Южнее реки Бенхай

— Всем в деревню, бегом! — скомандовал подполковник и сам с пистолетом в руке бросился к совсем близко стоявшим домам деревни, приказывая солдатам следовать за ним.

Узкая дорога сбивала их в тесную беспорядочную толпу, а огонь противника усиливался. Стали рваться гранаты то впереди, то сзади, усиливая панику и неразбериху. Когда подполковник Тхао и бежавшие за ним солдаты были совсем близко от спасительных банановых и бамбуковых рощ, окружавших деревню, где они рассчитывали укрыться, оттуда защелкали винтовочные выстрелы. Это отряд самообороны общины подготовился к встрече карателей. Тхао приказал снова залечь и открыть огонь в сторону деревни, думая заставить отступить ополченцев, чтобы вслед за ними ворваться в деревню. Из подъехавшего бронетранспортера, ощетинившегося огнем своих четырех спаренных пулеметов, выскочил американский сержант и подбежал к Тхао.

— Где лейтенант? — спросил он.

— Убит, — ответил подполковник. — Вы сообщили на базу, сержант, что мы попали в засаду? — спросил он, зная, что американцы обязаны поддерживать связь с базой и сообщать о ходе операции.

— Сообщил, — грубо ответил сержант, — скоро здесь будут вертолеты. Но дело в том, что в такую же засаду попали и остальные отряды. Американские подразделения ведут тяжелые бои с. хорошо подготовившимся к нашему наступлению противником. Кто-то предупредил Вьетконг заранее, — сказал он убежденно, — и думаю, что это работа ваших людей, подполковник. Кому-то придется ответить за это. Может быть, вам лично. Не умеешь воевать — не берись не за свое дело.

Подполковник хотел одернуть сержанта за непозволительный тон в разговоре, но, увидев свирепое, злое выражение на черном лице с несколькими шрамами, проглотил готовые вырваться слова. «Такой прихлопнет из своего пистолета, не задумываясь», — мелькнула в голове мысль.

— Кто-то, конечно, ответит, сержант, но сейчас главное— выбраться из этой ловушки, вот в чем вопрос.

— Не знаю, что для вас лучше: остаться в этой ловушке или оказаться перед трибуналом, — сказал он, направляясь к бронетранспортеру, стоявшему с открытой дверцей. — Я бы тебя за лейтенанта прикончил своей рукой, грязный подонок.

Появившиеся семь вертолетов, направляемые по рации из бронетранспортера, начали бомбить и обстреливать ракетами и пулеметами — одни предполагаемое место засады, другие — деревню. Они делали заход за заходом, обрушивая свою мощь на возможные позиции пулеметчиков Вьетконга и деревенские хижины. Горели деревья и дома крестьян. Отбомбившись, вертолеты садились на дорогу. Американский майор, командовавший вертолетами, дал всего десять минут, чтобы собрать в один вертолет раненых, в другой — г убитых. Подполковник Тхао метался между солдатами, требуя шевелиться быстрее. Раненые вповалку едва поместились в две машины, убитых складывали как поленья. На это ушло не десять минут, а целых полчаса, и вертолеты поднялись в воздух. Бронетранспортеры, развернувшись, готовились уходить, и подполковник, преодолевая зло и ненависть, подбежал к сержанту, от которого до этого услышал оскорбительные выпады.

— Сержант, прошу вас связаться с базой и запросить, что нам делать.

Тот недовольно поморщился, но защелкал тумблерами рации, и сквозь хрип, свист и треск подполковник услышал, раньше, чем ему сообщил противный сержант, резкий, как пощечина, ответ:

— Пусть возвращаются на базу, черт их побери!

— Слышал? — поинтересовался сержант. — Ну, действуй, — и транспортер, обдав подполковника едким дымом, рванулся вперед.

Тхао со смертельной обидой, застилавшей глаза темной пеленой, постоял несколько минут в тяжелом раздумье, а потом, собрав остатки своих солдат, двинулся в обратный путь под защиту ставшей теперь ему ненавистной базы.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ

Разгром батальона особого назначения, а потом и большой колонны грузовиков, доставлявших военное снаряжение на базу, тревожным эхом отозвался в Сайгоне. Генерал Уэстморленд распорядился послать в Фу-сань комиссию по расследованию. В беседе со своими заместителями он высказывался резко и недвусмысленно.

— Под боком у этого старого интенданта, — генерал намекал на то, что командующий базой был причастен ранее к службе армейского снабжения, — как в аквариуме, плодятся шпионы и диверсанты Вьетконга, а он, располагая гигантской военной мощью, не может уничтожить не только жалкие отряды противника, но даже диверсантов на базе.

Уэстморленд просто кипел от гнева, от гнева на все и всех — на Вашингтон за то, что снова не пошел на трехсоттысячное увеличение войск, выделив какие-то жалкие пятьдесят семь тысяч, которыми не заткнешь всех дыр, все чаще появляющихся в системе обороны; на Ханой, который и не думает прекращать своего массированного проникновения в Южный Вьетнам и поддерживать здесь враждебные элементы; на сайгонских лидеров, и в первую очередь на генералов, не способных заставить своих солдат воевать по-настоящему.

— В их штабах, — возмущался Уэстморленд, — половина— шпионы Вьетконга. Через них он получает самые секретные сведения. Генерал Райтсайд, конечно, не та фигура, какая нужна сейчас на базе, но — надо быть справедливым — у него не сто глаз, он за всем усмотреть не может. И ваши парни, — генерал выразительно посмотрел на полковника Джима Мэрфи, ставшего заместителем представителя ЦРУ в Сайгоне, — тоже должны бы держать глаза открытыми пошире. Они же там разрабатывали план, который утвердил старый Фрэнсис, они руководили операцией по усмирению. А что получилось? От батальона особого назначения — вы знаете, сколько мы потратили на подготовку каждого солдата, почти столько же, сколько на подготовку своих «коммандос», — осталось меньше роты, и мы потеряли несколько офицеров и почти взвод морских пехотинцев. Впустую, подумайте — впустую! Соотношение потерь — я боюсь назвать точную цифру, — но если мне скажут, что оно равно один к двадцати, даже к тридцати, я не удивлюсь этому. Попали, как в мышеловку. Позор!

— Сэр, — сказал Мэрфи, — думаю, что надо поговорить серьезно с генералом Тхиеу и поставить перед ним прямой вопрос: намерены ли они заставить свою армию воевать? Я получил сообщение о настоящих фактах предательства, иначе я их не могу назвать. Мы и так берем на себя самую трудную и опасную для жизни солдат обязанность, поручая вьетнамским подразделениям вспомогательную работу. Мои люди сообщают, что не раз уже замечали: посланные на разведку вьетнамцы, видя позиции Вьетконга, подают сигнал, что противник не обнаружен, и, сидя на корточках, ждут, когда прилетят вертолеты и заберут их. Боятся говорить правду или открывать огонь.

— На месте надо расстреливать таких! Расстреливать! — рука генерала рубанула воздух.

— По нашему совету полевые суды так и поступали в нескольких случаях, но это не выход. Нужны какие-то другие меры, решающие проблему в целом.

— Я-то все понимаю, Джим. Но генерал Тхиеу и ви-це-маршал Ки сейчас не способны что-либо сделать. Через полмесяца выборы. Они только и видят свои высокие кресла.

— По-моему, это не должно вызывать у них особого волнения. Вашингтон уже выбрал их, определил, кому в каком кресле сидеть, — с иронией в голосе заметил Мэрфи. — Выборы выборами, а война войной. Судя по тому, как переполнены тюрьмы, противников у них уже не должно бы остаться, даже мифических.

— А они, по-вашему, еще есть? — улыбнулся генерал своей шутке.

— По меньшей мере каждый третий, живущий в этой стране, их и наш враг. Вот посмотрите, — Мэрфи вынул из папки книгу и подал генералу.

Уэстморленд взглянул на нее и брезгливо отодвинул.

— Ты что, Джим, издеваешься надо мной? Я еще не сошел с ума, чтобы учить дикарский язык. Что это значит, ты можешь объяснить?

— Эта книга, сэр, сейчас имеет очень широкое хождение. Мои ребята видели ее даже у офицеров во фронтовых частях.

— Ну и что, мало ли какую белиберду читают эти офицеры?

— Не белиберда, сэр. Книга называется «Обреченные». Ни автора, ни места издания. Мы полагаем, что отпечатана она в Сайгоне, и немалым тиражом.