Страница 36 из 52
Вручив пакет у трапа посланцу, сэр Чарльз постоял на шканцах, где еще так недавно он беззаботно забавлялся бросанием монет, яростно плюнул в пенившуюся бурную воду и ушел в каюту.
Но флаг-офицер и на этот раз не удостоился личной аудиенции и вынужден был вручить пакет гофмейстеру. В ответ на настойчивые требования личного свидания ему было сообщено, что король занят чрезвычайно важной беседой с придворным столяром.
Гофмейстер без промедления передал письмо премьеру, который, не подумав даже обратиться к королю, отправился прямо на половину королевы и имел с ней получасовое совещание, после чего камеристка королевы была послана к его величеству с просьбой прибыть к ее величеству.
Гемма сидела, держа письмо сэра Чарльза двумя пальцами с таким брезгливым видом, как будто в руке у нее была лягушка. В глазах у нее играли опасные и зловещие огоньки.
Максимилиан вошел, как всегда, бочком, тихонько насвистывая легкую песенку.
– Зачем вы позвали меня, ваше величество? – лениво промямлил он, чмокнув руку Геммы, – опять политические дела? Ужасно! Ради бога, отставьте меня от всякой политики. Я только что начал сговариваться со столяром по поводу одной любопытной переделки в моем кабинете, и вы нарушили весь мой план. Как это скучно!
Гемма внимательно посмотрела на него. Щеки ее вспыхнули и губы дрогнули гневным нетерпением.
– Ваше величество! – сказала она сурово. – Я понимаю, что обстановка кабинета весьма существенная вещь, но иногда нужно уметь быть не только квартирохозяином, но и королем. Прочтите это письмо!
Максимилиан взял лист испуганным движением, втянув голову в плечи, как будто закрываясь от занесенного удара, и испуганно забегал по строчкам.
– Ну, что же вы думаете об этом? – спросила Гемма, постукивая о пол носком ботинка.
Максимилиан поджал губы и сморщил брови.
– Я? – начал он, растягивая слова, как резину. – Я полагаю, что оно написано очень недурно.
– То есть, как недурно? – переспросила ошеломленная Гемма.
– Я хочу сказать, что сэр Чарльз прекрасно владеет слогом. Какая изысканная форма! Я бы хотел уметь так писать.
– А содержание? Как вы относитесь к содержанию?
Максимилиан снова поджал губы.
– Ах, содержание! Опять политика? Я сказал вам, дорогая, что не имею никакого расположения к политике.
Гемма облила его презрительным взглядом.
– Если хотите – это уже не политика. Это вопрос чести! Что вы думаете о требованиях, изложенных в этом документе?
– Что вы прикажете ответить генералу Орпингтону, ваше величество? вмешался в разговор Коста, до того неподвижно стоявший у стола.
Максимилиан помолчал некоторое время, потирая ладони зябким движением.
– Что же ответить? Напишите, что я согласен. Пусть берет промыслы, мне они совершенно не нужны. Я рад буду сделать удовольствие сэру Чарльзу. Я его, кажется, обидел, а он такой милый человек и такой джентльмен.
Гемма вцепилась обеими руками в ручки кресла и устремила на Максимилиана тяжелый, упорный взгляд.
– Вы серьезно говорите это, ваше величество? – спросила она таким тугим голосом, что премьер поторопился встать между ней и королем.
– Ну конечно, серьезно. Сэр Чарльз так много помог мне, он был так обязателен и любезен…
– Хорошо! – сказала Гемма и поднялась быстрым движением, – вы называете джентльменом человека, который в вашем присутствии нанес хамское оскорбление вашей жене, который явился с ножом в кармане, как бандит, чтобы схватить страну за горло и, задушив, ободрать ее как липку. Вы намерены согласиться на требования, на которые можно ответить только ударом! Если вы это сделаете, я буду презирать вас, ваше величество! И не только я – вся страна!
Она отошла в глубь комнаты, разгневанная, прекрасная, как будто выросшая в эту минуту. Максимилиан стоял, рассеянно сворачивая бумажного петушка из послания лорда Орпингтона. Его отечные щеки недоумевающе оттопырились.
– Но как же можно отказать? Сэр Чарльз пишет, что он будет обстреливать берег. Я этого не хочу! Я могу быть убитым, и потом вообще это так неприятно и беспокойно. Я хочу быть королем. Я хочу отдохнуть и повеселиться, и неужели я должен испортить себе настроение из-за каких-то промыслов. Почему не сделать удовольствия сэру Чарльзу?
– Ваше величество, – сказал Коста, – вы не уясняете себе положения. Нефтяные промыслы – единственное и главное богатство Итля. Если вы отдадите их, вы станете большим бедняком, чем прежде. Вам не на что будет пообедать даже в третьеразрядной харчевне.
– Вы должны отказать! Вы не смеете согласиться! Вы не смеете стоять на коленях перед заезжим взломщиком, – горячо крикнула Гемма.
– Боже, как это скучно! – отозвался Максимилиан. – Отказать? Но мы не сможем драться с сэром Чарльзом. У нас нет оружия, нет войск. Если эскадра откроет огонь, нам придется бежать в горы, покинуть столицу. А я совсем не хочу расставаться с дворцом. У меня в кабинете теперь так уютно… И где я буду проводить вечера без «Преподобной Крысы», без театра? Вы не захотите причинить мне неприятности, господа!
Коста взглянул на королеву и пожал плечами.
Гемма подошла вплотную к королю, положила руку на его плечо и взглянула в глаза.
– Неужели? – сказала она тихо, как будто в себя. – Неужели? – И вдруг быстро сняла руку. – Я в последний раз спрашиваю, ваше величество, неужели вы решитесь опозорить свое имя еще трусостью и малодушием?
Максимилиан бережно сдунул с рукава пудру, оставшуюся от прикосновения Геммы, и ответил вяло:
– Дорогая, мне, право же, наскучил этот разговор! По-моему, вы напрасно приписываете сэру Чарльзу нехорошие намерения. Он был так добр ко мне. Он давал мне деньги…
– Идите!.. Идите, ваше величество! Идите разговаривать со столяром! сказала, задохнувшись, Гемма. – Я думаю, что, действительно, не стоит докучать вам такими неинтересными вещами. Конечно, гораздо приятней слушать хорошую музыку, смотреть голых негритянок в «Преподобной Крысе» и пить старое вино, имея полный бумажник, подаренный бескорыстным другом. Я прошу простить меня за беспокойство. Вы правы, из-за этого дела нет нужды волноваться, – оно касается только такой мелочи, как честь.
Максимилиан удовлетворенно улыбнулся.
– Ну, вот, – сказал он, – и слава богу. Я же говорю, что не стоит вести такие длинные дискуссии из-за пустяков. Кончайте без меня.
Он взял руку Геммы и прикоснулся к ней губами.
Премьер видел, как Гемма затрепетала всем телом от этого прикосновения.
Максимилиан повернулся и пошел к дверям, весело подмигнув по дороге премьеру. Гемма проводила сутулую фигуру пылающими глазами и закрыла лицо ладонями.
– Барышня! – сказал Коста, шагнув к ней. – Вот вам-то уж не стоит ерзать на собственных нервах. Действительно, не из-за чего. Из манной каши нельзя выковать меча. Плюньте и возьмите себя в руки.
Гемма взглянула на него и рассмеялась.
– Вы правы, друг мой! Это пройдет. Это от неожиданности. Я опешила оттого, что на моих глазах жизнь опровергла незыблемые правила грамматики. На всех языках, которые я знаю, слово «король» – мужского рода. А я за эти дни убедилась, что король не всегда мужчина. Это открытие немного ошеломило меня.
Она улыбнулась и подошла к стеклянной стене гостиной, в которую хлестал песчинками горячий ветер. Вдали, как всегда, раскачивались чуть видные в мутной пелене пыльного тумана тени кораблей на горизонте залива. Коста закуривал сигару, когда услыхал ее голос.
– Какой удушливый воздух! Как жарко! От этой духоты начинаешь задыхаться и впадать в истерику. Сейчас я подумала, что было бы неплохим зрелищем, если бы все эти стальные коробки отправились на дно вместе с их содержимым.
Коста выпустил волну дыма и засмеялся.
– Милая барышня, – сказал он, – вы растете на моих глазах. Вы подумали сейчас о том, о чем я думаю уже давно. Приятно видеть, как вы успеваете.
Гемма задумчиво усмехнулась.
– Забавно, – обронила она, не отрывая глаз от залива, – видеть, как король отказывается от своего долга и передоверяет защиту чести и достоинства королевства двойственному союзу бывшего жулика и ветрогонной девчонки. Но еще забавней, что эти союзники берутся за свою роль всерьез.