Побег из Эдена

— Угу... угу... — повторял врач, потом снова повернулся к Максу: — Ну, Громов, плохие новости. Я просканировал вашу память и не нашел в ней ни одного целого паттерна за последние восемь месяцев. Учитывая, что семестр уже заканчивается... Дело движется к годовым экзаменам, да будет вам известно. В общем, вы по уши в неприятностях. Да-а-а... — грустно протянул он. — Признаюсь честно, нам будет очень жаль вас потерять. Вы способный ученик. Не в моей области, но все равно очень способный. Ваше участие в проекте «Моцарт» было очень значительным. А ведь «Моцарт» — это... — доктор закатил глаза. — Это ого-го! Переворот в хайтек-технологиях. Искусственный интеллект, обладающий самым ценным в нашем неопределенном квантовом мире — интуицией, способностью к концентрации и, о чудо, фантазией! — Доктор воздел руку вверх и указал пальцем в потолок. — В общем, есть надежда, что если даже вы завалите годовые экзамены, вас не отчислят. Я бы на месте доктора Синклера подумал о снисхождении. Со своей стороны обещаю рекомендовать не выгонять вас, а оставить на второй год. Может, память к вам и вернется.

Громов с удивлением смотрел на этого странного человека, который только что сообщил ему целый ворох невероятных новостей. Во-первых, Макс уже, оказывается, отучился в Эдене почти год. Во-вторых, скоро экзамены, которые он точно не сможет сдать, потому что ни черта не помнит. В-третьих, Громов, как выяснилось, участвует в каком-то проекте века...

Чувство было странным. Доктор вел себя так, что было ясно — Громов его знает, и довольно неплохо. Однако сам Максим видел перед собой всего лишь немного эксцентричного, совершенно незнакомого врача.

— Неужели вы меня совсем не помните? — спросил вдруг тот с некоторой обидой. — Невероятно! На всем хайтек-пространстве планеты вы, ученик Громов, должно быть, единственный человек, который меня не знает! Я — доктор Льюис, ваш профессор киберорганики, руководитель факультета бионики. Ваш ежедневный кошмар и головная боль, ужас невыполнимых заданий, злой гений причудливых законов матери-природы, непостижимых для вашего техничного ума.

Доктор выжидающе вытаращился на Максима, потом сложил руки на животе и насупился.

— Неужели правда не помните?

— Извините... — смущенно пробормотал Громов, пытаясь сдержать улыбку.

Тут за спиной доктора Льюиса появились какие-то люди. Один из них был высоким, с ясными голубыми глазами, седой головой и бородой.

— Ох, доктор Синклер, — профессор киберорганики тут же вскочил, — простите, я не услышал, как вы вошли.

Максим изумленно смотрел на гостя.

— Вы... вы...

Это был доктор Синклер, директор Эдена собственной персоной!

— Видимо, его воспоминания о вас старше последних восьми месяцев, — тут же заметил доктор Льюис и скромно ткнул пальцем в один из квадратов на экране.

Доктор Синклер повернул голову, внимательно посмотрел на квадрат и задумчиво погладил бороду. Потом посмотрел на Громова, доброжелательно улыбнулся, а потом нахмурился. Заговорил же довольно строго.

— Я рад, что вы живы, здоровы и остались в своем уме, — сказал он. — Но ваш поступок от этого не становится менее возмутительным. В этом есть определенная доля моей вины. Я слишком много позволял вам, молодой человек, считая, что гениальность имеет право на некоторые привилегии. Однако не учел, что вы еще слишком молоды и не понимаете, что чем больше у вас способностей, тем больше должны быть ваши ответственность и сознательность.

Тут доктор Синклер замолчал и внимательно посмотрел изумленному и краснеющему Максиму в глаза. Громов уже понял, что чем-то крупно провинился, что-то нарушил и через это пострадал, но вспомнить, о чем идет речь, не мог совершенно. Было ужасно стыдно, не по себе и тревожно.

Директор повернулся к доктору Льюису:

— Он действительно не помнит, что произошло?

Тот ткнул пальцем в один из экранов. Там побежали странные картинки — на черном фоне мелкие, едва заметные цветные крапинки. Врач покачал головой:

— Все, что осталось от паттернов памяти последних месяцев. Я, конечно, постараюсь восстановить хоть что-нибудь, но обещать не могу.

— Когда вы сможете точно сказать, в каком состоянии теперь его способности? — доктор Синклер сложил руки за спиной.

— Не раньше завтрашнего вечера. Действие фотонного шока еще достаточно сильно. Мозг нестабилен.

— Хорошо... — задумчиво протянул директор и снова повернулся к Максу: — Раз уж вы ничего не помните, я вам расскажу. Вы, молодой человек, желая проверить одну из своих гипотез, самовольно проникли в квантовую лабораторию и запустили квантовый генератор. Что произошло дальше, мы пока не выяснили. Но доподлинно известно, что одна из квантовых пушек, которые мы используем для передачи сверхмалых частиц на большие расстояния, выстрелила, пропустив довольно существенный заряд фотонов прямо через вашу голову.

— Я? Я... Я даже не знаю, что сказать, директор Синклер... — смущенно пробормотал Макс. — Мне, наверное, должно быть очень неловко, но... Видите ли... Я ничего не помню, поэтому...

— Да-да, — немного раздраженно прервал его директор. — Это мне ясно. Думаю, нам всем, и вам самому в первую очередь, должно быть, очень хочется выяснить, что именно заставило вас, Громов, лезть в квантовую лабораторию. Но я предлагаю сосредоточиться на другом. Вы должны постараться сдать годовые экзамены и восстановить в своей голове все, что связано с проектом «Моцарт». Доктор Льюис, я надеюсь...

— Да-да, — поспешно закивал тот, — разумеется, все, что в моих силах. Мне даже интересно поработать с таким... м-м... нестандартным случаем. Я рассказывал вам о своей гипотезе, как квантовый закон действует в отрицательном времени?..

— Не сейчас, друг мой, — мягко, но решительно остановил его директор. — Громову нужен магнитный сон, покой, интенсивная восстановительная терапия. Задействуйте все средства.

— Хорошо, мы поместим его в барокамеру на несколько дней, — доктор Льюис быстро пробежал пальцами по экрану. — Спокойного магнитного сна, ученик Громов!

Макс на секунду почувствовал невесомость, будто под ним открылся люк и тело провалилось в бездонную темную шахту.

«Как все странно... Этого не может быть... Это все сон... Не было года...» — мысли пролетели в голове вихрем.

Потом сознание отключилось.

Когда Громов проснулся, то машинально приложил руку к голове, зевнул и открыл глаза. «До чего же странный сон приснился», — подумал он и, как обычно делал, осторожно высунул ногу из-под одеяла, чтобы нащупать холодный край лестницы, по которой можно спуститься с кровати.

Однако ничего похожего не обнаружилось. И тут Макса подбросило! Он уже не в Токио! Это не его квартира! Это Эден! И с Громовым только что говорил доктор Синклер!

Он лежал в отдельном медицинском боксе, совсем небольшом. Кровать оказалась открытой барокамерой. Ее прозрачный верх был поднят и висел под потолком наподобие балдахина. Справа огромное окно с автозатемнением. Свет, проходивший сквозь него, струился мягко, как предзакатные солнечные лучи. По бокам огромные стойки с разной аппаратурой.

Макс опустил глаза и увидел, что рядом с барокамерой в кресле сидит Кемпински с персоналкой на коленях. Ноут был таким тонким и казался таким легким, что больше походил на титановую папку для бумаг, чем на компьютер. Дэз отставила его на стол с радостным возгласом:

— О Макс, наконец-то ты проснулся! Боже, как ты всех напугал! Ты меня узнаешь?

— Да, — кивнул Громов. — Слушай, Дэз... Мне сказали, кажется, доктор Льюис, что мы тут уже два семестра. Неужели это правда?

Кемпински посмотрела на него с явной жалостью.

— Боже мой... — она покачала головой, приложив ладонь к щеке. — Ты в самом деле ничего не помнишь! Нас предупредили, что паттерны памяти за последние восемь месяцев почти полностью разрушены. Но я даже представить не могла, что такое возможно! То есть теоретически, конечно... Я представляю, как это могло случиться...