Бугор

— Привычка, — сказал Кандыба, добро глядя на натюрморт — запотевшая рюмка и огурчик. — Уже пятнадцать лет с утра — стопка и огурчик. Знаете, помогает.

— Рецепт старый, — усмехнулся я.

— Ну, со встречей, — он поднял рюмку.

Я проглотил коньяк. Часть его махнул в кофе.

— Слышал о ваших успехах, — сказал Кандыба, перекусив огурец пополам и сжевав его. Челюсти его работали мощно, им бы перекусывать металл, а не жалкий огурец.

— Вы имеете в виду Горюнина?

— И его команду.

— А вы откуда знаете?

— По телевизору показывали. Да и слухи уже разошлись. Большая шайка?

— Четыре человека. Всех взяли…

Действительно, вчера мы задержали последнего ворюгу — Баклана. Он пришел в палату, где его ждали не подельники, а оперативники. Колоться он отказывается принципиально. Уперся — ничего не выжмешь.

— Говорят, нашли краденое, — Кандыба вопросительно посмотрел на меня.

— Не все.

— Много недосчитались?

— Трех картин. Саврасов, Поленов, Клевер.

— Так, — он прикрыл глаза и неожиданно оттарабанв сюжет каждой. — Так?

— Так.

— Во, память еще есть… Поленов там изумительный бы. Очень дорогой. Если все сложить, где-то тысяч на сто долларов. А учитывая, что они ворованные, снизьте цену в четыре раза. Не бог весть какой куш.

— Двадцать пять тысяч долларов? Тоже не валяются…

— Даже машину приличную не купишь, — отмахнулся Кандыба. — Но Горюнин хорош.

— Вообще меня пугают темпы, с которыми криминализируется антикварный бизнес, — посетовал я.

— Потому что, если вести его по закону, платить налоги и торговать только чистыми вещами — много не заработаешь, — сказал Кандыба. — Дилетанты считают, что торговля антиквариатом — это легкие миллионы долларов. Насмотрелись репортажей с аукциона «Сотбис», где Мане уходит за полсотни миллионов долларов, и считают, что все столько зарабатывают. Когда сталкиваются с этим бизнесом ближе, удивляются, что цены так невысоки. Перепродать картину Васнецова и заработать на этом десять тысяч долларов — предел мечтаний. А с одной фуры с окорочками, если с таможней договоришься, доход раза в два больше. Разница?

— Да уж.

— Поэтому рецепт нормальной жизни в этом бизнесе: пренебрежение налогами — раз. Торговля темными вещами — два. По возможности вывоз за рубеж — три. И торговля подделками — четыре. Тогда будут более-менее нормальные заработки. Впрочем, на последние три пункта решаются очень не многие. Большинство антикварщиков ограничиваются фокусами с налогами.

— Факт, — я отхлебнул кофе. Кофе был хороший, и коньяк хороший. И вообще здесь было хорошо. — Меня беспокоит, что последнее время мода пошла у ворья на русских мастеров. То частные коллекции, а вот теперь Русский музея в Санкт-Петербурге. Кто-то по русским мастерам решил пройтись.

— А что. Очень возможно. — Кандыба приспустил галстук и вздохнул поглубже.

— А не поздно взялись? На Западе Россия сегодня не в ходу, — отметил я.

— На Западе Россия всегда была не в ходу. Но это не мешало ей быть Россией, — Кандыба улыбнулся и прикончил огурчик. — Нам Запад не указ.

— Что получается. Продать эти вещи здесь очень трудно. Да еще за копейки. На Западе они не нужны. Тогда какой смысл во всем этом?

— Может, заказывают для своих коллекций, — предположил Кандыба. — У многих теперь возникли бешеные деньги. Банковские аферы, наркотики, цветметаллы — мне, что ли, вам объяснять… Хотя вы видели наших наркомафиози?

— Видел.

— Им нужен Поленов и Саврасов?

— Вряд ли.

— Этому быдлу нужны ванны с гидромассажем и «Лендроверы».

— Тупик, — развел я руками…

— Кстати, насчет переправки произведений искусства на Запад. Тут проблема очень остра, — сказал Кандыба. — Вагонами ведь везут!

— Не без этого, — согласился я.

— И знаете, кто возит?

— Много кто. В основном дипломаты. Это еще с давних времен пошло. Переправить за рубеж чемоданчик с ценностями в застой не было проблем — даешь дипломату пять тысяч рублей — машина «Жигули», и чемоданчик оказывается за рубежом. Сегодня за такое цены в зеленых и поболе будут.

— А еще проводники поездов, — сказал Кандыба. — В вагоне сотни укромных мест, куда не залезет ни один таможенник.

— Знаете, кто этим занимается? — поинтересовался я. — Ну… — Кандыба замялся.

— Если начали, то уж договаривайте.

— Ладно. Если уж взялся содействовать оздоровлению окружающего мира, то надо идти дальше, — развел он руками — Была у меня пара картин. Один случайный знакомый предлагал перегнать на Запад, там как раз опять пополз вверх спрос на русский авангард, да и стоит он в несколько раз дороже, чем тут. Я отказался.

— Чего так?

— Я законопослушный человек…. В меру, конечно. Полностью законопослушны сегодня только идиоты. Что-то не так сказал? — улыбнулся он.

— Во всяком случае, откровенно.

— Я с людьми всегда откровенен.

— Тогда скажите, что это что за человек?

— Виктор Стружевский. Проводник. Подторговывал еще с середины восьмидесятых антиквариатом. Специально пошел проводником работать, чтобы гнать на Запад все. Кстати, — Кандыба стукнул, себя пальцем по лбу. — У него завязки с какими-то бандитами в Питере. Вот вам ход на Русский музей, — он потер руки. Как многих, его начинало захватывать выстраивание версий.

— Поезд какой?

— «Лев Толстой», фирменный — Москва-Хельсинки. Виктор сейчас как раз в рейс собирается. Из отпуска вышел.

— Где вы его видели?

— На собрании клуба нумизматов. Он там постоянный гость. Ну и я захаживаю иногда, хотя монетами интересуюсь постольку-поскольку.

— Значит, Стружевский.

— Удачи вам, — сказал Кандыба. — Чокнулись бы, да бокалы пусты. Но поутру больше нельзя. Тут я с ним был в чем-то согласен…

— И что с этим предлагаешь делать? — осведомился начальник моего отдела, изучив мой рапорт и отчеркнув избранные места ядовито-желтым маркером.

— Надо обкладывать волка, — с пафосом изрек я.

— А это не приблудная дворняжка? — с сомнением взглянул на меня полковник Буланов. — Точно волк?

— А у нас не страховая компания? Точно МУР?

— Ты о чем?

— О том, что гарантия только в страховых, компаниях.

— Не во всех, — покачал головой Буланов. — Ох, не во всех…

— Ладно, будем пахать эту борозду?

Буланов еще раз внимательно посмотрел на рапорт, будто пытался увидеть там что-то новое.

Я без особого труда установил, что на Московской железной дороге действительно работает Виктор Стружевский, тридцати пяти лет от роду. Он и правда член клуба нумизматов. Ездит на голубой «Ауди». Живет в трехкомнатной квартире, которую за три года выменял постепенно, начиная с однокомнатной. Ни в чем не нуждается. Чем может заработать на жизнь проводник международного поезда? Ну уж не провозом зайцев через границу. Только контрабандой.

— Представляете, потащит картины из Русского музея, и тут мы, — мечтательно произнес я.

— Ты что, веришь в эти разговоры о питерских бандитах, с которыми связь у этого проводника?

— Пока вся информация Кандыбы подтверждалась. — Многовато от него информации, — поморщился Буланов.

— Лучше больше, чем меньше.

— Чего тебе надо для дела?

— Наружку. Технический контроль. И поскорее. У него через пять дней рейс.

— Ой, — покачал головой Буланов. — Знаешь, какая очередина на технику и на наружное наблюдение!

— Знаю.

— Ни шиша ты не знаешь.

— Под громкие дела мы что угодно выбьем.

— Мы? Это я выбью, — Буланов устало махнул рукой. — Свободен пока…

Что-что, а выбить начальник родного отдела может все на свете.

И выбил — и бригаду наружки, и техников. Через курирующий нас отдел Главного управления уголовного розыска МВД. Там ребята ушлые и сразу понимают что к чему, а возможности у них куда больше наших.

Проводника мы взяли в железные клещи. Наружка протаскала его два дня без всякого толку — по кабакам, антикварным магазинам и по клубу нумизматов. Оперативники расширили свое образование, узнали, чем нумизматика отличается от фалеристики. Но не узнали одного — собирается ли Стружевский везти что-то за границу. И если вдруг собирается, кто ему будет помогать.