Страница 71 из 76
Выступать, как было заведено, начали младшие. Начальник штаба 7-й дивизии капитан Головань высказался за продолжение борьбы. Примерно в таком же духе говорили и все остальные участники совещания, вне зависимости от чина и занимаемого положения. Генерал Белый заявил, что снарядов хватит по меньшей мере еще на два штурма. Генерал-майор Горбатовский сказал: «Мы очень слабы, резервов нет, но держаться необходимо, и притом держаться на передовой линии». Такой же принципиальной позиции придерживались другие генералы: Смирнов, Надеин, Никитин. Настойчиво требовали продолжать оборону такие боевые офицеры, как Ирман, Семенов, Мехмандаров. За капитуляцию выступили только Фок да начальник штаба Стесселя полковник Рейс.
Стессель не ожидал такого поворота событий и, явно обескураженный, поспешил закрыть совет. Выразив свою благодарность участникам совещания за мужество и готовность продолжать борьбу, он в то же время направляет царю телеграмму: «Крепость продержится лишь несколько дней, у нас снарядов почти нет. Приму меры, чтобы не допустить резни на улицах». Царь исподволь подготавливался Стесселем к мысли о неизбежности капитуляции крепости, а сам Стессель, отправив через Чифу телеграмму, считал себя обезопасенным со всех сторон и ждал повода действовать. Такой повод вскоре появился.
Через день после совета японцы взорвали бруствер укрепления № 3. От детонации в потерне взорвался запас боеприпасов и окончательно разрушил каземат. Укрепление пришлось оставить. Для японцев это был большой успех, но далеко не решающий. Однако Стессель немедленно отправил к Ноги парламентера с письмом, в котором писал: «Принимая во внимание положение дел на театре военных действий, я нахожу дальнейшее сопротивление Порт-Артура бесполезным, и во избежание бесполезных потерь я желал бы вступить в переговоры о сдаче». Он отправил парламентера, не предупредив об этом ни коменданта крепости, ни командующего эскадрой. «Падение укрепления 3-го дало Стесселю повод для капитуляции, за который он ухватился с неприличной торопливостью» — так писал об этом все тот же Бартлетт.
После проявленной Стесселем «неприличной торопливости» Фок распоясался окончательно и отдал приказ очистить Куропаткинский люнет, батарею литера Б и Малое Орлиное Гнездо.
А на переднем крае продолжались упорные бои. Генерал Горбатовский, офицеры и солдаты и не думали сдаваться. Ожесточенные схватки происходили в районе Орлиных Гнезд. Большое Орлиное Гнездо отбивало атаку за атакой. Враг нес огромные потери и, не считаясь с этим, продолжал атаковать волнами. На русских позициях не переставали рваться одиннадцатидюймовые снаряды. Горбатовскому приходилось вести войну на два фронта — с японцами и приказами Фока. Когда он отправил на Большое Орлиное Гнездо последний резерв — роту моряков, пришло донесение от коменданта укрепления капитана Галицинского: «…Надеюсь на Бога да на русского солдата». После этого стрелки и моряки отбили еще несколько атак. Нужны были резервы, и враг был бы остановлен окончательно… Но погиб генерал Кондратенко, и больше никто не решался снять войска с неатакованных участков. И это несмотря на то, что войска Северного и Западного фронтов стояли на позициях, удерживаемых ими со времени боев за Высокую. Семь тысяч человек находилось в полнейшем бездействии.
Фок продолжал очищать укрепление за укреплением. Когда ему доложили, что по приказу Горбатовского войска продолжают сражаться, он рассвирепел. «…Предписываю немедленно отдать распоряжение об очищении литера Б, — писал он во гневе. — Не заставьте меня принять побудительные к тому меры…»
«Побудительные меры» он собирался принять против героев обороны, против солдат и моряков, которые, не обращая внимания на его предательские приказы, продолжали борьбу, покрывая русские знамена неувядаемой славой!
Один из последних защитников Орлиных Гнезд, подпоручик Гриневич, выступая впоследствии как свидетель на Порт-Артурском процессе, рассказывал, что солдаты, подходившие все время к нему группами по пять-шесть человек с бомбочками, говорили: «Пришли умирать на Орлиное…» — и умирали как герои.
Ночью 19 декабря русские оставили первую линию обороны, но только первую. А представитель Стесселя полковник Рейс уже 20 декабря подписал в деревне Шуйшунь капитуляцию.
В ночь на 21 декабря Порт-Артур и его окрестности были охвачены пожаром. Матросы, солдаты, офицеры, не желая увеличивать трофеи японцев и не считаясь с приказами Стесселя, Фока, Вирена, уничтожали корабли, судовой док, артиллерийские склады, орудия и батареи.
В эту ночь для спасения полковых знамен, секретных документов и архивов в море ушел миноносец «Статный». Несмотря на то, что японцы усилили патрульную службу, он прорвался и благополучно достиг китайского порта Чифу. Так же, без особого труда, прорвались через блокаду миноносцы «Сердитый», «Смелый», «Властный», «Бойкий». Это лишний раз доказало, что только трусость Вирена и Стесселя явилась причиной трагической и бесславной гибели Артурской эскадры.
Крепость капитулировала на 329-й день войны, после славной многомесячной обороны. Капитулировала преждевременно из-за прямого предательства Стесселя и его окружения. Из 60 укрепленных узлов было потеряно только 20! К моменту капитуляции прочно держали оборону почти 25 тысяч штыков при почти 600 орудиях. В крепости оставалось более 200 тысяч снарядов, 4,5 миллиона патронов. Продовольствия бы хватило еще на два месяца обороны. Стотысячная армия Ноги была перемолота под Порт-Артуром, японский флот почти в полном составе прикован к крепости.
Никто не ожидал столь быстрого конца, в том числе и сами японцы. Норригард, один из английских корреспондентов при армии генерала Ноги, писал, что в тот самый день, когда последовала сдача Порт-Артура, офицеры в штабе Ноги говорили ему, что падение крепости ожидается не раньше полутора-двух месяцев. Поэтому «предложение русских о сдаче явилось неожиданным, хотя и приятным сюрпризом для японцев».
И все-таки, несмотря на поражение, слава русского оружия под Порт-Артуром была приумножена. На протяжении почти шестимесячной тесной осады, располагая почти пятикратным превосходством в живой силе, мошной осадной артиллерией, непрерывно снабжаемые боеприпасами и ощущая постоянную поддержку флота, японцы так и не смогли в открытом бою победить русского солдата.
Эллис Бартлетт писал: «История осады Порт-Артура — это от начала до конца трагедия японского оружия; только история осады, составленная по официальным документам главной квартиры, может раскрыть все тактические ошибки японцев, но подобная история едва ли появится в свет, пока настоящее поколение не сошло со сцены».
Действительно, японцы не спешили разбирать свои ошибки. Однако, справедливости ради, надо отметить, что сразу по окончании осады главный ее герой — барон Ноги писал генералу Тераучи: «…Единственное чувство, которое я в настоящее время испытываю, — это стыд и страдание, что мне пришлось потратить так много человеческих жизней, боевых припасов и времени на недоконченное предприятие…» Если командующий осадной армией стыдился своей победы, то японские солдаты прочувствовали ее на собственной шкуре.
Тысячи русских солдат и матросов пошли в плен несломленными. Каждый из них, покидая в скорбном молчании легендарную артурскую землю, мысленно прощался с павшими товарищами. И вряд ли нашелся в то время хотя бы один артурец, который не вспомнил бы генерала Романа Исидоровича Кондратенко.
Потеря Порт-Артура и Артурской эскадры несомненно ускорила общее поражение России в войне. Пока в артурской гавани находилась боеспособная русская эскадра, пока крепость отвлекала на себя сотни тысяч солдат экспедиционного корпуса, ни в Маньчжурской армии, ни в Токио не были уверены в успешном исходе войны. Основания к тому имелись. Хоть и медленно, но все же продвигалась вперед Балтийская эскадра Рожественского. Достаточно ей было появиться в Желтом море и соединиться с Артурской эскадрой, как обстановка на море резко менялась в пользу русских. Более того, вся Маньчжурская армия маршала Оямы могла быть отрезана от метрополии, лишиться баз снабжения, пополнения личным составом, вооружением, и даже бездарный генерал Куропаткин, пожалуй, отважился бы на более решительные действия.