Наследник епископа

«Королевой, но не в своих землях…»

«Королевой страны, в которую входит Ваша собственная,» — поправил Келсон. — “И женой человека, который сделает все, что в его силах, чтобы сделать Вас счастливой.»

«В браке, заключенном в интересах государства и ради удобства, с врагом моей страны,» — ответила она, опустив глаза. — “Быть заложницей в игре династий и королей всегда было участью женщин.»

«Как и участью королей, миледи.»

Дрожа, Келсон снял свой перстень и, отложив его в сторону, опустился рядом с ней на одно колено. Он страстно хотел дотянуться до нее, коснуться хотя бы одной пряди ее блестящих волос, но он слишком нервничал и чувствовал присутствие Дункана, молча сидевшего справа от него, и лежащего у него на коленях Лльювелла, молчащего, но знающего обо всем, что происходит.

«Я… такой же заложник как и Вы, Сидана,» — продолжил он негромко. — “Отец Дункан может подтвердить, что я всегда мечтал о браке, основанном на любви, или, в крайнем случае, на страсти, но я всегда осознавал, что, когда я соберусь жениться, интересы династии должны стоять выше моих личных желаний.»

Он нервно прокашлялся. — “Но даже брак из государственных интересов может принести удовлетворение. Я не могу обещать, что Вы будете счастливы, выйдя за меня замуж. Но я даю Вам свое слово короля и мужчины, что я буду честен с Вами, и сделаю все, что смогу, чтобы стать добрым и нежным мужем, и буду молить Бога, чтобы со временем мы смогли полюбить друг друга. Может быть, это не все, чего Вы желали бы, и это не все, чего хотел бы я , но это все, что я могу предложить. Вы, по крайней мере, подумаете над моим предложением?»

Она долго не двигалась, и он был уверен, что она откажет ему. Вопреки благоразумию, он мысленно потянулся к ее разуму и обнаружил ее смятение: беспомощный гнев, смешавшийся с чувством долга и чести, и некоторое сострадание, которое дало ему повод для надежды.

Выйдя из ее разума, поскольку ее эмоции были слишком сильны, чтобы их можно было выдержать долгое время без ее просьбы и, тем более, без ее ведома., он поднял руку, чтобы погладить растрепавшуюся каштановую прядь, запутавшуюся в складках ее платья, и собрался упрашивать ее. Это прикосновение оказалось подобно молнии и поразило его настолько сильно, что он суть не ахнул. Он отдернул руку, как будто его ужалили, и, слегка покачнувшись, всмотрелся в ее лицо, видевшееся ему профилем на фоне темнеющего стекла. Он старался не думать о том, что настойчиво напоминало о себе в его разуме, но не мог сделать этого. Он знал, что если она все-таки откажет ему, то вне зависимости от того, что он говорил раньше, он снова рассмотрит возможность применения силы.

От самого себя его спасла Сидана. Она так и не посмотрела на него, но через несколько секунд ее руки безвольно упали.

«Я выйду за Вас замуж,» — прошептала она, и по ее щеке скатилась слеза.

Не осмеливаясь сказать что-нибудь, чтобы не заставить ее передумать, Келсон взял ее за руку и поцеловал ее, чувствуя как с поцелуем через него проходит новая волна облегчения и радости. Все равно, она почувствовала это. Когда он перевернул ее руку, чтобы прикоснуться губами к ее ладони, он почувствовал как она вздрогнула. Воодушевленный, он поднялся и неуклюже обратился к Дункану.

«Отец, Вы не засвидетельствуете согласие леди?»

Кивнув, Дункан переместил Лльювелла в сидячее положение и встал, кладя свою освященную руку на руки Келсона и Сиданы Лльювелл пошевелился и открыл глаза, но, казалось, это было все, на что он был способен.

«Вы планируете это на какой-нибудь конкретный день, Сир?»

«Через двенадцать дней после сегодняшнего дня, на Крещение.»

«Подходящий день для того, чтобы коронации королевы,» — тихо сказал Дункан, сочувственно улыбаясь дрожащей принцессе. — «Сидана Меарская, обещаешь ли ты и обязуешься по своей доброй воле и желанию заключить благородный брак с Келсоном Гвинеддским через двенадцать дней после сегодня, согласно обрядам нашей Святой Матери Церкви?»

Ее глаза наполнились слезами, но она сглотнула и быстро кивнула.

«Я обещаю и обязуюсь, и да поможет мне Бог.»

«Келсон Гвинеддский, обещаешь ли ты и обязуешься по своей доброй воле и желанию заключить благородный брак с Сиданой Меарской через двенадцать дней после сегодня, согласно обрядам нашей Святой Матери Церкви?»

«Я обещаю и обязуюсь, и да поможет мне Бог,» — уверенно сказал Келсон.

«Тогда я свидетельствую и подтверждаю, что согласно брачной договоренности между Сиданой Меарской и Келсоном Гвинеддским, они соединятся в священном супружестве через двенадцать дней после сегодня, согласно обрядам нашей Святой Матери Церкви. О браке будет объявлено завтра. Достигнутые договоренности считаются такими же обязывающими как брачные клятвы, и не могут быть расторгнуты.» — Он осенил крестным знамением их руки, соединенные вместе. — “Во имя Отца и Сына и Святого Духа. Аминь.»

Услышав это, она отдернула руку, отвернулась и, зарыдав, опустилась на кушетку возле окна. Келсон хотел было успокоить ее, но Дункан покачал головой и позвал Мерод и Риченду, и, прежде чем выйти из комнаты вместе с Лльювеллом и Келсоном, вкратце рассказал о том, что случилось. Оцепенелого Лльювелла он поручил заботам стражника, чтобы того отвели в его жилище.

Келсона он проводил обратно в королевские апартаменты, где его ждали Морган, Дугал и Найджел. Затем он и Келсон рассказали им о достигнутом соглашении, и король распорядился начать приготовления.

Глава 19

Веселое сердце — благотворно, как врачевство, а унылый дух сушит кости.

Следующие полторы недели Келсон избегал любых встреч со своей будущей невестой, надеясь, что время поможет ей принять то, что они оба должны сделать, с меньшей болью. Продолжавшееся присутствие Риченды оказалось удачным, поскольку Сидана явно предпочитала ее общество обществу любой другой придворной дамы, несмотря на то, что всем было известно, что Риченда была женой Дерини. Келсон не спрашивал, пыталась ли Риченда помочь их отношениям каким-нибудь сверхъестественным путем; ему было достаточно того, что его сватовство обошлось без применения его способностей Дерини.

В любом случае, Риченда смогла справиться с этим, и припадки почти истеричного плача Сиданы постепенно сменились каменной стойкостью, покорным послушанием и даже застенчивой радостью, когда свадебные одежды были скроены и примерены, и Риченда начала осторожно рассказывать своей юной подопечной о привилегиях и обязанностях, которые вскоре у нее появятся. Единственное серьезное происшествие случилось в середине недели, когда приватная встреча Сиданы и ее брата закончилась криками и приступам плача. Узнав об этом, Келсон запретил все дальнейшие контакты с братом до конца дня, на который была назначена свадьба, и попросил, чтобы в оставшееся до свадьбы время Риченда оставалась с принцессой днем и ночью. Морган грустил о том, что его ложе пустует, но изменения, происходившие в Сидане, были столь значительны, что он посчитал такую жертву стоящей. Однажды, когда он проходил мимо солярия королевы, он даже услышал как Сидана пела с Ричендой. Когда он рассказал об этом Келсону, тот весь вечер просто светился.

По мере приближения Крещенской ночи, продолжались и приготовления на военном и церковном фронтах. Наутро после Рождества архиепископы сделали следующий шаг для того, чтобы опустить Лориса на колени, расширив отлучение мятежных епископов и королевского семейства Меары до полного отлучения всей Меары. Келсон сомневался в долгосрочной пользе этой меры, поскольку было очень маловероятно, что Лорис подчинится этому, но он разрешил отправить извещение об этом вместе с формальным объявлением войны с наступлением весны. Дабы соблюсти правила приличия, он также сообщил о своих намерениях в отношении Сиданы: просто официальная копия объявления о браке, сделанного в Ремуте тем же утром, засвидетельствованная почти дюжиной епископов и лордов, как и женихом и невестой. У меарцев не было ни единого шанса помешать свадьбе, поскольку никто не мог успеть доехать до Ратаркина и вернуться прежде, чем свадьба состоялась бы; что же касается остального, то все решится весной.