Страница 43 из 52
— Четверо внизу утверждают, что вы наркоманка.
— Пожалуй, они правы.
— Что эта наркоманка появилась незваной в их доме. Что они думали, якобы вы знакомая хозяина дома. Что вы сами кололись. Что вы часто по неизвестной причине запирались в погребе.
— Холмс, довольно, ради Бога.
Я встала, не дав ему расправиться и с половиной моей гривы, плотнее завернулась в одеяло и зашагала по комнате. Достала из кармана платья носовой платок, высморкалась.
— Понимаю. Однако ваше поведение в последние недели не опровергает их обвинений. Вы завели знакомство с группой лиц, по меньшей мере одно из которых известно как наркоман. Вы получили крупное наследство и изменили образ жизни. Для нормального британского инспектора полиции следов на вашей руке вполне достаточно, чтобы упечь вас за решетку. Если он заметит ваше поведение, ломку, с которой вы не в состоянии справиться, ваш арест неизбежен.
— Шесть лет назад, после катастрофы, врачи тоже кололи мне эту дрянь… Считалось, что она легче переносится, чем морфин.
— Да, медики тогда накинулись на него. Но об этом полиции лучше не сообщать.
Холмс засунул руку в карман и вытащил знакомую черную коробочку с проклятой и вожделенной иглой. Глаза его ничего не выражали. Как под гипнозом, я начала закатывать рукав. Холмс отошел к двери, запер ее, достал большой белоснежный платок, скатал его в жгут, перетянул мою руку.
Вынутый из коробочки шприц уже подготовлен к уколу.
— Похоже, мы застали его как раз перед визитом в погреб. Сколько вам обычно вводили? Полный шприц?
— Д-да.
— Я введу половину.
Холмс мастерски нашел вену, ввел раствор, выдернул иглу, прижал платком место укола.
Я закрыла глаза, не в силах сдерживать реакцию — наслаждение, растекавшееся по телу от желудка вверх, к мозгу. Открыв глаза, я прочитала на лице своего дорогого друга озабоченность. Медленно подняла лежащий на столе шприц и, опустив его вертикально на поверхность стола, нажала, сломала иглу. Лицо Холмса почти не изменилось, но мне показалось, что он успокоился. Убрав шприц в коробку, я протянула ее своему спасителю.
Холмс разделался наконец с моей прической. Я заколола волосы, съела сыр и печенье. Теперь на очереди инспектор Дэйкинс. Тот как раз занимался с одним из задержанных. Холмс прервал допрос на полуслове.
— Инспектор, как я понимаю, против мисс Рассел выдвигаются обвинения в том, что она добровольно и неоднократно вводила сама себе наркотические вещества.
— Совершенно верно, мистер Холмс. Мистер Бигли как раз рассказывает мне об этом.
— Да, начальник, точно. И ни капельки не скрывалась, внаглую так, аж жуть берет… — ужаснулся такому гнусному поведению заевшейся столичной твари простой сельский парень.
— Она сама вводила себе вещество? — вкрадчиво и как-то даже сочувственно спросил Холмс.
— Да, мистер, сам видал, в бабли… в библиотеке. Руку так обмотала и иголкой — тык! Я сначала и не знал. Стыд какой!
— Вокруг одной руки повязка, а в другой шприц, так?
— Точно. А как еще?
Холмс взял мою левую руку и закатал рукав. Рука ближе к локтю выглядела ужасно. Около полусотни уколов, некоторые нагноились. Ткани вспухшие, раздутые. После этого Холмс обнажил мою правую руку и продемонстрировал инспектору. Тот явно ужаснулся. «Простой сельский парень» любовался, как эстет любуется мраморными руками статуй Микеланджело.
— Мисс Рассел левша, — отчеканил Холмс. — Она просто физически не в состоянии выполнить такую точную операцию, как укол в вену правой рукой. — Он слегка повернул мою руку и продемонстрировал инспектору зеленоватые пятна на моей коже, которых еще пять минут назад там не было. — А эти заживающие синяки, вполне возможно, вызваны насильственным удержанием руки для насильственного же введения препарата. Для этого требуется участие как минимум двух сильных мужчин, насколько я знаю мисс Рассел. Результатом этого же насилия могут быть и следы зубов мисс Рассел на ладони мистера Бигли… — Рука «простого сельского парня» сама собой рванулась за спину, где спряталась, заметно дрожа вместе с телом, из которого росла. На лбу мистера Бигли выступил пот. — Инъекция, таким образом, проводилась насильственно и против воли мисс Рассел. — Последние слова Холмс подчеркнул, чтобы они не пролетели мимо ушей инспектора Дэйкинса. Но в этом уже не было нужды. Инспектор пригвоздил мистера Бигли к стулу тяжелым взглядом. Возможно, в детстве ему попалась на глаза парочка книг о белых рабынях, подумала я.
— Инспектор Дэйкинс, вы примете заявление от мисс Рассел?
— Разумеется, и немедленно, если она не возражает. — Он повернулся к констеблю. — Бигли пока уведите, я им займусь чуть позже.
Я продиктовала свое заявление, ответила на вопросы инспектора, не слишком живописуя ужасы заключения и совершенно уводя его в сторону от своего реального состояния. Да, последний укол мне сделали семь или восемь часов назад. Нет, я не считаю себя втянувшейся наркоманкой, хотя именно этого они и добивались. Нет, не имею ни малейшего представления, почему я стала жертвой этих противоправных действий. Тут в глазах инспектора можно прочесть явное недоверие, но рядом Холмс, голос мой звучит убежденно и твердо. Что ж, инспектор не настаивает. Нет, я не испытываю никаких последствий, хотя и была полностью истощена психически и дезориентирована вследствие, как я считаю, плохого питания, сна, отсутствия света. Холмс решил, что пора вмешаться.
— Инспектор, мисс Рассел пережила ужасные дни. Я с вашего позволения провожу ее домой. Наверняка пострадавшей потребуется несколько дней покоя и лечения. Б понедельник вы можете ей позвонить, если возникнут дополнительные вопросы. Всего хорошего, желаю вам успехов в поисках сбежавших. Идемте, Рассел.
К моему удивлению, у дома ждал Ку с машиной. Корректность, с которой он меня приветствовал, согрела сердце. Временный подъем сил, вызванный инъекцией, миновал, и я позволила слуге укрыть меня одеялом. Холмс не успел сесть в машину, как из дому высунулась голова констебля и моему другу пришлось вернуться. К у уставился куда-то в сторону и пробубнил:
— Как он только на ногах держится, мисс… Не спит, не ест… Жена говорит, другой бы на его месте не выдержал.
Не дожидаясь моего ответа, он закрыл дверцу и вернулся на водительское место. Холмс вернулся через минуту и опустился на сиденье рядом со мной. Выглядел он почти так же, как я сама.
— Дэйкинс все мои телефоны проверяет. Едем в Суссекс или на квартиру?
— Где мы сейчас? — Мне вдруг пришло в голову, что я до сих пор этого не знаю.
— Литл-Уолтам, Эссекс.
— Тогда лучше поедем в квартиру, если вы полагаете, что там безопасно.
— Будет безопасно, — пообещал Холмс с некоторым сомнением в голосе и пригнулся к Ку. Я обернулась. От машины удалялся типичный загородный дом, громоздкий каменный урод, нелепый, как все человеческие жилища. Ничем не примечательный, разве что тем, что в его подвале я провела остатки своей юности.
ГЛАВА 19
Ибо природа и во всех зверях отметила мужескую половину знаками превосходства, а женскую половину знаками повиновения, каковые признаки ненарушимы.
Последующие дни ничем меня не порадовали, но мне уже приходилось выздоравливать после всевозможных ранений, и я знала, что здоровье рано или поздно вернется. Это выздоровление оказалось намного менее мучительным, чем остальные. Можно считать, что я переболела инфлюэнцей, мучившей страну последние два года.
Ах, если бы это было так! Если бы страдания мои ограничились лишь телесным недугом! Конечно, меня лихорадило, руки тряслись, аппетит отсутствовал совершенно, но это всё мелочи. Душа моя пострадала намного серьезнее, и я не знала, как бороться с этим злом.
Первым моим испытанием, которое я пережила четырнадцати лет от роду, оказалась автомобильная катастрофа. Тогда погибла вся моя семья, и я винила себя в этом. Чувство вины мешало выздоровлению и впоследствии давило на меня многие годы. Следующая кара небесная — пуля в плечо, пуля, предназначенная для Холмса. Ранение сопровождалось тогда эмоциональным срывом, потому что женщина, пытавшаяся убить нас, казалось, меня любила. И еще потому, что я не могла винить Холмса в ее смерти.