Страница 63 из 83
Джон Уэст вспыхнул.
— А если я открою тотализатор и клуб?
— Тогда я добьюсь решения суда о признании их игорными домами. А если не выйдет, обойдусь без решения. Новый закон дает мне такую возможность.
— А если я буду защищаться силой? Если я окажу сопротивление вам и вашей своре ищеек?
— Я вам скажу, что я сделаю. Я так и думал, что вы решитесь на это.
Каллинан открыл было рот, собираясь вмешаться, но О’Флаэрти, скривив толстые губы в злобной усмешке, продолжал:
— Я отвечаю за борьбу с азартными играми в штате Виктория. Если вы окажете сопротивление, Уэст, я вызову войска, я пущу в ход скорострельные винтовки и дальнобойные пушки, я смету с лица земли и ваш тотализатор, и Столичный клуб, а заодно и вас со всей вашей шайкой!
Джон Уэст сидел молча, не отрывая глаз от лица О’Флаэрти. Он знал, что О’Флаэрти не шутит.
Много дней пребывал Джон Уэст в состоянии мучительной нерешительности. О своем разговоре с полицейским начальством он не сообщил никому. Его первым побуждением было не уступать, драться до конца; но, поразмыслив, он вдруг понял всю нелепость такого решения. «Я миллионер, — думал он. — До каких пор меня будут травить судейские, разные святоши, парламент, О’Флаэрти? Закон не преследует других миллионеров. Чем я хуже их?»
Несколько дней он обдумывал свое положение и наконец решил круто изменить тактику. До сих пор вся его жизнь была цепью препятствий, которые приходилось преодолевать. Все, что он делал, он делал по необходимости, все поступки были навязаны ему обстоятельствами. Теперь он сам будет направлять свою судьбу.
Он много раздумывал над тем, что Барни Робинсон сказал ему месяца три назад. Когда Джон Уэст заметил, что Скаковой клуб штата Виктория, вероятно, подкупил министров-консерваторов, чтобы они провели закон о запрещении азартных игр, Барни сказал:
— Нет, Джек. Богачам незачем подкупать консерваторов. Это все люди свои. Понимаешь, Джек, крупные землевладельцы и капиталисты не подкупают политических деятелей. Зачем? Видные политические деятели и так получают свое. Вспомни строительную горячку: никто никого не подкупал. Спекулянты просто взяли политиканов в долю, и тогда это стало называться бизнесом. Лидеры консерваторов — сами крупные капиталисты, и законы они издают такие, какие нужны им и их друзьям-миллионерам. Они не преступают закона, а грабят под его крылышком.
Верно! Почему же он не может действовать, прикрываясь законами? Другие миллионеры богатеют так же молниеносно, как и он, только другими способами. Полиция их не трогает; политических деятелей они используют иначе. Ведь и он миллионер; отчего же ему не иметь таких же привилегий, не действовать так же безнаказанно, как все?
Новые планы на будущее складывались в его уме. Тотализатор и клуб закрыты. Не к чему опять открывать их. Остальные его предприятия вполне легальны. Что мешает ему стать почтенным бизнесменом, который не нарушает законов, а стоит выше их? Он будет действовать осмотрительнее, хитрее, чем другие крупные дельцы. В его распоряжении несколько ипподромов; он купит еще — по всей Австралии. У него есть дома, гостиницы; он купит еще несколько. Он импрессарио видных боксеров, футболистов и других спортсменов — он расширит свою деятельность и вытеснит всех остальных импрессарио. У него паи в различных предприятиях — он приобретет еще. Пойдет на биржу и купит акции золотых приисков, много разных акций…
Но политическое влияние все же необходимо. Он распространит его на все партии, может быть даже на консерваторов. Но главное — это лейбористская политическая машина. Когда-нибудь лейбористы будут заправлять всеми парламентами в Австралии, и это он, Джон Уэст, поставит их у власти. Он не ограничится штатом Виктория. Он добьется власти во всех штатах и в федеральном правительстве. Здесь, в штате Виктория, орудовать могут Боб Скотт и Ренфри, а по мере того как будут расти его коммерческие интересы в различных сферах бизнеса, он подберет подходящих людей и в других штатах. Настанет день, когда он один будет выдвигать кандидатов во все парламенты Австралии.
Размах собственных планов кружил ему голову: какое богатство, какую власть они сулили! Он сам будет законом!
Однако с полицией все же придется ладить. Нужно отделаться от Каллинана, и тогда никто не станет мешать. О’Флаэрти теперь ему не страшен. Полиция зависит от парламента. Министр внутренних дел ведает полицией, и он же дает разрешение на конные состязания! Вот когда министром будет его ставленник, ставленник Джона Уэста…
Без головорезов опять-таки не обойтись. Но пользоваться ими надо по-другому, осторожнее. Он оставит при себе только немногих: Артура, Дика Брэдли и еще этого, молодого… как же его зовут? Букмекерствует для меня; ловкий парень: и деньги считать может, и оружием хорошо владеет. Вспомнил: Тэннер, Пройдоха Тэннер. И еще несколько человек, с помощью которых можно действовать издалека, так, чтобы никто не знал.
Осенью 1907 года две заметки, появившиеся в печати, снова напомнили Джону Уэсту, что из всех австралийских миллионеров он один подвергается нападкам со стороны солидных газет.
«Бюллетень» писал:
«Остается только радоваться, что теперь, после закрытия тотализатора и клуба, Джон Уэст превратится в обыкновенного разжиревшего богача с ежегодным доходом в несколько тысяч фунтов, который приносит ему незаконно нажитой капитал; и, конечно, от его лицемерного сочувствия рабочим не останется и следа, поскольку их трудовые гроши не будут больше наполнять его карманы».
Через неделю вышел первый номер мельбурнского журнала «Одинокий волк», издаваемого «Бюллетенем». Он был почти весь посвящен убийственному жизнеописанию Джона Уэста под заголовком: «Уэст и его бандиты».
Статья начиналась литературным шедевром Барни Робинсона — письмом, которое он сочинил для прессы, когда Джон Уэст впервые заинтересовался беговым спортом:
«Неудача постоянно сопутствовала тем, кто доселе пытался оживить этот благородный спорт, и бескорыстные энтузиасты, которые преданы ему из любви к конному делу, равно как и те, кто вложил крупные суммы в акции и паи первоклассных коннозаводских предприятий, близки к отчаянию. Они взывают ко мне, чтобы я взял рысистые испытания под свое покровительство, и обещают всяческую поддержку и помощь моим усилиям привлечь к ним внимание публики…»
Дальше в статье говорилось:
«Вышеприведенное объявление Джона Уэста отлично характеризует этого господина и его преступную деятельность. Приглядимся к нему получше. Он начал с того, что принимал ставки на лошадей от своих товарищей по обувной фабрике. В пригороде Керрингбуш всегда было достаточно много нуждающихся, и молодых и старых, которых соблазняла надежда на выигрыш. Джон Уэст обирал их и таким образом приобрел капитал…»
Материал для статьи был получен от Дэйва О’Флаэрти и обработан самым остроумным фельетонистом «Бюллетеня». Он привел много ярких подробностей, живых эпизодов; кроме того, статья была иллюстрирована портретами Джона Уэста и фотографиями старого дома в Керрингбуше, в котором он родился, и роскошного особняка, в котором он обитал теперь.
Джон Уэст сидел в своем кабинете и, весь дрожа от ярости и унижения, читал:
«Умелая раздача денег принесла Джону Уэсту незаслуженную славу щедрого благотворителя, а его лицемерная игра на религиозных чувствах привлекла к нему симпатии определенной части верующих. Многие из сограждан Уэста относились к нему слишком беспечно и, хотя посмеивались над его повадками, все же принимали его за истинного демократа, потому что он был „против правительства“. Хорош демократ, который разжирел на заблуждениях и слабостях рабочего люда…
Джек Уэст мог бы без колебаний поручиться за неоценимые достоинства своих подчиненных. „Мой привратник, — сказал бы он, — в 1887 году был приговорен к двум годам каторжных работ, мой управляющий тотализатором отбывал наказание за воровство и другие неблаговидные поступки, пока не получил двенадцать лет за изнасилование, а мой единоутробный и единокровный родич, услугами которого я постоянно пользуюсь, входит в состав моей личной охраны, из коей одни подвергались порке, другие были приговорены к смертной казни. Вышеозначенный родич, увы, претерпел и то и другое“».