Искатели прошлого

Сандра распахнула дверь на лестничную площадку. На ступенях, застланных ковровой дорожкой, сидели придворные в разноцветных нарядах. При появлении Властительницы свита всколыхнулась, словно потревоженная стая экзотических птиц.

Дождавшись, когда процессия спустится вниз, Залман закрыл дверь, вернулся в комнату. Он все еще помнил в общих чертах эту не вызывающую доверия историю о Темной Весне. С чего Сандра взяла, что у нее не было амнезии, что общая участь ее миновала? Правды в ее рассказе только то, что в детстве она была влюблена в Залмана, а все остальное — плод ее воображения.

Глава 5

Хлынувшее сквозь не задернутое окно утреннее солнце стерло последние остатки вчерашних историй. У Залмана Ниртахо не было прошлого: все, что составляло содержание его жизни, бесследно исчезало, как только переставало быть настоящим. Залман думал, что это, наверное, скорее хорошо, чем плохо.

Вчера он что-то пообещал Сандре. Да или нет?

Да. Сандра прислала за ним дворцовый лимузин, и его повезли на вокзал.

Из сквера около "Изобилия-Никес" доносились звонкие голоса: "Что мы скажем тому, кто за целый день ничего не продал?" — "Дилетант!.. Мечтатель!.. Неумеха!.. У-у-у!.." — "А что мы скажем тому, у кого самые большие продажи?" — "Молодец!.. Мы гордимся тобой!.. Профессионал!.. О-о-о!.."

Эйфорический вопль юных менеджеров повис в утреннем воздухе, как разлетевшиеся во все стороны брызги фейерверка.

— Они всегда кричат одно и то же, — заметила фрейлина Властительницы, сидевшая рядом с Залманом. — Как и пламенные легионеры, только слова разные. Наша Летняя госпожа и тех, и других находит одинаково ограниченными.

Она продолжала развлекать Залмана светскими разговорами, пока лимузин мчался к вокзалу на окраине Птичьего Стана. Затормозить пришлось только один раз, уже в пригороде, перед шлагбаумом — чтобы пропустить двигавшийся к береговым воротам караван Трансматериковой компании.

Впереди шла таран-машина: монстр с гусеницами в человеческий рост, одетый в тусклую, местами помятую металлическую шкуру. Следом ползли бульдозеры, тягачи, бронемашины охраны, и дальше, нескончаемой вереницей — грузовики, автоцистерны, пассажирские фургоны… Наконец показались хвостовые машины охраны, и караван прошел мимо, оставив после себя медленно оседающие тучи пыли.

— Мы не опоздаем, — ободряюще улыбнулась Залману фрейлина. — Говорят, господин Ниртахо, вы тоже когда-то служили в Трансматериковой?

— Я не знаю, — Залман вежливо улыбнулся в ответ, беспокойно щурясь на запыленное солнце.

Поля, огороды, фруктовые сады, вдалеке виднелись люди, занятые прополкой, и поливочные агрегаты, окруженные сверкающими водяными веерами. Потом впереди выросла высоченная береговая стена, сложенная из бетонных блоков, к ней прилепился красный кирпичный вокзал — словно аппликация на серой оберточной бумаге. На площадке стояла пара замызганных рейсовых автобусов и один разукрашенный, экскурсионный. Желтый флаг над зданием вокзала означал, что зверопоезд прибыл, и в настоящий момент идет посадка.

В полутемном зале ожидания никого не было, слабо ощущалась звериная вонь. Арка вывела в пронизывающий стену коридор: все решетки подняты, створки раскрыты, а вонь постепенно усиливается и снаружи, на залитом солнцем перроне, сперва становится невыносимой, но к ней скоро привыкаешь. Не нравится — не езди, и тогда каботажные путешествия обойдутся тебе в несколько раз дороже.

Зверопоезд вытянулся вдоль платформы. С той стороны, где находилась голова, доносились хлюпающие звуки: зверюга жадно всасывала питательную бурду из лохани, которую спустили на цепях в траншею вокзальные рабочие. Шкура гигантского червя пестрела коричневыми, лиловыми, болотно-зелеными, пурпурными пятнами, по ее выпуклостям и трещинам сновали рачки-симбионты. Люди, две с лишним тысячи лет назад колонизовавшие Долгую Землю, тоже вписались в роль симбионтов: они зверюгу кормят и поят, а та их катает в своем чреве — самая дешевая и безопасная разновидность местного транспорта.

На перроне продавали газированную воду и пиво, коробочки с мятными леденцами, ароматизированные салфетки. Туристы фотографировались на фоне зверопоезда, трогали его бока, на ощупь напоминавшие теплый шершавый камень.

Залмана усадили в сегмент-вагон первого класса. Полумрак и вонь, пол устлан толстыми стегаными тюфяками, повсюду раскиданы подушки. Свет сочится сквозь щели в шкуре, которые то расширяются, то сужаются, из-за чего полумрак колышется, словно взбаламученная вода.

Зазвенел гонг, и в вагон сквозь длинную вертикальную щель полезли друг за другом остальные пассажиры. Каждый старался устроиться поудобней, со всех сторон обложившись подушками, которых в вагоне первого класса хватало с избытком, а вещи складывали в багажные ящики и тоже подпирали подушками.

Второй гонг, а затем и третий. Заскрипела лебедка: опустевшую лохань поднимали на цепях. Рывок, скольжение световых бликов, тряска и качка — зверюга ринулась по удобной заболоченной траншее к следующей станции, за следующей кормежкой.

Напротив Залмана уселась смуглая молодая женщина в нарядной кофточке с пятнами пота подмышками и плиссированных шароварах. Двое ее детей затеяли возню, потом младший свернулся калачиком и уснул, а старшему женщина сунула в руки "Мой родной мир" — учебник для начальной школы. Мальчик со скучающим видом листал книжку, полутемный вагон трясло, в дальнем конце оживленно переговаривалась большая компания туристов, по лицам, подушкам и ящикам с багажом прыгали солнечные блики. Залман сам не заметил, как задремал, а проснулся в липком поту, с застрявшим в горле рыданием. Его повторяющийся кошмар — как обычно, когда случается уснуть в духоте, каждый раз одно и то же.

…В этом астматическом кошмаре он бежал по каким-то нескончаемым темным коридорам, или, скорее, катакомбам, напоминающим вагоны зверопоезда, и воздух там был едкий, враждебный, отравленный. Залман дышал через мокрую повязку, прикрывающую рот и нос. Он там был не один, на руках у него лежала женщина, и надо было поскорее донести ее до выхода, пока она не умерла. Кажется, молодая. Нижняя часть лица тоже прикрыта мокрой тряпкой, глаза больные, воспаленные. Волосы заплетены в косу, длинную и толстую, как канат — она свисала и путалась у Залмана в ногах, пока не догадался намотать ее на руку.

— Залман, не бросай меня здесь…

Он не отвечает, бережет дыхание. Возникает представление о другой девушке, которая бойко рассуждает о том, что ОНИ вовсе не обязаны всех подряд выручать. Эти самые ОНИ могли бы спасти Залмана и умирающую женщину, но ИМ нет до них никакого дела.

Женщина хрипит, потом затихает, мертвые белки закатившихся глаз просвечивают сквозь длинные загнутые ресницы. Пошатываясь, едва не врезаясь в стены, Залман бежит дальше с трупом на руках — она ведь просила не бросать ее здесь! Он сильный, он доберется до выхода раньше, чем свалится замертво, а после сделает то, чего ОНИ не хотят, то единственное, чего ОНИ боятся…

В этом сновидении Залман испытывал какие-то неописуемые эмоции, рвущие душу в клочья — как на пыльной тянгайской улочке, когда он совершил убийство. Хоть бы раз приснилось, что он успел вынести женщину на свежий воздух, что все закончилось хорошо… Нет ведь, кошмар повторялся в неизменном виде. Залман чувствовал себя виноватым и никому о нем не рассказывал.

Несколько станций он проспал. Если не считать шумной группы туристов, в вагоне никого не осталось. Женщина с мальчиками тоже вышла, среди подушек валялась забытая книжка "Мой родной мир". Залман взял и начал листать, чтобы поскорее забыть о мучительном сне.

Всем известные картинки с цветными кружочками, которые то находятся на некотором расстоянии друг от друга, то соприкасаются — схематическое изображение параллельных Земель.

Долгая Земля была колонизована жителями Земли Изначальной 66 долгих лет тому назад. В одном долгом году 32 года по староземному счету, каждый сезон — зима, весна, лето, осень — длится 8 лет.