Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 34 из 110

– Это сейчас тут не убрано и посетителей нет, – начал оправдываться молоденький адъютантик. – Да и был‑то я тут всего один раз…

– …и пьяный, – усмехнувшись, завершил за него логическую цепочку я. – О‑о! А вот и вино пожаловало! – отметил я работу проявляющего чудеса расторопности хозяина заведения.

– Что будет угодно, милостивый государь, – угодливо склонившись в почтительном поклоне, спросил у меня кабатчик.

– Щей неси, да понаваристей, со сметаной. Хлеба и… давай мясного чего‑нибудь сообрази.

– Сей момент, – и, немного повернувшись к белобрысому мальчонке‑разносчику, громким шепотом прошипел: – Чего стоишь! Бегом побежал всех будить! Господа, придется немного подождать, время позд… совсем раннее…

– Не беда, подождем, – мрачно ответил я, ни капельки не успокоив волнующегося хозяина.

– И давай неси еще вина! – долив остатки довольно‑таки неплохого грога соседу в стакан, скомандовал Володя. – Да поживее!

Как следует подкрепившись и выкурив по трубке, мы снова направились к злополучным складам.

– Ваше императорское величество, князь Суворов велели передать: ваше приказание исполнено в точности, – доложил подбежавший полицейский, как только мы подошли к пожарищу. – Все собраны перед сгоревшими складами.

* * *

Я медленно прохаживался перед бесформенно сгрудившейся толпой испуганно жмущихся подальше от первых рядов людей. «Что же мне с вами со всеми делать? Как наказать вас так, чтобы не просто запомнилось, но и остальных от подобной практики отвадило?» – раз за разом спрашивал я себя. Впрочем, долго размышлять мне не пришлось. Окружающая меня обстановка мало располагала к спокойным и взвешенным решениям. А вид недавно сгоревших складов и извлекаемые из‑под завалов трупы быстро направили мои мысли в нужное русло.

– Ну что? Доигрались, господа хорошие? – зло обратился я к разом притихшей толпе. – Все о богатствах своих драгоценных печетесь? Как бы убытка не понести? – толпа испуганно молчала. – Вы когда склады запирали, о чем вообще думали? Людей заживо жечь – это вам не от налогов бегать, не товаром спекулировать. Это статья Уголовного кодекса Российской империи о предумышленном убийстве с отягчающими обстоятельствами! – я не знал, существовала ли такая статья, но был уверен, что‑то подобное должно было быть. Просто не могло не быть. – Всем, у кого склады не горели или пострадавшие отсутствуют, выйти сюда, – я указал немного в сторону. Видя, как всколыхнулась чуть ли не вся толпа, я поспешил добавить: – Если окажетесь виновными, наказание вдвое от оставшихся! С Сибири не вернетесь… – сквозь зубы, вполголоса закончил я.

Но жадно ловившая каждое мое слово настороженная толпа услышала. Услышала и снова испуганно замерла. Вскоре из нее стали один за другим, тоненьким ручейком просачиваясь из задних рядов, выходить люди. Когда их набралось уже достаточно много, я обратился к привлекшему мое внимание своей дородностью и собольей шубой явно богатому купцу.

– Эй, любезный! Да, вы! Не стоит так оглядываться по сторонам, я обращаюсь именно к вам. Представьтесь, пожалуйста.

– Иннокентий Петрович Шорсов, купец первой гильдии, – поняв, что деваться особо некуда, сохраняя достоинство, вышел из толпы богато одетый купчина.

– Так что же, Иннокентий Петрович, значит, склады запирать ты не велел?

– Нет, не велел, – спокойно и с достоинством ответил он.

– Ну а кто ж тогда? Неужто сам захлопнулся? – я притворно удивился. Уже зная, что практически все склады были закрыты, я не сомневался – купец поступил, как и все.

– То приказчик мой Сашка расстарался, подлец, – давно поняв, что запахло жареным, принялся выкручиваться Шорсов.

– Брешет все! Сам! Сам мне сказал закрывать немедля! Как увидел, что соседский склад занялся, так и сказал! – раздался крик из недр оставшейся стоять на месте толпы.

Раздвинув широкими плечами толпу, вперед вышел невысокий, но плечистый и коренастый мужик в расстегнутом до пупа тулупе.

– Да как же я мог тебе такое сказать, коли я в портовом управлении был? – по‑бабьи всплеснул руками демонстративно удивившийся купец.

– Врешь! Туда ты уже опосля побег!

Я уже начал жалеть, что отпустил рабочих по домам. Свидетели бы нам не помешали. Но, как оказалось, любопытных оставалось еще предостаточно.

– Не дело это, Александр Захарович, вину на других перекидывать, – донеслось до меня из‑за спины.





Я оглянулся. За свитой и полицейским оцеплением беззвучно стояла никуда не думавшая расходиться толпа из рабочих.

– Ну‑ка, ну‑ка, иди сюда. Говори, что слышал.

– Самого разговора‑то я не слыхал. А вот то, как едва пожар занялся и я к складу подбег, так видел, – непонятно ответил работяга.

– Что видел? – поняв, что рабочий закончил, уточнил я.

– Ну, того, как Александр Захарович с Сенькой, сучьим сыном, – сквозь зубы прошипел рабочий, – засов налаживали.

– Язык попридержи! С государем говоришь! – подскочил к говорившему стоящий неподалеку полицейский.

– Отставить! – остановил я уже замахнувшегося стража порядка.

– Что скажешь, Сашка? Было?

– Так я ж и не запираюсь! – развел руками приказчик. – Было. Как мне велели, так я и сделал.

– Ах ты, паскудник! На честного купца клеветать вздумал! – разъярился Иннокентий.

– Где ты тут честного купца увидал?! А ну покажи, дай посмотрю!

– Тихо! – остановил я начавшуюся перебранку. – Кто‑нибудь слышал, как тебе склад закрыть приказали? Говори! Нет?

Сашка затравленно огляделся.

– Один я был. Но ведь приказал же! Приказал! Ей‑богу, не вру, – вдруг распалился крепыш. – Хоть на кресте поклянусь, – и вправду достав из‑под рубахи нательный крест, начал истово клясться он.

– Врешь! Христопродавец! Побойся Бога! – вскричал купец и, подскочив к Сашке, рванул того за рубаху. Оба повалились на снег.

– Разнять! Быстро!

Н‑да, вот, значит, как. Купцы приказывают, а крайние у нас приказчики. Ну что сделаешь – не пойман, не вор.

– Значит, так. Тебе, – я указал на Сашку, – пятнадцать лет каторги и потом на поселение в Сибирь. Раз твои слова никто подтвердить не может, и слышать ничего не желаю! – резко сорвал с губ приказчика уже почти сорвавшиеся мольбы о милости. – Тебе, – я указал на немного помятого недавней потасовкой купца, – тридцать тысяч штрафа за то, что за приказчиком уследить не можешь.

– Ой‑е, – завыл купец… – Не казни, государь, по миру пойду…

– Все слышали? – обратился я к городовым. – Увести в полицейскую управу! Где портовое управление?

Из толпы «невиновных» несмело вышли чиновники.

– Ну что, толстобрюхие? Небось и слыхом не слыхивали, что склады запирали? Я угадал? – оскалился я.

– Все так! Не вели казнить, государь! – тут же упал на колени один, а за ним и другие чиновники.

– Ну что ж. Не знали так не знали, – участливо сказал я. – Всякое бывает, – на испуганных лицах чинуш робко промелькнула надежда. – Ну а раз не знали, то какой же с вас спрос? За что же вас теперь наказывать? – не замедлил подкрепить их робкую надежду я. С минуту понаблюдав за самой откровенной радостью избежавших наказания подлецов, я припечатал: – Ну разве только за то, что из‑за вашего служебного несоответствия люди погибли. Александр Аркадьевич, голубчик, – отвернувшись от все еще ничего не понимающих мерзавцев, мягко обратился я к градоначальнику, – сделайте милость, а сошлите‑ка их на каторгу в Сибирь. Лет на пятнадцать. Само собой, чинов, званий и наград надо лишить. И… да! Чуть не забыл! Будьте любезны половину имущества изъять в пользу казны. Не видали и не знали, хотя были должны, или знали, да не донесли, тут мне без разницы, – отрезал я отчаянно взвывшему всем скопом портовому управлению, наконец осознавшему, что их ждет.

Возможно, кому‑то покажется, что я стал похожим на одного из кровожадных тиранов. На этих страшных, классически злобных диктаторов, которые с удовольствием забавлялись мучениями ни в чем не повинных людей. Должен заметить, что это не совсем верно. Почему именно компромиссное «не совсем», а не твердое и решительное «совсем не»? Да потому, что, забавляясь с портовым управлением, я испытал странное, непривычное удовольствие – мне было чертовски приятно играть с мерзавцами в кошки‑мышки, до последнего оттягивая оглашение приговора. Был ли я в своем праве, усугубляя мучения подлецов ложной надеждой, или излишние страдания были ни к чему? Может быть, нужно было сразу выносить приговор?