Страница 65 из 88
Пока он ждал, он пытался выяснить, что все эти штурмовики забыли в городе, но, похоже, ответа никто не знал. Пару дней назад имперские войска выгрузились из «звездных разрушителей» и понаставили дорожных постов по всему Мос Айсли, равно как и в других городах в окрестностях Юнгландских пустошей. Они что-то искали, но никто не знал – что. Сейчас парочка из них заявилась в кантину и сверкала белой броней. БоШек оглянулся, чтобы посмотреть – как отшельник с мальчишкой отреагируют на появление штурмовиков, но те уже смылись. Он поднялся было, чтобы занять их место в кабине с Соло, но его опередили сперва имперцы, а потом длинноносый зеленокожий родианец. Соло был сегодня популярен.
Родианец держал бластер, наставив его в грудь Соло. БоШек вытащил из кобуры собственный пистолет, готовясь помочь Соло, если это потребуется, но затем он увидел нечто, что заставило его убрать оружие и с интересом наблюдать за происходящим. Медленно, практически незаметно, под столом Соло вытаскивал бластер.
Естественно, что, освободив пушку из кобуры, он слегка пожал плечами, как бы говоря: «Пока, неудачник» и пристрелил родианца – тот обрушился на стол дымящейся грудой мяса и костей.
Соло поднялся, бросил бармену пару мелких монет и ушел прежде, чем БоШек успел привлечь его внимание. Прикончив напиток, пилот последовал за приятелем, но едва успел выйти за дверь, как почувствовал, что кто-то ухватил его за руку и властный голос произнес:
– Отлично, а теперь задержись, астронавт.
Он медленно повернулся, чтобы увидеть местного копа, направившего на него бластер.
– А в чем проблема? – спросил он, стараясь говорить максимально невраждебно.
Полицейский нахмурился.
– Проблема в том, что корабль преступника прорвал имперскую блокаду, в процессе чего смешал с грязью четыре истребителя-перехватчика и совсем недавно приземлился здесь, в городе. Дарт Вейдер находится на одном из боевых кораблей там, наверху, и хочет получить чью-нибудь голову. Твоя – кажется мне как раз подходящей для этого. Да и в целом ты годишься – даже летный комбинезон еще не снял. Как насчет того, чтобы пройти со мной до поста и немного поболтать?
Только годы практики общения с таможенниками позволили БоШеку сохранить на лице спокойное выражение. Но внутри он был близок к панике. Если его разум прозондируют, то они узнают наверняка, что это именно его голова и нужна Вейдеру. А еще все шансы за то, что прикрытие монастыря он с этим зондированием тоже порушит. При обоих раскладах – он мертвец.
Заставляя себя говорить спокойно, он пожал плечами:
– Боюсь, вы выбрали не того пилота. И там, в баре, полно народу, который может это подтвердить. Я здесь с полудня.
Коп помедлил, после чего заглянул в темный дверной проем. Когда он повернулся, чтобы посмотреть внутрь, БоШек ногой выбил бластер из его руки. После этого он ударил кулаком в голову копа, вкладывая в удар весь свой вес, и полицейский обрушился на пол, как разрядившийся дроид.
Бластер со стуком упал на землю в нескольких шагах от него. БоШек стремительно прыгнул за ним, но парочка йавов его опередила. Со своей добычей они поспешили скрыться среди десятков более высоких иномирцев, что наводняли улицы, но это БоШека уже не волновало. Если на то пошло – у него был собственный бластер, а так как у копа оружия больше не было, БоШек был доволен. Он развернулся и пошел беззаботно – но быстро – прочь от кантины, по направлению к центру города, где толпа гуще.
Он успел перейти улицу и пройти полквартала до разбившейся «Королевы Довагера», когда услышал позади себя крик. Немногие прохожие обратили на это внимание, так как крики, доносящиеся из кантины, были обычным делом. Но БоШек зашагал быстрее по направлению к проржавевшему корпусу старого корабля.
Перекрученные балки образовали арку над слежавшейся землей. Между несколькими из них натянули тент, сделав укрытие от солнца для толпы, что собиралась послушать уличных проповедников, которые важно вещали с верхних уровней развалины. Проломы в корпусе и выбитые иллюминаторы позволяли лучам света попадать внутрь корабля, откуда из темноты мерцали красным глаза посматривающих наружу йавов.
БоШек нырнул в провисший грузовой шлюз. Трюм провонял йавами, но это его не волновало. Чем больше, тем веселее, на самом деле. Он перешагивал через бродяг и проповедников, отдыхающих в тени, проталкивался через них до тех пор, пока не был надежно укрыт от взглядов с улицы. В тусклом свете, пробивающемся через дыры в корпусе, он стащил с себя летный комбинезон и зашвырнул его поглубже в темноту, оставив при себе только пояс, в котором хранил все личные вещи. До БоШека донеслись рычание и невнятная тарабарщина, когда обитатели обломков начали ссориться из-за новой добычи.
Одежда из серой ткани, что на нем осталась, была меньшей приманкой для полиции, чем летный комбинезон, но все равно это был не слишком хороший камуфляж. Опустившись на колени перед одним из бродяг, что лежал на полу, БоШек сказал:
– Десять кредиток за твои шмотки.
Он предложил гораздо больше, чем стоило это тряпье, и оба это знали. Не сказав и слова, бродяга стянул свою грубую коричневую рясу и отдал ее, получив взамен кредитки. БоШек завернулся в тошнотворно воняющее одеяние, после чего стал прокладывать себе дорогу обратно к двери.
Но он недооценил упорство копа. Тот, очевидно, видел, что БоШек укрылся в обломках, и сейчас стоял неподалеку, с маленьким бластером в руках, что достал из-за голенища. Под взглядом полицейского толпа вокруг рассеялась, и БоШек сомневался, что он сможет спрятаться среди немногих оставшихся на площади.
Он развернулся и снова вошел в корабль. Должен был найтись другой выход из всего этого. Спотыкаясь о тела, БоШек обошел кругом грузовой отсек, но все, что он нашел, – это трап, ведущий на верхний уровень. Подумав, что, может быть, можно будет спуститься где-нибудь по внешней стороне корпуса, он вскарабкался по трапу. Но тот вывел всего лишь на обзорную палубу, откуда перед толпой разглагольствовало с полдюжины проповедников.
Наблюдательная позиция была удобная, и БоШек увидел, что на выручку первому копу подошло подкрепление. Он оказался в ловушке. Очевидно, патруль не оставит это дело просто так, когда Империя дышит им в затылок. Им было нужно передать в руки штурмовиков какого-нибудь подозреваемого и скрыться ему теперь точно не дадут. Это значило, что копы не успокоятся до тех пор, пока не обыщут весь корабль. В неистовстве БоШек огляделся вокруг, но спрятаться было негде. Обзорная палуба была еще более открыта, чем грузовой отсек. Все, что можно было открутить или оторвать, давно было унесено – остались только свободный пол и выбитые окна, равномерно распределенные по периметру. Кроме одной, все оконные рамы были заняты проповедниками, которые стояли у проемов и обращались к толпе внизу. Из монастыря не было ни одного, и БоШек гадал – почему. До тех пор пока не вспомнил о письме, которое он выбросил по дороге в кантину. Должно быть, аббат созвал всех на какое-то совещание.
Спрятаться было негде, не было друзей, готовых прийти ему на помощь, и БоШек видел лишь единственную возможность спасти шкуру. Наклонившись, он извозил руки о затоптанный пол, после чего набрал полные ладони черной грязи и испачкал лицо, маскируя его настоящий цвет. Теперь его внешность вполне соответствовала одежде. После этого он подошел к окну и, надеясь, что его дрожащий голос звучит по-старчески, возвестил:
– Братья, сестры, друзья и иномирцы, берегитесь темной стороны Силы!
Несколько человек внизу подняли головы, щурясь от яркого света, и БоШек сообразил, почему именно это окно пустовало. Двойные солнца Татуина светили ему как раз в спину, слепя возможную аудиторию, – не самое лучшее место для проповедника, который жаждет собрать последователей. Но БоШека все устраивало идеально. Он натянул капюшон на голову, чтобы никто не мог его рассмотреть, прочистил глотку и начал проповедь.
Жизнь в монастыре не оставила в его голове ни малейшего понятия о религии, которую там исповедовали. Свое время он проводил в подземном техническом комплексе, а не в соборе, который служил только прикрытием. Вроде бы все доктрины основывались на божественном происхождении бант или какой-то подобной благоглупости и были позаимствованы у компашки истинно верующих, которые жили в пустоши. БоШек понятия не имел, как это все связать в единое целое, и решил, что лучше проповедовать то, в чем он хотя бы чуть-чуть разбирается. Хотя какая разница? Кто прислушивается к уличным проповедникам?