Камбер Кулдский

Физически Синхил был достаточно покорен. Он шел туда, куда ему говорили, и делал то, что приказывали. Он читал то, что ему приносили, с готовностью отвечал на вопросы по прочитанному и даже иногда проявлял блестящие знания проблем страны, в жизнь которой его сейчас старались посвятить. Но по своей воле он ничего не говорил и ничего не делал. Он решительно не проявлял никакого интереса к той новой роли, к которой его готовили.

Это не было сопротивлением в общепринятом смысле слова. Сопротивление можно было бы сломить. Это была полная апатия, безразличие ко всему, что приходило извне. Он оставался в своем мире, в том, который выбрал для себя двадцать лет назад. Он терпел свое нынешнее положение, потому что ему ничего не оставалось, но он не позволял проснуться в себе обычным человеческим чувствам, не позволял им возобладать над его совестью. И это положение не изменилось до тех пор, пока ему не позволили ежедневно служить мессу.

И вот сегодня, впервые со времени его прибытия сюда, в Синхиле обнаружились признаки человеческих чувств. Это было какое-то ожидание, почти отчаяние. Камберу казалось, что он понимает причину.

Сзади него послышались шаги. Через некоторое время в галерею вошел Элистер Келлен и подошел к Камберу.

Камбер посторонился, чтобы дать возможность викарию михайлинцев видеть церковь. По лицу Келлена невозможно было определить, о чем он думает.

Синхил читал молитву, воздев руки к небу.

Камбер внимательно посмотрел на Синхила.

— Вы уже говорили с ним?

Келлен вздохнул и неохотно кивнул, движением подбородка предложив Камберу выйти с ним. В коридоре, ярко освещенном факелами, Камбер мог заметить выражение беспокойства на лице Келлена, которого не заметил в галерее. Он решил, что Келлен плохо выглядит вовсе не оттого, что не высыпается.

— Я вечером говорил с ним очень долго, — сказал Келлен.

— И что?..

Михайлинец безнадежно покачал головой.

— Я не знаю. Мне кажется, я убедил его, что ему придется отказаться от сана священника, но он был безумно напуган.

— И со мной было такое же, — подхватил Камбер, почти не думая, видя, что Келлен не понимает его, он продолжил: — Конечно, передо мной после смерти моих старших братьев стояла не королевская корона, а всего лишь титул графа. И к тому же, я тогда еще не принял обета, а был всего лишь дьяконом, но я помню свои тревоги, свое беспокойство, поиски самого себя. Ведь я считал тогда, что быть священником — это мое истинное призвание.

— Да, вы должны были оставить тогда церковь, и вы сделали это, — сказал Келлен.

В его голосе промелькнула тень зависти к Камберу.

— Возможно, хотя я мечтал о сане священника и думал, что буду хорошим слугой церкви. Но, с другой стороны, мне нравилось, что во внешнем мире я буду играть важную роль. И конечно, если бы я пренебрег обязательствами по отношению к семье и пошел вашим путем, на свете не появился бы Джорем, а значит, не было бы здесь и принца Синхила.

Он искоса бросил взгляд на Келлена и с трудом удержал улыбку.

— И перед нами не стояла бы такая трудная задача.

Затем он подумал и спросил:

— А что еще, кроме вполне объяснимого испуга, беспокоит его сейчас?

— Он убежден, что стоит на том пути, который предначертан ему, — жестко ответил Келлен. — Он также убежден, что если он принесет жертву, которую мы требуем от него, то народ не примет его. А действительно, почему народ должен его принять?!

— Спросите тех, кто пострадал от рук короля, будь то Дерини или люди. Халдейны никогда не были повинны в таких преступлениях. Кроме того, Синхила еще никто не видел.

Он замолчал, улыбнувшись.

— Да, он сейчас совсем не похож на того гладко выбритого аскета, каким был брат Бенедикт две недели назад, когда он прибыл сюда.

— Он видел портрет Ифора?

— Я думаю показать его, когда Синхил будет перед зеркалом. И если и это не заставит его понять, кто он и каков его долг перед предками и народом, то я не знаю, что делать дальше.

— Я знаю.

Генерал михайлинцев достал из кармана сложенный кусок пергамента и протянул его Камберу.

— Взгляните на это.

— Что это?

— Это список кандидаток на место будущей королевы Гвиннеда.

Келлен довольно улыбнулся, а Камбер начал разворачивать лист.

— Я знаю, что он будет сопротивляться, но мы должны заставить его жениться. Нам нужен еще один наследник, кроме Синхила, и как можно быстрее.

— На это, как я слышал, потребуется девять месяцев, — пробормотал Камбер.

Он просматривал лист, а Келлен ждал, сложив руки на груди.

— Чем скорее мы женим его, тем скорее появится наследник, — сказал Келлен. — Я полагаю, что сделаю выбор к концу недели и поженю их к Рождеству, то есть через неделю.

— Ясно, — сказал Камбер. — Я заметил в вашем списке свою юную подопечную Меган де Камерон. Вы серьезно считаете ее достойной претенденткой?

— Если у вас не будет возражений. В основном я руководствовался абсолютно безгрешным прошлым, знатностью семьи, кроме, конечно, способности рожать детей. Ведь ни тени скандала не должно возникнуть вокруг свадьбы, чтобы будущий наследник был абсолютно чист в глазах людей.

— Ну что ж, относительно Меган вам беспокоиться нечего, — сказал Камбер. — Она молода, я думаю, что Синхилу это и нужно. Кроме того, у нее сильное чувство долга, никаких других привязанностей, она здорова, и мне кажется, что она может полюбить Синхила.

— Это все не обязательно, — прервал Келлен. — Самое главное, найти того, кто…

— Нет, это обязательно, Келлен, — сказал Камбер. — Меган находится под моей опекой, и юридически я могу приказать ей выйти за того, кого выберу я, но я не буду делать этого. Пусть выбирает сама. Ведь не буду же я заставлять свою дочь выходить замуж из династических соображений.

— Ради Бога, Камбер! Хватит! Ведь я же еще не выбрал ее!

— Я…

Камбер замолчал, покачал головой и засмеялся.

Засмеялся и Келлен.

— Рождество… — наконец задумчиво произнес Камбер. — Вы хотите сами провести церемонию?

— Да, если у вас нет на примете кого-нибудь получше.

— Не вообще лучше, а лучше для Синхила, — ответил Камбер. — Могу я заняться подготовкой?

— Пожалуйста, займитесь.

— Благодарю.

— Вы можете сказать мне, кого вы имеете в виду?

— Я уверяю вас, что, если мне удастся добиться его согласия, вы одобрите выбор.

— Хм-м. Отлично.

Келлен посмотрел вниз, затем поднял глаза на Камбера.

— Есть еще кое-что. Я не хотел говорить, но, думаю, вы должны знать. Имре начал репрессии против Ордена.

Камбер мгновенно стал серьезным.

— Что случилось?

— Штаб-квартира в Челтхеме, — грустно сказал Келлен. — Войска Имре заняли ее два дня назад. Они разрушили все, что смогли, и сожгли остальное. Теперь они ломают стены, которые еще стоят, и посыпают солью поля. Говорят, что они теперь будут разрушать по одному замку михайлинцев в неделю, пока я не сдамся сам и не приведу всех членов Ордена. Но, конечно, об этом не может быть и речи.

Камбер только кивнул.

— Значит, нам придется заплатить большую цену, мой друг? — наконец сказал Келлен.

Он с трудом вернул свой прежний бодрый тон.

— Но никто из нас и не думал, что это будет просто.

Он оглянулся на галерею и вздохнул.

— Я, пожалуй, подожду, пока Его Величество закончит мессу, и пошлю его к вам после того, как мы с парикмахером поработаем с ним.

— Пусть он пойдет к Джорему, если меня не будет в моей комнате, — сказал Камбер. — Может, хоть это вольет в Синхила немного энтузиазма.

Келлен пожал плечами. Было очевидно, что он с сомнением относится к возможности вдохнуть энтузиазм в Синхила. Он махнул рукой, прощаясь, и пошел по коридору.

Камбер вернулся в галерею, но Синхил уже кончил мессу и вышел вместе с монахами. Со вздохом Камбер опустился к двери церкви и вошел туда. Райс ждал его, стоя возле алтаря.

— Ну, как он сегодня? — спросил Камбер.

Райс покачал головой.