Страница 68 из 83
Газеты весьма серьезным тоном сообщили о том, что «в связи с инфекционной болезнью уха капрал Уэст освобожден медицинской комиссией от военной службы». Затем появились не соответствующие истине заметки о том, что капрал Уэст находится в госпитале, и вполне соответствующие истине — о том, что он пожертвовал попечительскому совету пятьсот фунтов для выдачи беспроцентных ссуд (не превышающих, однако, суммы в пять фунтов стерлингов) добровольцам, потерпевшим материальный ущерб из-за вступления в армию.
Сиднейский «Бюллетень» выразил то, что думали многие, поместив следующую заметку:
«К сведению наших читателей. Смеяться здесь совершенно не над чем! Капрал Дж. Уэст недавно проделал учебный поход в двадцать шесть миль и теперь страдает расширением вен, воспалением уха и еще чем-то и, говорят, в конце концов уже не едет в Галлиполи. Все же Уэст подал отличный пример — жаль только, что все это так быстро кончилось».
— Будет тебе врать, Арти, — сказал Джон Уэст. — Я ведь не вчера на свет родился! Знаю, чьих рук дело все эти кражи в Доме профсоюзов. Как раз сейчас я начинаю приобретать большое влияние в профсоюзах. Если они докопаются до правды — все пропало. Ты и твои ребята слишком далеко зашли. Ты думаешь, если я о тебе забочусь, так ты уже можешь делать что тебе вздумается?
Дело было часов в восемь вечера, тридцатого сентября 1915 года. Джон Уэст сидел в гостиной своего особняка в обществе старшего брата и высокого плотного мужчины с пышными волнистыми усами; звали его Роналд Ласситер.
Стремясь прибрать к рукам лейбористскую партию, Джон Уэст повел наступление на профсоюзы. Ласситер, член совета профсоюзов, секретарь профессионального союза строительных рабочих, был главным агентом Уэста в профсоюзном движении. Он состоял в лейбористской партии уже свыше двадцати лет и был точной копией Боба Скотта — человека, который говорил как социалист, а действовал как гангстер; именно такие люди и нужны были Джону Уэсту для его целей. Ласситер представлял собой странное сочетание преступника и радикала — довольно редкий тип политического деятеля, который развился в австралийском лейбористском движении и которому, несмотря на старания Джона Уэста, с течением времени суждено было почти исчезнуть.
Продвигая своих ставленников на различные должности в профсоюзах, Джон Уэст вместе с тем старался заполучить для своих целей таких людей, как Ласситер. Профсоюзные деятели, увлекавшиеся игрой на скачках, часто получали от него советы, на каких лошадей надо ставить, а любой профсоюз, если банк отказывал ему в кредите, мог получить у Джона Уэста ссуду (конечно, за обычные проценты). Оказывая подобные услуги, Джон Уэст надеялся получить поддержку лейбористской партии, в которой профсоюзные лидеры все еще пользовались немалым влиянием.
Ласситер молчал, не поднимая глаз, и вертел в руках свой котелок. Он все время боялся, что Джон Уэст узнает, кто повинен в этих кражах, и обрадовался, когда тот стал упрекать Артура, а не его. Ласситер целиком зависел от милостей Джона Уэста и крайне нуждался в его подачках.
Ласситер использовал профсоюз строителей для того, чтобы создавать «алиби» преступникам вроде Брэдли и Пройдохи Тэннера (как «строительные рабочие» и «члены профсоюза» они могли опровергать обвинение в бродяжничестве, часто предъявляемое им полицией). Недавно Артур Уэст и Ласситер решили, что не так уж трудно будет обшарить несколько сейфов в Доме профсоюзов; нередко в них оставляли на ночь членские взносы — многие сотни фунтов. Ласситер ухитрился выкрасть ключи от некоторых комнат, заказал по ним вторые и таким образом обеспечил себе доступ к сейфам.
— Ты платишь Тэннеру, Дику и другим, только когда они выполняют твои поручения. Что ж, по-твоему, в остальное время они должны с голоду подыхать, что ли? — возразил Артур Уэст.
— Во всяком случае — не грабить профсоюзные сейфы. Крали вы двое, а также Тэннер и Брэдли.
Разговор продолжался в довольно резком тоне. В последнее время Ласситер стал замечать, что могущество младшего брата начинает раздражать Арти, но в первый раз слышал, чтобы тот осмеливался дерзить Джону.
Джон Уэст вышел из себя, обругал и Артура и Ласситера, и после этого разговор внезапно принял другой оборот.
— Уж если вы такие ловкачи, черт бы вас драл, — сказал Джон Уэст, — так состряпайте еще одну кражу. Только одну.
— Не валяй дурака, — сказал Артур. — Здание под наблюдением полиции, на всех дверях теперь засовы, а то и железные прутья. Ключи нам теперь не помогут.
— Не важно. Я хочу, чтобы вы устроили еще одну кражу. Мне нужны книги и избирательная урна из сейфа…
— Я слышал, что Декстеру не повезло, — вмешался Ласситер. — Говорят, он ограбил кассу. — «Ох, и хитер же хозяин, — подумал он, — ведь к этому он все время и гнул».
— Да, и вдобавок потерял должность на последних профсоюзных выборах. Урна и профсоюзные книги лежат в сейфе. Я хочу, чтобы вы мне их оттуда добыли. Я хочу, чтобы вы это сделали сегодня ночью.
— Рискованное дело, — сказал Ласситер, покручивая нафабренные кончики усов.
— Мне нужно заполучить эту избирательную урну, тогда им придется снова проводить выборы. Декстер говорит, что сумеет подтасовать результаты. Добудьте мне книги, а Декстер их сожжет и подменит другими. Я дам ему денег, чтобы все было проделано без сучка, без задоринки. А рискованное это дело или нет — меня не касается.
— Хорошо тебе говорить, — проворчал Артур Уэст, — а рисковать-то придется нам, вот в чем беда.
— Я вам хорошо заплачу. А если кто и попадется, я его выручу, как и раньше выручал людей.
— А почему ты сам этим не займешься? — ехидно спросил Артур. Он сидел сгорбившись, поглаживая седые усы. Ласситер, молча глядевший на братьев, беспокойно ерзал на стуле, скрипевшем под тяжестью его грузного тела.
— Зачем мне это делать, когда я могу нанять людей?
— Все-таки, почему бы тебе не выкрасть урну самому, раз это нужно для твоей же выгоды? Ведь Декстеру хочешь помочь ты, а не я. Может, ты боишься?
— Я не боюсь никого и ничего на свете!
— Ну ясно, человек, который собирался ехать на войну и стать героем, ничего не должен бояться. Так, может, ты сам пойдешь туда сегодня ночью, только чтоб доказать, что ты не боишься?
Издевка, звучавшая в словах брата, задела Джона Уэста за живое. Глаза его сузились, а губы сжались, словно он еле удерживался от искушения плюнуть Артуру в лицо.
Ласситер не сводил глаз с Джона. Он и представить себе не мог, чтобы кто-нибудь, даже Арти, посмел так разговаривать со всемогущим Джеком Уэстом, и был совершенно потрясен, когда тот ответил:
— Что ж, ладно, пойду и я с вами. Я никогда не требую от других того, чего не могу сделать сам.
Шесть часов спустя большой неуклюжий автомобиль, громыхая, проехал в направлении мельбурнского Дома профсоюзов. Автомобиль принадлежал Пройдохе Тэннеру, за рулем сидел он сам, а рядом с ним — Артур Уэст. На заднем сиденье, тесно прижавшись друг к другу, кое-как поместились Ричард Брэдли, Сэм Вуд (который вместе с Брэдли в 1902 году пытался бежать из Пентриджской тюрьмы) и Боров. Воротники пальто у всех были подняты, шляпы надвинуты на глаза, а нижняя часть лица обвязана носовым платком.
— Сейф открыть легко, — сказал Вуд. — Мы подложим под него бумаг и всяких книжонок, а потом стукнем что есть силы. Все равно что детскую копилку открыть. — Маленький, суетливый Вуд явно волновался.
— Не забудьте выгрести из сейфа все, что там есть, — сказал Арти, оборачиваясь назад. — Не только деньги, но и книги и урну. Все тащите.
— А зачем? — хрипло спросил Боров. — Подделывать их, что ли, будут?
— Не твое дело, — резко оборвал его Тэннер. — Сказано тебе: делай что велят и молчи. Много будешь знать — скоро состаришься.
Боров замолчал. В мельбурнском преступном мире слово Тэннера считалось законом. И тут не было ничего удивительного. Тэннер вошел в силу благодаря тайной поддержке Джона Уэста и собственной хитрости, коварству и дерзости. Он управлял крупнейшим в Мельбурне игорным притоном, держал в подчинении большую шайку взломщиков, карманников и убийц. Свое положение главаря он сохранял тремя способами: тщательно выполнял все поручения, которые Джон Уэст давал ему через Арти, подкупал шпиков и полицейских и, тайно от своих покровителей, сам состоял полицейским шпиком; он, не колеблясь, засадил бы любого из своей шайки в тюрьму, лишь бы спасти собственную шкуру. Все это не искупалось в нем ни одной хорошей чертой — он не знал, что такое угрызения совести. Это был лжец и хвастун, а если сила оказывалась на его стороне — и хладнокровный убийца. Был в его прошлом подвиг, которым он чрезвычайно гордился: пять лет назад, когда он подвизался вместе с Боровом, он сначала вырыл могилу для своей жертвы, а потом убил лавочника, чтобы стащить из его кассы несколько сот фунтов.