в разговоре, решил сплавить меня от греха подальше доктор.
– Конечно. Проводите меня к ней, – распорядился я.
Прогулка была недолгой, как оказалось, родственники и просто сочувствующие расположились в одной из соседних комнат.
– Коленька, – бросилась ко мне через весь зал мать, едва я вошел внутрь. – Да как они могли! Как они только посмели? – Она остановилась в двух шагах от меня, взволнованно дыша, разговор с придворными явно разгорячил ее. – Твоей Лизочке очень плохо. Она совсем ослабела, бедняжка, – сочувственно глядя мне в глаза, взяла меня за руку мать. – Когда она проснулась, у нее случилась истерика. Насилу отпоили. Вот теперь спит, – вывалила на меня ворох информации императрица.
Я молчал, переваривая сказанное, незаметно разглядывая придворных. У всех было самое что ни на есть воинственное выражение лица. Вкинь в комнату мятежника – тотчас же в клочья порвут. Вот бы посмотреть на их лица вчера ночью, со злорадством подумал я и тут же себя одернул. Нечего! Я вчера сам был не лучше.
– Хорошо, что Лиза спит. Она действительно натерпелась. – Я снова помолчал. – А с заговорщиками я разберусь. Что заслужили – то и получат!
Обступившие нас с матерью дворцовые шаркуны тут же закивали. Со всех сторон до меня доносились возгласы: «Какое им отделение?!», «Не будем цацкаться!», «Они у нас получат!». Возгласы были порой излишне громкими – многим явно хотелось быть услышанными.
– Все будет хорошо, – склонившись к уху матери и крепко обняв эту разом так постаревшую за ночь женщину, прошептал я. – Не сомневайся. Просто верь мне, – отстранился и посмотрел ей в глаза. – Просто верь.
– Ты так изменился после смерти отца, Николай, – заглядывая мне в лицо, сказала мать. – Возмужал, стал тверже, резче. Совсем уже взрослый. Только глаза стали чужими, как будто это и не ты вовсе.
Я внутренне напрягся. Ответить на это мне было совершенно нечего, да моего ответа никто и не ждал. Постояв с матерью еще пару минут в окружении почтительно смолкших придворных, я отправился на поиски Игнатьева, попросив послать за мной, как только Лиза проснется.
– Ваше Величество, – перехватил меня в коридоре Рихтер. – Перед дворцом собралась огромная толпа горожан, – напористо излагал он. – Среди них бродят порой самые безумные слухи. Ваше появление и всего несколько слов здорово охладили бы пыл толпы.
– Сейчас выйду к ним, Оттон Борисович, – быстро отреагировал я. – Готовьтесь.
Рихтер тотчас откланялся и умчался в сторону ворот, а я, не торопясь, направился к лестнице, ведущей к выходу на Дворцовую площадь. Проходя мимо окон, выходящих на нее, я глянул на улицу – людское море затопило все пространство, докуда только хватал глаз. Вот ведь! А с другой стороны дворца, куда выходили окна моего кабинета, все казалось так спокойно…
Когда я достиг указанного выхода, то обнаружил там небольшое вавилонское столпотворение. В центре его был начальник моей охраны, осипшим голосам втолковывая обступившим его офицерам то, как должны встать войска. Наконец Рихтер отпустил офицеров и они, козырнув, умчались на площадь.
– Ваше Величество, нужно немного подождать, пока мы проведем перегруппировку войск, – завидев меня, принялся объяснять Оттон. – Между вами и толпой встанет Смоленский полк. Удержит толпу в случае чего. Покушение маловероятно, но всякое может случиться. Не стоит сбрасывать со счетов и саму толпу. Опасность несет не только ее гнев, но и любовь.
– Хорошо, – покладисто согласился я. Желание рисковать своей шкурой за сегодня мне отшибло напрочь.
Наконец все необходимые приготовления были завершены, и я получил «добро» от начальника своей охраны. В сопровождении десятка телохранителей я вышел из дворца, прошел к ровным рядам выстроившихся солдат Смоленского полка, поднялся на приготовленный для меня постамент и оглядел площадь. Людское море, разлившееся передо мной за барьером солдатских спин, замерло в ожидании.
– Подданные Российской империи, к вам обращаюсь я! – насколько позволил голос, громко начал свое выступление я. – Сегодня ночью мятежные поляки хитростью проникли во дворец и сделали попытку убить меня. Им это не удалось! – сделав отрицающий жест, констатировал я очевидное. – Но им удалось нанести тяжелую рану прямо мне в сердце! Мой сын, мой едва родившийся первенец умер сегодня ночью, – я замолчал, переводя дыхание. Людское море гневно зашумело. – Оставьте мысли о каре мятежников. Их покараю я и закон! – постарался снизить градус настроений я. – Прошу всех разойтись по домам, – закончил я и спрыгнул с постамента.
* * *
– Андрей Александрович! – обратился я к своему секретарю, едва войдя в приемную. – Узнайте, где, черт побери, Игнатьев?!
– В Петропавловской крепости, Ваше Императорское Величество. Непременно обещает быть к пяти часам, – тут же отозвался Сабуров.
Его до того всегда безупречный костюм был слегка помят, а на лице явно выделялись раскрасневшиеся глаза. «Тоже не спал эту ночь», – подумалось мне. Еще бы, вчера, в день покушения, моя приемная стала своеобразным штабом подавления мятежа. Сюда стекалась вся информация, и я, и Рихтер с Игнатьевым, и министры – все мы обменивались записками через вестовых, которых в такой суматохе, когда никто не знает, где находится адресат послания, некуда было отправить, кроме как в приемную. Андрею выпала нелегкая доля – отслеживать все перемещения Кабинета по городу и организовать обмен информацией между нами. Надо сказать, справился он с ней весьма достойно.
– Позволю себе напомнить, Ваше Величество, что его превосходительство министр финансов и с товарищем все еще ожидают вас в кабинете, – прервал мои мысли секретарь.
– Знаю! – рявкнул я в ответ так, что заставил Сабурова вздрогнуть. С прошлой ночи я никак не мог успокоиться. Нервы плясали, словно струны на гитаре, – опустив руку на твердую поверхность, я то и дело начинал выбивать пальцами какие‑то сложные ритмы, чего за мной отродясь не водилось.
– Прости, Андрей, – искренне извинился я за невольный срыв. – Ты всю ночь во дворце? Пойди, поспи часок, я разрешаю.
– Простите, Ваше Величество, но я вынужден вам отказать, – бесстрастно ответил Сабуров.
– Что? – непонимающе переспросил я.
– Я остаюсь, – спокойно ответил мне Андрей. – Здесь еще много работы, и кроме меня ее выполнить некому.
– Но ты вовсе не обязан…