Пятая жертва

Валдаев любил глазеть в метро на девушек. А кто не любит? В Москве перебор красивых девушек. Но он со вздохом осознавал простую истину - все они не его. И никогда его не будут. Он не из тех, кто знакомится в транспорте. Прекрасно знал, какое это жалкое зрелище - он в роли троллейбусного Казановы.

На коленях девушки была большая сумка с чем-то квадратным, похоже, со стопкой книг. Сидела она под надписью: "ест детей и инвалидов". Есть старая народная забава - стирать отдельные буквы на надписях на стеклах в вагонах "места для пассажиров с детьми и инвалидов" и "не прислоняться", чтобы получалось нечто якобы смешное, "Не слоняться", "не слон я", "жир инвалидов" - и прочее в том же духе...

"Ну, посмотри на меня", - мысленно взмолился он.

Девушка, будто откликнувшись на этот беззвучный крик души, оторвала взор от книги. Огляделась. Столкнулась глазами с глазами Валдаева. И... слабая улыбка тронула ее губы.

Внутри у него будто что-то сладостно в ожидании запело. И тут же нота оборвалась, поскольку внутренний голос очень явственно произнес: "Дурак ты". Валдаев вздохнули стыдливо отвел взор. А когда снова посмотрел на девушку она уже плыла по волнам чьей-то фантазии в океане страстей дамского романа.

Поезд вырвался из темноты тоннеля в царство света на станции "Курская". Девушка поднялась и шагнула к дверям.

Тут все и произошло. Случайности - они правят порядком вещей порой куда тверже, чем закономерности. Поезд тормознул. Дородная тетка с сумкой на колесах, пытаясь держаться на ногах, резко качнулась. Сумка откатилась. Девушка споткнулась об нее, пролетела вперед и упала на пол. Глухо стукнулась об пол ее объемистая сумка, из нее вылетел тяжелый том "Литературных памятников". Девушка застонала.

Так как упала она совсем рядом с Валдаевым, тот устремился на помощь. Он подал руку и осведомился:

- Вы целы?

- Больно, - как-то обиженно произнесла девушка. Она начала привставать и вскрикнула, неудачно оперевшись о больную ногу.

Он помог ей усесться на сиденье.

- У, корова раззявистая, - заворчала тетка с сумкой на колесиках, хотя из них двоих если кто и был коровой, то явно не это пострадавшее от несовершенства грубого материального мира воздушное существо.

- Осторожно, двери закрываются, - пропел из динамиков женский голос.

Двери закрылись, и поезд снова тронулся с места, продолжая свой круговой, бесконечный путь по кольцу.

- Ну что же это, - шмыгнула носом девушка. От боли на ее глазах выступили слезы. Она обхватила ногу. - Не сломала, а? - обратилась она к Валдаеву. И тот пожалел, что окончил журфак, а не медицинский институт. Неплохо было бы сейчас, профессионально ощупав эту соблазнительную ногу, бросить: "Ничего особенного". И дать пару мудрых советов.

- Думаю, не сломали, - он почувствовал, что краснеет. и поделать с собой не мог ничего.

- Остановку проехала, - она снова всхлипнула, достала платок и вытерла слезы.

Поезд отмахал очередной перегон.

Девушка попыталась подняться с сиденья. Валдаев поддержал ее под локоть, мысленно осудив себя за то, что в его голове отнюдь не добродетельные мысли о сострадании куда более игривые мыслишки. Она покачнулась. Скривилась от боли.

- Вам далеко ехать? - спросил Валдаев.

- До метро "Семеновская", - девушка шмыгнула носом, и сердце Валдаева сдавило от нежной жалости.

- Давайте я вас провожу.

- Ну, если не затруднит, - неуверенно протянула она. Если бы она сказала, что ей надо куда-нибудь в Митино он бы сильно подумал, так ли уж нужно проявлять галантность. Но "Семеновская" - это совсем близко. Совсем не обременительно.

Он взял ее тяжелую, набитую увесистыми фолиантами сумку. Сумка была тяжелая, резала руку, и Валдаев с уважением подумал, что девушка вовсе не так хрупка, как казалось. Другой рукой он поддерживал девушку за локоть.

От метро нужно было ехать несколько остановок на автобусе - благо тот подошел быстро. Проблема была, чтобы помочь девушке забраться в салон, а потом выйти.

- Как ваша нога?

- Ничего, - тут она наступила на больную ногу и сдавленно вскрикнула.

- Больно? - с сочувствием спросил Валдаев.

- Ничего, выздоровлю. Одна нога длиннее другой будет, зато живая... Шучу.

- Я понимаю.

- Кстати, я Элла...

- Валера.

- Спасибо, Валера. Я не знаю, как бы добралась одна.

- Как вы столько книг тащили?

- "Литературные памятники". Средневековая классика. Подарок ко дню рождения.

- Ваш молодой человек обладает недурным вкусом.

- Уже не молодой... Это дядя подарил. Он немного зацикленный на этих памятниках. С детства меня пичкал замшелыми печатными древностями.

Валдаев перехватил поудобнее сумку. На пальцах остаюсь красные вмятины от ручки. Пройдет.

- Вот мой дом, - сказала Элла.

Дом был девятиэтажный, кирпичный, с продовольственным магазином внизу. Они поднялись на второй этаж. Остановились перед обшарпанной деревянной дверью.

- Вас, наверное, заждались, - сказал Валдаев.

-- Некому. Живу одна... Ну, спасибо, - она протянула ему руку для рукопожатия.

Он кивнул, пожал ее неуверенно. Все, прекрасный образ возник и растаял. И не будет никакого продолжения. Будет только горечь несбывшейся надежды, будет тщеславная гордость от джентльменского поступка. Как должен вести себя не такой тюфяк, а полноценный самец? Брякнуть: "А вы не угостите мужчину чашечкой кофе?" Или выдать какую другую пошлость? А потом - жаркий поцелуй, приветливо распахнувшаяся мягкая постель... Нет, такую девушку подобным наскоком не возьмешь. Впрочем, когда он общался с женщинами, ему всегда начинало казаться, что именно с ней нахрапом не выйдет. И стыдливо отчаливал в сторону. Чтобы через некоторое время выяснить, что у кого-то другого все выходит, и именно нахрапом, просто, без проблем...

- Очень приятно было познакомиться, - сказала она. И ему показалась, будто она ждет от него что-то еще.

- Элла, я могу позвонить и узнать, выжили вы?

- Ну конечно, - она полезла в сумку, вытащила белую с золотым тиснением визитку. - Остатки былой роскоши. Докризисной. Сделал шеф на работе нам визитки, а через неделю уволил.

- Возьмите мою, - в ответ он протянул свою визитку.

- О, журналист, - улыбнулась она, бегло взглянув на нее в слабом желтом свете лампы под потолком.

- Журналист.

- Ну, до встречи, журналист, - улыбнулась она и легонько коснулась пальцами его груди. От этого прикосновения сердце куда-то провалилось, а потом заколотилось, как перегретый мотор. Это был жест прощания... и обещания новых встреч...

Около автобусной остановки работал ларек. Около него сшивалась шумная компания подвыпивших злобных молокососов. Валдаеву стало неуютно от их оценивающих взглядов.

- Э, а закурить? - вопросил один из шпанят, отделившийся от компании.

Валдаев похлопал по карманам, вытащил пачку "Честер-фильда".

- У, круто, - причмокнул пацан, глядя на сигареты. - На всех, - сказал он, сграбастав штук пять сигарет. - Хорошие сигареты куришь, лысый...

Валдаев со вздохом подумал, что блюсти собственное достоинство в такой ситуации слишком дорого. Внутри было тошнотно. Он находился сейчас во власти настроения этой гоп-компании, которая могла отметелить его, убить.

Шпаненок залыбился криво, по-блатному, смачно харкнул на асфальт и отчалил к своим. Что-то сказал им, они дружно уставились на Валдаева и опять-таки дружно заржали. Они будто были одним злобным существом, название которому шобла.

Светлое настроение Валдаева, сложная гамма чувств в его душе - все было моментально изгажено. Будто черную кляксу посадили на белоснежное полотно. Ну что же, отметил Валдаев, мерзость и грязь города созданы для того, чтобы губить чувства. Нужно относиться к этому философски. Нужно ко всему относиться философски...