Побег из Эдена

Тут монитор ожил. На экране возникла спираль ДНК.

— У него тройная спираль!

И это была далеко не единственная странность.

Громов включил на своем биофоне функцию диктофона и начал быстро говорить:

— Молекула ДНК неизвестного вируса. Три! Повторяю — три спирали закручены против часовой стрелки. Строение нуклеотидов нетипичное. Они... они имеют полиморфную структуру. Началась репликация... Разворот спирали... — Макс замер. — Этого не может быть!

Громов смотрел на экран. Тыльной стороной ладони протер глаза, придвинулся ближе и уставился в окуляры, установив максимальное увеличение.

— Этого не может быть, — повторил он, глубоко вздохнул и продолжил в диктофон: — Механизм процесса не ясен. Молекула ДНК неизвестного вируса, разворачиваясь для репликации, выдает цифровой код. Повторяю: не код для строительства белка, как должно быть в случае вируса органического происхождения, а цифровой код! Повторяю! При раскрытии спирали биологической ДНК в информационной среде образуется цифровой код. Данный вирус подменяет собой изначальную программу и... и объект оживает!

Громов еще раз глубоко вздохнул. Значение того, что сейчас происходило на небольшом стекле где-то в недрах наноскопа, невозможно оценить. Макс вытер пот со лба рукавом и продолжил:

— Операционная система, пораженная данным вирусом, начинает самостоятельно создавать адаптивные программы. Цифровой объект обретает свойства живого...

Громов коротко пересказал все, что случилось с Образцом после того, как робот был заражен этим вирусом. Прежде чем сделать предварительные выводы, он вытащил из рюкзака бутылку воды, выпил почти половину не отрываясь и закончил:

— Образец проявил главное свойство живого, свойственное только биологическим существам, — фантазию.

Максу на мгновение стало страшно от мысли, что пришла в голову.

Он уже протянул руку, чтобы вытащить стекло из наноскопа, но в последний момент раздумал.

— Сначала надо кое-что проверить, — остановил он себя.

Вынул из кармана чистый диск, сохранил на него результаты работы.

Собрав все вещи, выключил аппарат, который успел изрядно нагреться. Похоже, до войны в наноскопы не ставили охлаждающих установок.

Громов вышел из лаборатории. Железная дверь почти бесшумно закрылась за его спиной.

Коридор уже не казался таким зловещим. Добравшись до лифта, Макс нажал на кнопку и прислушался. Кабина начала спускаться. Мерный гул воздушных установок теперь казался музыкой.

Громов дотронулся до герметичных склянок в своем кармане. «Это же открытие века! Ты хотя бы понимаешь, как тебе повезло?» — сказал он сам себе. Потом обратился к Дженни — она была единственной, кому можно было похвастаться прямо сейчас:

— Кажется, Аткинс в таких случаях говорил: «Сегодня Вселенная меня любит»? Так, Дженни?

Алю пластиковые створки бесшумно отворились.

Громов вошел в кабину, думая, как бы побыстрее добраться до своей комнаты и посмотреть данные о развитии вируса, которые содержались в его личном ноуте.

Утром в комнату Макса без стука влетела сердитая, взъерошенная Дэз.

— Во-первых, спасибо, что не пришел на первую тренировку, а во-вторых, ты уже видел?! — с ходу выпалила она.

Громов не сразу повернулся. Он неотрывно глядел на зеленые строки, бегущие снизу вверх по экрану, — анализ вируса Образца.

— Макс! — окликнула его Кемпински. — Ты вообще здесь?

Тому потребовалось некоторое усилие, чтобы оторваться от монитора, хотя эти строки он видел уже не меньше тысячи раз.

— Что? — переспросил он, пытаясь сообразить, чего от него хотят.

— Тебе тоже пришло?

Дэз трясла у него перед носом конвертом из белого полиэтилена с красной окантовкой.

— Что это? — Макс пытался поймать глазами прыгающий конверт, попутно вспоминая, что вчера должен был явиться на первую совместную Сетевую игру команды.

— Уведомление!

— Н... нет, — неуверенно ответил Громов. — Кажется, мне ничего не приносили. Но может, я просто не заметил. Я со вчерашнего дня еще не ложился. По отдельности все элементы вируса понимаю, как они взаимодействуют — нет... Послушай, Дэз, извини, что я вчера не пришел, я был занят. Это вирус, ты не поверишь...

— Макс, — перебила его Кемпински, — я не желаю слушать, почему тебя не было. Ты мог по крайней мере сообщить, но не сделал этого. Больше того — ты выключил «ухо»! Я не могла тебя найти... Мы прождали почти полчаса! Даже представить себе не могу, какой важности у тебя дела, раз ты так поступаешь. Но в любом случае мне до них нет никакого дела. Не хочешь говорить — не надо. Не хочешь играть с нами — не надо...

— Дэз! Я хочу! — вскипел Макс. — Дай мне хоть слово вставить! Когда ты узнаешь, что произошло с Образцом...

— Макс, я не хочу этого знать, — Кемпински покачала головой. — Если никакая проектная группа не соизволит взять меня в течение двадцати дней — я автоматом попаду в список кандидатов на отчисление. И это единственное, что меня сейчас волнует. А свои тайны ты можешь оставить при себе.

Громов нахмурился. Чего нельзя отнять у Дэз — иногда она может бесить. Просто удивительно, как в одном человеке умещается столько принципиальности! Макс молча взял у нее конверт, вынул оттуда небольшую записку на прозрачном пластике. Прочитал несколько сухих строк, нахмурился.

— Что думаешь делать? — спросил он.

— Не знаю, хотела с тобой посоветоваться, — недоуменно пожала плечами Дэз. — Ты ведь тоже ни в каком проекте не занят. Странно, что твое уведомление еще не...

Кемпински осеклась на половине фразы и внимательно уставилась на Макса.

— Тебе его не принесли, потому что и не должны были? — спросила она. — Так? Ты участвуешь в каком-то проекте, просто нам не сказал, да?

— Дэз, я... я хотел сказать, просто...

Кемпински развернулась и дернула ручку двери.

— Дэз! — Громов вскочил. — Я не знал, как сказать! Проект, в котором я участвую, — «Моцарт».

Дезире на мгновение замерла. Плечи ее чуть дрогнули.

— Можешь ничего не объяснять, — глухо ответила она.

— Черт... — Максим резанул кулаком по воздуху. — Я знал, что ты так отреагируешь! Поэтому не говорил!

Кемпински уткнулась лбом в дверь. Зачем-то сняла с уха биофон и зажала его в руке. Потом глухо сказала:

— Мне жаль, Макс... Мне так жаль... — и быстро вышла.

— Чего тебе жаль? Дэз!

Громов выскочил за ней в коридор.

— Дэз! Объясни мне!..

Но Кемпински уже скрылась из виду. Ведь она умела ходить и бегать так быстро, как никто из известных Громову людей хайтек-мира. Дэз запросто могла бы сделать карьеру в спорте, будь у нее чуть меньше самолюбия. Ведь все спортсмены в основном — бывшие лотеки.

Макс закрыл дверь и прижался к ней спиной. Если бы он хотел спать чуть меньше — то помчался бы за Дэз и попытался все объяснить. Но на выяснение отношений не осталось сил. А впереди еще целый учебный день.

— Хватит с меня одного дисциплинарного взыскания, — проворчал он, взяв с полки уведомление, полученное утром.

«За необоснованный прогул урока администрация назначает вам два часа дисциплинарных работ в блоке утилизации. Вы должны отработать их в свободное от занятий время до конца этой недели».

Макс ненавидел работы по утилизации. Сидеть и пинцетом разбирать негодные вещи из композитных материалов, сортируя их по виду металла, пластика, волокна... Тупее и скучнее занятия придумать нельзя. Строевая подготовка в Накатоми и то была веселее.

После бессонной ночи погружение в нейролингву было для Громова еще более мучительным, чем обычно. Как назло, единственный урок истории Нефтяной войны пришелся на сегодняшний день. Учитель Войцеховский заявил, что для понимания предмета необходимо запомнить трехмерные реконструкции основных боевых действий.

Перед самым началом в класс вбежал Спаркл.

Макс помахал ему рукой, но Чарли едва кивнул ему в ответ и быстро сел на место, спиной к Громову.