Страница 53 из 72
- Але, хрен собачий, ты чего тут делаешь? - прошипел подскочивший к нему широкогрудый детина. - А ну, живо вали отсюда!
С улыбкой взглянув на парня, Жорик медлительным движением положил на землю трубку сотовика, остатки водки вылил прямо на телефон. Еще и пристукнул для верности бутылкой. Крохотный экранчик жалобно мигнул и погас.
- Ты чего, баран, не врубился?
- Я, браток, Степу Гуслина поминаю? - кивнув в сторону бутылки, Жорик нашарил в сумке рукоять «ПМ». - Слышал когда-нибудь о таком?
Вопрос заставил «братка» изумленно приоткрыть рот. Глядя на разбитый телефон и на сияющую физиономию мужика, он не сразу нашелся с ответом.
- Какой, на хер, Степа?… Ты о чем, в натуре, базаришь, чмо!…
- Степа, - нравоучительным тоном произнес Жора, - это мой брат. И убили его такие же уроды, как ты.
- Что ты сказал?!…
Выстрел ударил практически в упор, отбросив широкогрудого на несколько шагов от заборчика. Еще трое развернулись в их сторону, но понять, что же такое произошло, не успели. Достав, наконец, пистолет из сумки, Жорик с неторпливой методичностью открыл по ним огонь. А в следующую секунду громыхнула очередь из окна дома, - значит, успели переполошиться и его друзья. Поднявшись, Жорик улыбнулся. От выпитого его чуть пошатывало, но страха по-прежнему не было. В голове гулял бесшабашный хмель, и подумалось, что именно в таком состоянии следует помирать нормальному мужику - с оружием в руках, в плотном окружении врагов. Наверняка, и Степа умер таким же образом - не бздел и не умолял о пощаде, бился до последнего. Он хоть и тихоней был, однако характер имел потверже, чем у брата…
От выстрелов пистолет резко подбрасывало в руке, и все же из троих братков одного он сумел зацепить. Двое оставшихся побежали, стреляя в него из ружей. Выстрелы бабахали оглушительно, но пули свистели отчего-то мимо. Некий ангел-хранитель продолжал оберегать Жорика. Кто знает, возможно, это и был его брат. Говорят, умершие родственники какое-то время помогают своим близким. Вот и Степан протягивал ему незримую руку, мешал врагам прицеливаться, отклонял их пули.
Как бы то ни было, но время тишины кончилось. Теперь в Жорика стреляли уже отовсюду - от ближайших кипарисов, из соседнего сада, со стороны дальней улицы. Стреляли и все никак не могли попасть. Держа коротышку пистолетик двумя руками, Жорик качающимся шагом двигался вперед, и его «ПМ» коротко вздрагивал, посылая вдаль злые пульки. Кажется, за кипарисами кто-то снова задушено вскрикнул, и тотчас на бешеной скорости из-за угла здания выкатил фургон. Едва разглядев торчащий из окна ствол, Жорик моментально переключил огонь на кабину. Скорее всего, у него бы все получилось, но кончились патроны. Он потянулся за новой обоймой, но все решали мгновения и чертов фургон был уже совсем рядом. Эти олухи совершенно не умели стрелять, и погибнуть Жорику было суждено не от пули. Все с той же улыбкой он пронаблюдал стремительное приближение тяжелого капота, а в следующий миг жуткий удар сплющил его внутренности, безжалостно швырнул на асфальт. Ослепительное небо мелькнуло перед глазами Жорика и погасло. Кажется, уже навсегда…
Когда-то Шорох занимался акробатикой и даже подавал определенные надежды, но залетел самым позорным образом, - свои же приятели застукали однажды в раздевалке шарящим по карманам. И ведь не нуждался ни в чем - вот что обидно! Но вот тянуло на чужое, и сил не было удержаться. Руки прямо сами лезли, куда не просят… Это уже потом Шорох узнал о существовании диковинной болезни, именуемой клептомания, а тогда все кончилось быстро и просто. Товарищи его отдубасили, и дорожка в большой спорт была отныне заказана. В армию он тоже не попал, поскольку подсел на два года. Правда, уже не за карманы, а за мошенничество с ювелирными украшениями. Это уже Свист его надоумил. Сойдясь ближе, сметливые пареньки принялись выплавлять из обычного свинца кольца, браслеты и маленькие статуэтки. Свист, наловчившийся таскать золото с радиозавода, проводил аккуратное напыление, превращая свинцовые побрякушки в изделия из драгоценного металла. Поделки продавали случайным торгашам, цыганам и приезжавшим с севера работягам. Формы изготавливал знакомый художник, с которым и делились прибылью. Кольца с браслетами шли ходко, - даже самые въедливые из покупателей ни о чем не подозревали. Если и делали соскобы, то глубоко украшения не царапали. Подвела случайность. Один из покупателей в ресторанной драке угодил кулаком по стене, сплющив кольцо-печатку в лепешку. Сквозь тонкий золотистый слой проступила свинцовая хмарь, и разъяренный забияка тут же ринулся искать обманщиков продавцов. Побить не сумел, - получил отпор от мускулистого Шороха, но чуть позже привел милицию, и премудрые друзья отправились куковать за решетку.
После отсидки пошли бродить по свету вдвоем. Ухватить счастье за хвост все никак не получалось, а потому начали выпивать. В одном из кабаков познакомились с Лизаветой, за бутылкой подцепили и Жорика, который сначала их забавлял, даже бегал для них за пивом, а после незаметно подмял под себя, из шестерки превратившись в пахана…
Когда за окном началась стрельба, первым на ноги вскочил Шорох. У него реакция оставалась еще неплохой, и раньше Свиста он сообразил, что дело швах. Приятель ринулся было к задним окнам, но бритоголовые были уже и там. Не случись пистолетных выстрелов Жорика, так бы и повязали их сонными. Но неожиданной атаки не получилось, и, разбив автоматным стволом окно, Шорох ударил по наступающим длинными очередями. Стрелять из «Калаша» ему никогда раньше не приходилось, однако дурное дело не хитрое, а руки у него все еще были крепкими. Свист - тот больше пугал братков, рассыпая пули поверх голов, Шороху везло значительно больше. Первыми же очередями он положил в землю двоих, перебежав в соседнее помещение открыл бешеный огонь по фургону. Здесь же сидела, всхлипывая, Лизка. Своими глазами она видела, как чертов фургон раздавил несчастного Жорика. Зато и досталось пассажирам больше других. Не жалея патронов, Шорох садил и садил по машине, пока случайная пуля не клюнула его в горло. Взглянув на убитого, Лизавета медленно забрала из рук Шороха оружие. За окном шевельнулись кусты, высунулась чья-то стриженая голова. Лизка подняла «Калашников» и изо всех сил дернула спуск. Очередь ударила по ушам, автомат чуть было не вырвало из рук. Бритоголового она отпугнула, но для себя уяснила, что ничего путного из ее обороны не выйдет.
Позади еще продолжал скупо постреливать Свист, но счет уже шел на секунды. Лизка помнила про подвал со взрывчаткой и отчетливо сознавала, что другого выхода нет. С гибелью Жорика любая оборона теряла смысл. С Шорохом они могли бы еще что-нибудь предпринять, но Свист не умел ни драться, ни стрелять. Да и она ничего этого не умела. Только одно свое женское дело и знала. Но что хорошо получалось с Жориком, уже никогда не могло повториться ни с кем другим. А что сотворят с ней разъяренные братки, угадать было несложно…
На ослабевших ногах Лизка пересекла комнату, по каменным ступеням спустилась в подвал. Каждый шаг казался ей последним, она вслушивалась в стрельбу над головой и пыталась припомнить из своей жизни что-нибудь особенно светлое. Однако и с этим у нее ничего не получалось. Прошлое лепилось какими-то бессвязными обрывками, если что и вспоминалось, то совершенно не то: прокуренный туалет школы, где ее лишили невинности, первый стакан водки, а после вереница мокрых и гогочущих ртов, кутерьма тел и вокзалов, сотни лиц, так и не сумевших стать родными и близкими. Только один Жорик и сохранился в памяти - беспомощный, вечно опухший, с такими добрыми и волнующими глазами…
Остановившись перед ящиками с тротилом, она судорожно вздохнула. В голове всплыла услышанная где-то фраза о том, что ничего случайного в этой жизни не бывает. Не случайно повстречала она спившегося мента, и не случайно оказались в этом подвале наполненные взрывчаткой ящики. В сущности, сама она ничего не решала, за них все решила судьба…