Волны огня

После ее слов в комнате воцарилась гнетущая тишина. Он сидел и смотрел на нее, в глазах его явно читалось разочарование. Шани нервно сглотнула и добавила, что, должно быть, в их случае это будет несложно. Опять тишина, но теперь Шани ожидала, что скажет он. Она подумала, как это глупо; они муж и жена и все же два абсолютно посторонних друг другу человека, и ей приходится просить его о свободе, чтобы она могла выйти за другого мужчину. А он продолжал неподвижно сидеть и молча смотреть на нее. Она затаила дыхание и побледнела, взглянув в его стальные, холодные глаза, ей показалось, что каждая клеточка ее тела напряглась до предела.

— Несложно, говоришь? — тон его голоса был мягок, но бесцветен… и несгибаем. — Почему ты так решила?

Все ее нутро как будто обдало ледяным ветром. Она вспомнила о своих подозрениях, связанных с Андреасом. Он искал ее. Стоило лишь задуматься: он, хирург, добившийся всеобщего признания в сравнительно молодом возрасте, оставил работу в одной из самых больших и престижных больниц Лондона и перебрался на Кипр. И этому наверняка удивлялась и администрация Лоутресского госпиталя, а уж в Лондоне его вообще вряд ли поняли.

— Мы никогда не жили вместе. — О Брайане она упоминать не смела, по крайней мере, пока. Хотя, конечно, Андреас спросит об этом сам — должны же быть у нее более веские основания. — Я подумала, что тебе это могло надоесть — я имею в виду, быть связанным, состоя в фактически недействительном браке.

— Если бы мне это надоело, я нашел бы способ вновь обрести полную свободу. Так долго я бы точно ждать не стал. — Он открыл кабинет, зашел в него и, подойдя к бару, налил себе выпить. — Мы с тобой женаты, Шани, — непреклонно продолжил он. — И меня все это вполне устраивает.

— Ты готов остаться мужем женщины, которая тебя не любит? — она помотала головой, не в состоянии поверить в услышанное. — Но так не может продолжаться до конца наших дней!

Паника охватила ее, когда она вспомнила о Брайане. Услышав ее повествование, он успокоился и рассказал ей о своих планах на их совместное будущее. Он собирался задержаться на острове еще на год и, дождавшись окончания процедуры развода, провести в этом раю незабываемый медовый месяц, прежде чем они вместе вернутся в Англию, где уже можно будет приниматься за дела, покупать дом и все прочее. Этого хотела и Шани и именно так она планировала свое будущее.

— Учти, будешь ставить мне палки в колеса, — пообещала она сердито, — найму адвоката и приму все меры для того, чтобы брак был аннулирован.

— Даже так? — Андреас поставил стакан на столик. — Мало же значения англичане придают священным узам брака, — язвительно заметил он.

— Ты, видимо, забыл ту маленькую деталь, что вынудил меня стать твоей женой.

Андреас поднял брови, изображая удивление:

— Вынудил? Как ты можешь говорить такое?

— Только не изображай из себя невинного младенца, Андреас, — сердито взмолилась она. — У меня ведь и правда не было выбора, не так ли?

Неясное выражение тронуло черты его лица, и это лишний раз напомнило Шани о ее сомнениях. Собирался ли он в действительности выдать отца, как обещал, или просто хотел запугать, чтобы тот больше не пил на работе? Она не знала. Какая теперь разница? Прошлое мертво; теперь речь шла о ее будущем:

— У тебя был выбор. Никто никого не может заставить вступить в брак не по доброй воле. Особенно в твоей стране. Ты согласилась выйти за меня, и твой отец не был против. В подобных обстоятельствах сомневаюсь, что тебе удастся получить развод в судебном порядке.

Она всплеснула руками:

— Ты… ты ведь тоже связан! — это была ошибка. И отчаянное движение рук, и ее голос — все говорило о том, что свои позиции она сдает.

— Почему, — все так же мягко осведомился Андреас, — тебя так беспокоят вопросы свободы и несвободы?

Она судорожно сглотнула и произнесла:

— Я встретила одного человека. Я… мы, мы хотим пожениться…

Остальное умерло на ее губах, и ее лицо, как казалось и без того бледное, обесцветилось вовсе. Она не могла свести глаз с Андреаса, наблюдая за тем, как мягкое выражение лица вдруг куда-то исчезло, уступив место необузданной ярости.

— Пожениться?! Ты хочешь выйти замуж за кого-то еще?! Ты уже замужем, — прошипел он, и глаза его налились кровью. — Ты моя жена! Моя жена, навсегда! Я говорил тебе это несколько лет назад. А также предупреждал, что если ты забудешь об этом, то поплатишься! Так что не смей забывать!

Бледная как полотно Шани встала с кресла и сделала шаг в сторону выхода, опасаясь находиться рядом с этим человеком, который мог быть одновременно и культурным, цивилизованным врачом, и жаждущим крови исчадием ада.

— Я л-лучше п-пойду, — запинаясь, проговорила она, попятившись назад, к выходу. — Мне не следовало приходить… — она не успела закончить. Андреас мертвой хваткой вцепился в ее запястье и приблизил свое смуглое лицо. Шани замерла от страха.

Жестокий, способный подвергнуть любой пытке — вот каков этот ужасный мужчина, темное вожделение которого прервало их с отцом размеренную жизнь, которой они наслаждались до того дня, когда этот грек появился в их доме.

— Отпусти меня! — бороться было бесполезно, это она прекрасно понимала, и собственная беспомощность здорово разозлила ее. — У тебя нет права…

— Права? У меня есть право делать с тобой все, что я пожелаю! У меня есть права мужа, и для начала… — он не закончил и так крепко сжал ее в своих объятиях, что ей показалось, будто ее опутали стальными тросами. Их губы слились в поцелуе. Беспощадном, жестоком и, что пугало ее больше всего, прекрасном. Не в силах более сопротивляться, Шани застыла в его объятиях, тихо молясь о том, чтобы это нападение закончилось лишь поцелуями, но в то же время прекрасно осознавая, каким опасным оно может для нее оказаться и чем все это может обернуться. Для начала… Скорее всего, он имел в виду именно то, что сказал, и, поняв это, она возобновила борьбу. Как глупо было приходить сюда, тем самым полностью предоставив себя ему! Но разве она могла думать, что за эти пять лет чувства его лишь стали сильнее?

Так или иначе, он держал ее в своих крепких руках и заглядывал в ее голубые глаза.

— Ты не изменилась, моя дорогая жена. Хотя нет, ты стала еще прекрасней и, мне кажется, даже еще желанней. — Внезапно он переменился, стал совсем другим — нежным, ласковым, обладающим всеми качествами, о которых мечтает любая женщина. — Шани, девочка моя, почему бы нам не начать все сначала? Ты представить себе не можешь всю глубину моих чувств к тебе… Как долго я тебя искал, понятия не имея, что ты за границей. Дорогая, почему мы не можем жить вместе, как муж и жена, и любить друг друга? Почему ты сбежала от меня? — голос его не был сейчас похож на тот, что она слышала раньше, а фразы, произносимые им, звучали так искренне… — Если бы ты только осталась… Я ведь обещал тебе, помнишь? Обещал, что если ты останешься на одну ночь, то останешься навсегда. Останься со мной, Шани, я уверен, мы можем быть счастливы.

Итак, она не ошиблась. Он ее действительно искал.

Его, казалось бы, нежное прикосновение вызвало в ее теле мелкую дрожь, и неведомое ей самой чувство охватило ее. На лице ее отразилось отвращение, отвращение к нему и обуревавшей его страсти, отвращение к тому, каким путем он добился ее руки, решив сделать ее своей собственностью, отвращение к тому, как он погубил ее жизнь, которая только начиналась.

— Остаться с тобой?! — крикнула она. Ее тело и губы болели. — Да как ты подумать об этом посмел? Ты, кажется, забыл о том, что я люблю другого человека. — Опять ошибка. Она поняла это слишком поздно. Упоминание о ее привязанности к другому мужчине лишь с новой силой разожгло в нем пламя дикой ревности, и на глазах у Шани он снова превратился в необузданного зверя и грубо подтолкнул ее в сторону кушетки.

— Любишь другого?! — процедил он сквозь зубы. — Ну и где этот тип? Он уже знает, что ты замужем? — он указал ей пальцем на кушетку. — Садись, обсудим это. Мне необходимо встретиться с наглецом, вообразившим, что может украсть у меня жену!