Страница 3 из 76
Влюбившись в Елисея Исидоровича, что называется, сразу и навсегда, Юлия Васильевна всю свою жизнь любила не только его, но и всю его семью, с особой нежностью относилась к младшему — Роману. В один из жарких летних дней 1864 года она впервые показала Ромке настоящий географический глобус и красивую азбуку.
Так у мальчика началась новая жизнь, с иными радостями и заботами. Занимался он под руководством Юлии Васильевны два раза в день по три часа. Изучали арифметику, русский язык, географию, историю. Особенно легко давалось мальчику естествознание. Он ведь рос среди буйной южной природы. Уже с пятилетнего возраста часто уходил из дома в поле, где с увлечением ловил бабочек, букашек, пауков. Однажды принес в подоле рубашки целое гнездо молодых скорпионов.
Обучала Юлия Васильевна Романа и немецкому языку. Обычно эти занятия проходили по средам. Говорила она с ним только по-немецки и просила домашних в этот день меньше общаться с мальчиком по-русски.
Несмотря на свою доброту, Юлия Васильевна была учительницей строгой, но сердиться ей на ученика за плохо приготовленные уроки приходилось редко. Роман учился с огромным удовольствием, прилежно и внимательно. С каждым днем перед ним все шире раскрывался незнакомый мир, очередной урок обязательно приносил много нового. Уроки более походили на живую беседу, всегда подкреплялись примерами из жизни и не утомляли мальчика. Юлия Васильевна оказалась замечательным педагогом. Занятия проходили легко, и успехи ученика были изрядными. Писать и читать Роман научился очень быстро, и теперь каждый день его заканчивался книгой. Особенно любил он сказки Пушкина. Вскоре многие из них знал наизусть и часто по вечерам, когда вся семья собиралась вместе, из открытого окна небольшого кондратенковского дома на всю улицу разносился звонкий мальчишеский дискант:
Помимо сказок очень любил он «Полтаву», а лермонтовское «Бородино» не только знал наизусть, но и распевал на мотив солдатских песен, слышанных от отца.
Незаметно летели дни, пока не обрушилось первое горе. Зимой 1865 года после тяжелой болезни умер отец. Роман очень болезненно переносил эту утрату. Не знал он, что впереди предстояла новая разлука. В 1866 году Елисей Исидорович поссорился с местным начальством над попечительскими заведениями, нашел место в Петербурге и стал собираться туда на постоянное жительство. Предстоящий отъезд брата сильно огорчил Романа, он откровенно затосковал. Елисей Исидорович и особенно Юлия Васильевна не могли спокойно глядеть на это и решили взять мальчика с собой, с тем чтобы в дальнейшем определить его в военную гимназию или другое учебное заведение.
За сборами и хлопотами время прошло незаметно. Роман помогал старшим — увязывал книги, носил из погреба продукты, укладывал посуду, попутно задавая сотни вопросов о Петербурге и своей будущей жизни там.
Ехали они на тарантасе и, несмотря на дождливую осеннюю погоду, продвигались довольно быстро. После замирения с горцами прошло уже много лет, но дорога все еще оставалась небезопасной и в одиночку в путь отправлялись крайне редко. Обычно собирались на почтовых станциях в небольшие караваны. Вот и Кондратенки пристроились к почте, идущей под охраной отряда казаков из Тифлиса во Владикавказ.
В Петербург прибыли только через две недели. Поселился Елисей Исидорович с семьей поначалу у родителей жены, в большой квартире на набережной Васильевского острова; Роман начал готовиться к поступлению в военную гимназию, куда он, как сирота военного, имел право поступить на казенный счет. В свободное время мальчик знакомился с городом, часто совершал прогулки на ялике по Неве. В одну из таких прогулок он простудился и надолго слег.
Месяц пролежал Роман в постели, ослабел и окончательно окреп лишь к середине зимы. Только тогда решились родственники допустить его к занятиям. Как и в Тифлисе, учила его Юлия Васильевна. Порядок уроков был прежний, но помимо домашних занятий Роман еще посещал немецкую школу, чтобы практиковаться в разговорной речи.
Неделя проходила за неделей. Дома мальчик был окружен вниманием и заботой, и ласковое, доброжелательное отношение очень помогало ему. Два раза в неделю с Романом говорили только по-немецки или по-французски.
Елисей Исидорович подал прошение в Петербургскую военную гимназию с просьбой принять брата на казенный счет. Вскоре был получен ответ. В просьбе за недостатком мест отказали, но предложили поместить мальчика в Полоцкую военную гимназию. Утром следующего дня Елисей Исидорович объявил брату об этом предложении, и Роман, не задумываясь, согласился.
Грустно было мальчику покидать семью брата, но уже тогда он твердо знал, что для достижения своей цели помимо кропотливого труда нужно уметь подавлять свои желания.
Через неделю Елисей Исидорович отвез Романа в Полоцк. Он прекрасно сдал экзамены и был принят на казенное содержание.
Глава 2
Гимназия
В декабре 1869 года в небольшой домик на окраине Тифлиса пришло от Романа первое письмо из Полоцка. Он писал:
«Добрая и дорогая Матушка! Поздравляю Вас с праздником и от души желаю Вам всего наилучшего; пожелайте от меня всего хорошего: Саше, Маше, Феофилу с супругой и маленьким сыном; всем родным и знакомым нашим. Репетиция у нас прошла, и я посылаю вам мою аттестацию, которую при сем письме прилагаю: Закон Божий — 11. Русский язык — 9. Естественная история — 7. География — 10. Рисование — 7. Писание — 10. Средний балл — 8. В разряде хороших. Теперь я третий ученик по отделению. Холода у нас начались, и для катающихся на коньках устроили на плацу каток. Я здоров и живу довольно весело, да и почему скучать, захотел играть — товарищей много, а если грустно станет — книги есть, которые отлично прогоняют скуку. До свидания, добрая и дорогая мамаша, остаюсь Ваш сын, душевно любящий Вас Роман Кондратенко».
Письмо это Роман писал перед самым отбоем и потому торопился. Но уж очень велико было желание поздравить родных с наступающим Рождеством, и новоиспеченный воспитанник едва не заработал взыскание от отделенного дядьки. Тот, как всегда, вечером обходя классные комнаты, застал Кондратенко за партой.
В спальне часть мальчишек уже спала, а остальные готовились ко сну. Вопреки обыкновению здесь стояла тишина. Вообще же в это время спальня была довольно шумным местом. Воспитанники получали короткую передышку от бесконечных занятий и муштры только в предотбойные часы и, оставаясь, в сущности, озорными и живыми мальчишками, использовали их кто как умел, в зависимости от характера. Играли в чехарду, «жучка», «давили сало». В одном углу происходил обмен перьев на марки, в другом, собравшись тесной кучей, слушали про разбойника Прошу и пирожки из человеческого мяса. История эта, рассказываемая полушепотом и заканчивающаяся громовым криком: «Я убил ее!» — слушалась тысячу раз, но пользовалась неизменным успехом. В коридоре обычно дежурил один из воспитанников, чтобы предупредить заранее о появлении начальства. Впрочем, все воспитатели, начиная от дядьки-фельдфебеля и кончая директором гимназии, знали о творимых «беспорядках», но, понимая необходимость такой разрядки, особых мер не принимали. И только во время инспекции или в других экстренных случаях наводили в спальнях положенный образцовый порядок и тишину.
Полоцк, небольшой уездный город, внешне мало чем отличавшийся от других провинциальных городов того времени, имел славную историю: один из древнейших русских городов, в прошлом столица некогда сильного княжества. В литовских летописях о нем упоминалось так: «город Полотеск и мужи полочане вечем ся справовали, как великий Новгород». Но к началу 70-х годов XIX века Полоцк представлял собой обыкновенный заштатный городок. Дома, большей частью одноэтажные, деревянные, располагались без определенного плана по обоим берегам полноводной реки Двины. Приличный вид имели только улицы в центре города, да и то на самой большой круглый год стояло зловоние, исходящее то ли от рынка, расположенного неподалеку, то ли от огромной непросыхающей лужи. В дождливое же время обыватели вообще предпочитали без надобности не покидать домов.