Страница 32 из 110
Что после этого началось… Какой же я все‑таки дебилоид. Поднявшаяся после моих слов суматоха не шла ни в какое сравнение с невинным масштабом моего розыгрыша.
Не успел я договорить, как меня тут же окружила живая стена гвардейцев с карабинами и саблями наголо. Топот десятков ног, лязг оружия, крики и мельтешащие за окном факелы, количество которых росло просто в геометрической прогрессии. Вот в передающиеся за стенами моего кабинета крики «Врача!» как‑то незаметно вплелось паническое «Император ранен» и истеричное «Пожар! Горим!». Не прошло и двух минут, как весь дворец был на ногах.
Вбежавший врач обежал глазами кабинет и обратился к спрятавшим меня за свои широкие спины гвардейцам:
– Где император?!
– Не волнуйтесь, Андрей Владимирович, со мной все в порядке. Помощь нужна моим доблестным часовым, – вылезая из‑за живой стены, ответил я. – Требуется срочная лоботомия с пересадкой мозга, справитесь? – о боже, что я несу, они же ни бельмеса не понимают. – Господа, прошу вас убрать оружие в ножны, еще пораните кого ненароком. Ничего страшного не произошло, – подняв руки в известном с незапамятных времен жесте мирных намерений, я начал успокаивать сверкающих глазами солдат. – Просто решил немного подшутить над уснувшими караульными.
Чтобы успокоить дворец, потребовалось несравнимо больше времени, сил и нервов, чем на создание моей детской каверзы. Кстати, за время переполоха в нашем курятнике случилась пара переломов и целая куча вывихов и, как я потом узнал из первоисточников, окотилась кошка моей сестры Маши. Но, слава богу, в целом обошлось. Невосполнимых потерь не наблюдалось.
Вывод: немедленно на природу – нужно срочно выбить дурь из головы.
Но, как говорится, человек предполагает, а Бог располагает. Лишь только я поведал своим адъютантам о предстоящей рыбалке, как до того казавшиеся мне лишь глупой выдумкой крики о пожаре воплотились в жизнь. Горело, правда, почти на другом конце города, и не дворец, а портовые склады, но зато полыхали эти самые склады ой как не слабо. Зарево от пожара было видно наверняка за десятки верст, столбы желто‑красного пламени вздымались вверх на десятки метров.
Сидящее у меня в одном месте шило, несмотря на ярко и иногда нецензурно выражаемое недовольство родни, не угомонилось. Уже спустя десять минут я находился рядом с объятым пламенем складом, над крышей которого кружились яркие языки пламени. Красные, желтые, оранжевые, они сплетались в диковинном танце, рождая черный, густейший дым, тяжелым покрывалом укутывающий площадь.
А площадь, разделившаяся на две совершенно противоположные половины, бурлила. С одной стороны, цепочка добровольцев, передающих из рук в руки громыхающие и хлюпающие ведра с водой. Пашущие как проклятые, не замечающие ничего вокруг, они старались если не потушить, то хотя бы не дать пожару разрастись и перекинуться на соседние постройки. Руководил процессом мотающийся по площади как наскипидаренный толстый, заросший по самые глаза бородой, мужик в овчине. Отрывисто выкрикивая приказы, он безостановочно крыл матом каких‑то нерадивцев и тщетно звал на помощь какого‑то Василия.
С другой стороны, являя полную противоположность работающим в поте лица добровольцам, расположилась густая толпа зевак. Богатые и бедные, высокородные и сироты, в шубах или в обносках, все они собрались за одним – за зрелищем. Пожар уравнял их всех. Вот толстая, в бобровой шубе, купчиха судачит, сплевывая сквозь зубы семечки, с укутанной в протертый платок крестьянкой. Седовласый чиновник в форменном мундире неторопливо отвечает на вопросы юноши‑газетчика в клетчатом пиджаке с блокнотом в руках. Рядом несколько мужчин среднего возраста азартно бьются об заклад, сколько еще минут простоит объятое огнем здание. Тем, кто стоит ближе всех к огню, приходится неудобно задирать головы вверх, чтобы видеть, как огонь пожирает старое дерево ветхих складов. На лица им сыплется пепел, кожу кусают и жалят искры. Но никто не уходит. Еще бы, пропустить такое зрелище!
– Что горит? – пробурившись в первые ряды, спросил я у ближайшего тушившего пожар мужичка в драном зипуне. Свите я на всякий случай велел оставаться позади.
Мужик обернулся. Из‑под съехавшей на лоб шапки ручьями струился пот, заливая встрепанную бороду и неподвижные, точно слепые, глаза. Уже почти сорвавшийся с губ трехэтажный мат застыл, когда его остановившийся взгляд уткнулся в богатый, украшенный орденами, мундир сопровождавшего меня Владимира.
– Хлеб, – сипло втянув носом воздух, бросил он.
– Много?
– Да, туй его знает, – тяжело перевел дух мужик, с обреченной усталостью грохая на покрытую снегом и пеплом землю ведро. – Приказчика спрашивать надо, – он кивнул на руководившего тушением склада бородача. – А вот то, что наша артель теперь как пить дать десятку народу недосчитается, дело верное.
– Не понял? – я, признаться, не сразу осознал смысл этой фразы.
– Да закрывают склады завсегда, если пожар, чтоб не разворовали, – скривился мужик, сплевывая. – Там как раз дневная смена ночевала. Не повезло…[27]
– Что?!..!!! – выругался я. Неожиданная злость, родившись в груди, заставила закипеть кровь. Опустив голову, словно бык на корриде, я тяжелой походкой ринулся в сторону складов. Не успел я пройти и пары шагов, как меня со всех сторон облепили руки моих сопровождающих.
– Ваше императорское величество! Вам нельзя! Мы сейчас, мы сами, – раздавалось со всех сторон. Оставив меня на попечении трех самых рослых и сильных гвардейцев, моя свита всей толпой ринулась к воротам склада. Однако, подбежав на несколько метров, не выдержав нестерпимого жара, бравые гвардейцы волной откатили назад. Самые умные тут же принялись искать руководившего тушением пожара бородача, чтобы распорядиться открыть склады, но тот как сквозь землю провалился.
Пока свита, не зная, что делать, переминалась с ноги на ногу в нескольких метрах от лениво потрескивающих бревен склада, мой недавний собеседник кряхтя поднял с земли ведро. Перекрестясь и тихо пробормотав «С Богом!», он натянул шапку по самые брови и, вылив на себя ведро ледяной воды, тем самым приковав к себе всеобщее внимание, бросился к складу, заслонив рукавом зипуна лицо от нестерпимого жара.
– Куда! Стой, падла! – заорал не понятно откуда снова взявшийся бородач, увидевший подбежавшего к самым воротам мужика. – Убью суку!
Тем временем мужичок добежал до ворот и, присев, одним рывком приподнял и скинул тяжеленный брус, запирающий склад снаружи. Рванул дверь на себя и тут же бросился назад. Из двери повалил густой, жирный дым.
– Ах ты падаль! – заорал приказчик, подбегая к катающемуся по снегу в попытках сбить пламя храбрецу. Широко размахнувшись, бородач что есть мочи ударил лежачего ногой. – Я тебя покажу, как меня не слушаться, – сопровождая каждое слово пинком, все не унимался он, – да я тебя сгною, мразь! – не замечая ничего вокруг, самозабвенно надрывал глотку бородач.
– Что ж ты, сука, делаешь! – резким рывком вырвался я из рук свитских и, пробежав несколько шагов, с лету заехал ему кулаком в ухо. Приказчик, сбитый ударом, рухнул на землю. Он был похож на распластавшуюся после дождя жабу. Огромный живот, нелепо разбросанные руки и ноги и выпученные, навыкате, глаза. Перевернувшись, он попытался встать на четвереньки. – Лежать, тля! – я от души саданул сапогом ему по ребрам, опрокинув на спину. – Немедленно открыть все склады! – бросил я подбежавшей свите и, обведя бешеным взглядом замешкавшихся гвардейцев, добавил: – Бегом, я сказал!
Свита бросилась в сторону пожарищ, увязая в рыхлом, грязно‑сером снегу.
– Володя, давай с ними! – указал я оставшемуся со мной князю на только занимающийся огнем склад неподалеку. – А за этим моральным уродом я и сам присмотрю! – бросив презрительный взгляд на лежащего приказчика, добавил я.
Огляделся. Среди складов по‑прежнему метались немногочисленные фигурки людей с ведрами, добровольные пожарные команды и причитающие купцы. Склады все, как один, были заперты.