Нелепо женское правленье

Вероника и Майлз закрыты от меня горами цветов, корзинами фруктов, стопками книг, открыток, журналов. Оба сначала меня не признали. Он встал нерешительно, настороженно, но вежливо, она любезно улыбнулась, но тут лицо ее изменилось.

— Мэри? Боже милостивый, ты ли это? Вот это да! Ты выглядишь потрясающе!

— Твое удивление мне льстит, Ронни. Привыкла, что я смотрюсь, как собачий хвост? Нет уж, лучше потратить деньги на наряды, пока до них не добралось налоговое ведомство. Добрый вечер, лейтенант Фицуоррен. Присаживайтесь, я ненадолго. — Лейтенант, разумеется, остался на ногах. — Ронни, расскажи мне, что случилось.

— Честное слово, Мэри, и сама не знаю. Память, как будто, в порядке. Что-то произошло на линии, поездов не было. Народу накопилось. А потом… Как будто движение воздуха в туннеле, народ сзади все напирал, и… И все. Я даже рада, что не помню остального.

— Никого из знакомых не заметила?

— Никого. А почему ты спрашиваешь?

Я внимательно всмотрелась в ее лицо и нашла, что цвет лица достаточно здоровый.

— Потому что тебя толкнули, Ронни.

— Конечно, толкнули, я и говорю… Постой, постой… Ты хочешь сказать… Подстроили? Умышленно толкнули? Мэри, с чего ты взяла? Это просто несчастный случай…

— Не кажется ли тебе, что в Храме в последнее время произошло слишком много несчастных случаев?

— Нет-нет, Мэри, что ты… Это… Нет!

— Как ты думаешь, почему тебя ни на минуту не оставляют без присмотра? Холмс, доктор Ватсон, лейтенант Фицуоррен…

Ронни побледнела. Она схватила ладонь Майлза, который выглядел столь же больным, как и она сама.

— Как ни прискорбно это признавать, Ронни, но в Храме в последнее время происходит нечто странное, и я намерена выяснить, в чем дело.

Глаза ее расширились, черты лица заострились.

— Айрис?

— Айрис. Обставлено как привет из мира наркоторговцев. В октябре Лилиан Маккарти. В конце августа…

— Делия Лэрд.

— Сколько ты завещала Храму, Ронни?

— Двадцать тысяч. И ты ду… О, нет, Мэри. Мэри, как можно…

— Ронни, — я сделала как можно более убежденное лицо, — я не утверждаю, что Марджери в этом участвует.

— Но как же без нее, если ты права?

Неплохой вопрос.

— Лично она не причастна ни к одной из этих смертей. У нее алиби на все три случая.

— Кто же тогда?

— Возможно, кто-то из ближайшего окружения Марджери. Я не вижу ее способной на это, если я ясно выразилась.

— Да, да, — с жаром согласилась Вероника. Даже если Марджери совершила преступление, то… то не ради денег.

Это не вполне совпадало с моим ходом мыслей, но я не стала ее поправлять.

— Тогда кто? — вмешался наконец Майлз.

— Кто-то вхожий к Марджери. Хитрый, жестокий. Лично заинтересованный в обогащении Марджери или воображающий, что он таким образом оказывает ей услугу.

— Мари, — прошептала Вероника.

— Отправилась бы Марджери в Йорк без нее? — спросила я, и Вероника помрачнела.

— Нет. Скорей всего, нет.

— Проверим. Но не думаю, что у Мари хватит мозгов на это. Кто знает о завещаниях?

— Марджери, конечно. Рэчел Маллори, она отвечает за персонал. Да любой, имеющий доступ к документам. Там есть папка с надписью: «Завещания».

— Очень удобно. Шкаф запирается?

— Да. Но ключи хранятся в столе Сюзанны, который никогда не запирается.

— Еще удобней. Итого — в курсе не более двух сотен человек. Это значительно сужает круг поиска. Умеет читать, любит Марджери — вот и кандидат.

— Что ты собираешься делать, Мэри?

— Сделаться в Храме своей в доску и задавать много-много разных незначительных вопросов.

Я не добавила, что собираюсь вести разговоры о своем новом завещании.

— Будь осторожна, Мэри.

— Осторожна? А что мне угрожает? Между прочим, ты про нас с Холмсом никому не говорила? Что мы друзья?

— С тех пор, как ты попросила — никому.

Прелестно!

— А до этого?

— Даже не знаю… Смутно вспоминаю, что однажды… просто вскользь, мимоходом, что-то типа: «Моя соседка в Оксфорде — теолог, она лично знает Шерлока Холмса». Что-то в таком духе.

— Кому?

— Не помню, Мэри, извини, там много народу было. Кажется, в Храме, но, возможно, и где-то еще.

Она перевозбудилась, чего, конечно, следовало избегать.

— Не волнуйся, Ронни. Если вспомнишь, скажи мне, но ничего страшного. Главное — выздоравливай. И надо быть начеку. Не думаю, что они снова попытаются, но… Не хочу потерять подругу из-за того, что недооценила опасность. Я тебя прошу о двух одолжениях.

— Что угодно.

— Прежде чем соглашаться, выслушай. Во-первых, хочу поставить в известность Скотленд-Ярд. Они тебя допросят. Ты скажешь им о завещании, и когда они спросят, толкнули ли тебя, ответь, что не можешь вспомнить, но вполне возможно. Они приставят к тебе охрану, пока врачи не разрешат тебе передвигаться.

— И все?

— Нет. Второе: я хочу, чтобы ты отсюда уехала. Ненадолго, на две-три недели, но куда-нибудь подальше. Можешь в частную клинику. Во всяком случае, мы распространим такую версию.

— Ну-у, Мэри…

— Это необходимо. Три недели. Я не могу разорваться и следить за тобой все время.

— Э-э, — зашевелился Майлз, — я бы предложил домик в Шотландии. В это время года там, конечно, скучновато, но дров хватит.

— Отлично! — выпалила я, прежде чем Вероника успела открыть рот. — Как только доктор разрешит, забираете ее туда и не выпускаете из виду ни на минуту, пока я не дам знать. У меня только одно опасение, лейтенант Фицуоррен. — Я уставилась на него в упор. Майлз медленно, но уверенно выпрямил спину.

— Можете не беспокоиться, мисс Рассел. Пока Вероника… Пока я отвечаю за безопасность мисс Биконсфилд, ничто не выбьет меня из колеи.

— Прекрасно, лейтенант Фицуоррен, — сказала я, и никому из нас не показалось странным, что я, лишь перешагнувшая порог совершеннолетия, берусь его судить. — Я или Холмс завтра появимся здесь и обсудим, каким путем лучше перемещаться и как поддерживать связь. Вы тем временем никому ни слова. Даже своим родным.

Они пообещали мне все так и сделать, и я собралась уходить, но задержалась, обратив внимание на журналы и газеты.

— Тут наверняка и «Стрэнд» затесался, — решила я. — Можно посмотреть?

Действительно, нашелся и декабрьский номер с интересовавшей меня статьей.

— Я возьму это? Спасибо!

Шагнув к больничной койке, я чмокнула воздух возле щеки Вероники, больше удивив этим жестом и этим «спасибо» себя, чем ее. Больница весьма заметно влияет на поведение человека, даже если он здесь всего лишь посетитель.

Сдержав порыв на прощание помахать пальчиками, я оставила эту парочку в лапах их странной любви. Две недели в шотландском охотничьем домике вновь бросят их в объятия — или заставят перегрызть друг другу глотки.

Чтобы позвонить в Скотленд-Ярд, я воспользовалась общественным телефоном. Ожидая соединения, раскрыла журнал. Кричащий заголовок: «Эпохальное явление! Феи на фото!» Статья написана в соавторстве с Артуром Конан-Дойлом, тон совершенно серьезный. Фото девочек вида хомо сапиенс, наложенные на какие-то статуэтки эльфов-феечек — настолько ненатурально, что я бы восприняла замысел как розыгрыш, — но по тону статья далека от шутки, да и какие шутки возможны при тяжеловесном ломовом слоге сэра Артура Конан-Дойла! К тому же реакция Ватсона… Издатель, во всяком случае, преподнес материал не в качестве шутки. Склонность Конан-Дойла к сверхъестественному в последние годы, после гибели сына, заметно увеличилась. Его рассказы о Холмсе обходились пока без спиритуализма, лишь изредка взлет необузданной фантазии автора вызывал недовольное ворчание Холмса. Однако история о феях, подписанная именем Конан-Дойла, да еще и в том же самом журнале, в котором печатались рассказы о Холмсе, — это уже слишком! Холмс винил в эксцентричности Дойла Соединенные Штаты: «Американское влияние!..», — и, читая статью, я поняла, что недовольство Холмса вполне обосновано.