Страница 73 из 81
— Есть люди, княже! — сказал Блуд. — Дня два ещё, и более тысячи у нас будет.
— Одно плохо, что варяги тоже понимают это и сидеть вряд ли будут спокойно, — заключил Добрыня.
— Варяги поставили острог за Предградьем, — Владимир рассуждал вслух, — и прав Добрыня: времени у нас нет. Ждать больше не будем. Ты, Блуд, и ты, Хвост, возьмите всех людей и обложите острог, чтобы варяги больше не выходили оттуда. Кальв и ты, Турин, с нашими варягами переймите вымолы с кораблями находников.
Воеводы переглянулись: дело было отчаянное, дойдёт до крови. Кальв возразил:
— Я обещаю, что перетяну упландцев на свою сторону. Дай мне времени до конца дня. Если не выйдет, то будем делать, как ты задумал.
— Попробуй, — согласился князь, — только вряд ли уход упландцев заставит Стейнара и его збродней сдаться.
К пабедью из Витичева прискакал вестоноша. За добрую весть, им принесённую, князь наградил удивлённого ратника гривной серебра: от князя хортицких росов Игоря в Киев шли два десятка лодок с ратной помощью, завтра к вечеру они должны быть здесь.
Чувствуя растущее напряжение и не собираясь отступать, варяги без надобности из острога не выходили, особенно после того, как в Киев стал стекаться ратный люд. Стейнар предлагал напасть на Киев:
— Пора! Не то люди воинские стекутся, и при всей нашей доблести мы не возьмём того, чего хотели.
Ядарца поддержали руяне, упландцы, которые, после угроз Кальва Олавсона мстить их домам на родине, начали сомневаться в своём выборе, отказывались от нападения на Киев:
— Если мы нападём на Киев, то потеряем много людей, и неизвестно, найдём ли там достаточно добычи, — сказал Одд с Волчьего Холма. — Если мы дождёмся любого решения Вальдамара, то ничего не потеряем, ибо он заплатит нам не меньше обычного.
Без упландцев у Стейнара оставалось шесть с половиной сотен викингов — сила немалая, но и у Владимира было не меньше, и все, как говорят, ходили в походы с самим Свентицлейвом, к тому же люди Хлёда Метателя Копий были на стороне конунга. Стейнар Сильный, придя в бешенство, ругал Одда и его земляков, чем ещё больше отвратил их от себя:
— Упландцы никогда не были первыми в битвах, предпочитая драться за спинами других! Стьюбьёрн не зря ушёл от вашего конунга Эйрика Губителя Братьев, способного только бить в спину! Уходите, мне не нужны трусы!
Напрасно руянский княжич Любомир, Храни из Гаутланда и многие старые викинги уговаривали Одда и остальных упландцев не злиться на Стейнара за горячие слова. Любомир, поддержанный Храни, высказал Стейнару:
— Никто тебя не выбирал хёвдингом над нами, ядарец! И впредь тебе придётся обсуждать с нами любое твоё решение, касающееся наших людей! Иначе нам будет проще продать твою голову Вальдамару за цену, хоть и меньшую, что мы решили взять, но достаточную для того, чтобы мы были довольны.
Тем временем люди князя обнесли острог полукольцом: вроде не осада, но и выйти никуда не дадут, к тому же викингов отрезали от кораблей. Варяги без удовольствия отметили много окольчуженных кметей. По повадкам, привычке носить оружие, по тому, как их слушаются плохо оборуженные ратники, было ясно — осаждающих одолеть будет нелегко. Вскоре стали приводить сторожу с кораблей; тех, кто сопротивлялся, старались обезоруживать и вязали; если не получалось, то убивали. Живых отпускали к своим в острог. Пора пришла пожалеть об ушедших упландцах — двести с лишним мечей, ставших на сторону Владимира, были бы сейчас явно не лишними. На совете хёвдингов приняли решение: говорить с конунгом. Переговоры должен был вести Стейнар Сильный, придумавший наложить дань на русов. Однако посланные к конунгу послы вернулись ни с чем: Вальдамар желал говорить со всеми хёвдингами разом в своём теремном дворе, что было опасно, ибо никто не забыл, что случилось с Ярополком. На решение варягам дали два дня. Как раз в это время должны были кончиться кормы, выданные им конунгом и которые больше давать не собирались.
Между хёвдингами разгорелся разлад, накапливавшийся по мелочам, начиная от распределения кормов до собственного видения задуманного дела. Теперь, когда пошло всё не так, как мыслилось, острота возникшего напряжения прорвала нарыв, выпустив гной наружу. Любомир обвинил Стейнара и хёвдингов:
— Зря я с вами связался! Мы все в таком положении потому, что вы друг с другом никак не договоритесь!
— Просто не нужно было изначально приглашать на тинг венда! Вы глупы, как бараны, и склочны, как петухи! — отвечал, ярясь, хёвдинг Сигтрюгг из Сконе.
— Виноваты все, потому что положились на Стейнара! Я сразу подумал, что хёвдинг, за столько лет походов не могущий собрать больше викингов, чем влезет в купеческий кнорр, не может придумать ничего путного! — высказался Храни, невольно остановив Любомира, направившегося к Сигтрюггу и сыпавшего угрозами.
— Ну и шёл бы себе, насильно никого не тянули! — огрызнулся Стейнар. Спор грозил перерасти в ссору. Скофти Дубина, кормщик Аслак, человек Храни, которого уважали многие, Гудмунд Беспалый, Йостейн Серебро остудили спорящих:
— Если сейчас все рассоримся, то Вальдамар нам не заплатит вообще, ибо в этом случае друг за друга не встанем! Впору не ругаться, а обсудить то, что предложил нам конунг.
Мужи собрались тёртые в походах, и до каждого дошли слова большинства тинга. Стейнар отказывался идти к конунгу и отговаривал других:
— Конунг держит своё слово, — возразил кормщик Аслак из хирда Храни, — к тому же хёвдинги могут приказать своим людям сражаться в случае, если они не вернутся.
Слова Аслака нашли разумными, а старый Свартхёвди добавил:
— Лучше попытаться сохранить жизнь своим людям, чем сразу разрешить им умирать без надобности.
Приход четырёх сотен хортицких русов окончательно решил дело в пользу условий Владимира. Волчий Хвост каждый день ездил в их стан, обретая там соратников, ходивших со Святославом, в том числе и воеводу Фарлафа. Бритоголовые, бородатые или с бритым подбородком и длинными вислыми усами — они сразу напомнили недавние героические времена, когда русы потрясали мечом могучую непобедимую Византию. Каждый день склонял ратные весы на русскую сторону. По истечении срока, принеся требу Одину и Тору на удачу, хёвдинги вышли из острога.
Слухи о варяжской доблести и ярости распространялись новгородцами среди днепровских русов, ярости этой не знающих. Среди бывших воинов Святослава, так и среди пришедших хортицких русов, было много таких, кто хотел испытать варягов в бою, из простого соперничества, а также из того, что кто-то попытался попрать непобедимую русскую славу. Вышедших хёвдингов тут же окружили. Колот, со щитом на спине и дланью, лежащей на черене меча, оглядывал старых узнанных соратников: свой шурин Стреша, древичские Ждан, Полеся и Учан, с иных весей и сёл — Ратша Пупырь, Радота, Лунёк, Могута; из молодых, что, заражаясь уверенностью бывалых на ратях кметей, жаждали боя: Павша с друзьями-дружиной — все отвечали жёсткими взглядами на смелые взоры хёвдингов, с вызовом оглядывали стены острога, бросая крепкое словцо. Здесь не как у англов, фризов или вальхов, здесь не боялись и даже желали боя, и варяги чувствовали это своей закалённой в битвах шкурой.
Владимир, в шёлковом цветном летнике, надетом поверх красной шёлковой рубахи, с убранными по новгородскому обычаю в косицу светлыми волосами, в суконной лёгкой шапке с алым верхом сидел на золочёном бабкином переносном стольце, поставленном на высокое крыльцо терема. По сторонам стояли бояре из старых именитых родов и пришлые: Ивор Волчий Хвост, Добрыня, Торир Палёный из Боргундархольма, на Руси известный как Турин Ладожанин, Кальв Олавсон и Хлёд Метатель Копий. Владимир чувствовал в себе уверенность окружённого доблестными мужами государя. Не ответив на уставные приветствия хёвдингов, молвил громко, будто на вече, на языке Северных стран, переводимом толмачом на славянский:
— Я собрал вас, мужи доблестные, чтобы поблагодарить за то, что помогли мне занять стол князей русских, несправедливо занятый моим братом. То, что я вам обещал за помощь, выполню. Я, князь земли Русской, держу своё слово, только вы не сдержали своё. Стейнар из Ядара, в уста которого Локи вложил лесть, склонил вас к измене. Посему ни Стейнар, ни его люди за жадность свою не получат ни эре[216].
216
Эре (сканд.) — мелкая монета.