Путы для дракона

— Ну, вот! Теперь можно жить и драться! Леон, как у тебя? Всё в порядке?

Леон трудно выговорил:

— Не понимаю…

— Вот чёрт! Совсем забыл. — Теперь Роман был озабочен. — Именно об этом мы и забыли, когда собирались сюда. Слушай, Леон, попробуй вспомнить тренировки на центрифуге. Есть два простейших способа избежать неприятного состояния в аномальном пространстве. Первый — уподобиться самому пространству, точнее — заставить тело поверить, что оно часть пространство и перенастроить его в тон. Вторым способом мы чаще пользовались и в непогоду. Организуй вокруг себя собственное пространство. В конце концов, когда ты ушёл в одиночное плавание, ты именно так и сделал.

— Нелепость… говоришь…

— Ох, ёлки–палки, учить на ходу! Загнёшься ещё, пока поймёшь… Ладно, держись.

Нетрудно было понять, что Роман собирается воспользоваться одним из способов, им упомянутых, чтобы помочь Леону. В ожидании необычных ощущений Леон ещё больше сжался, стараясь упорядочить состояние почти раздавленных мышц.

Ничего не происходило, пока Леон не сообразил, что его рот вернулся в нормальное положение. А потом и всё тело. И ощущения самые обычные: мышцы ноют, стонут, вздыхают после перегрузки… Роман двинул плечом в спину Леона.

— Чего молчишь? Как себя чувствуешь себя?

— Хорошо. Великолепно. Спасибо.

— Всегда пожалуйста. Посидим немного? Заметил — сканированию эта труба не поддаётся. Ага, извини. Опять забыл, что ты…

— Что я всё забыл? Ничего. Уж если Рашид в панике получил впечатление живого организма, я‑то хоть что‑то, наверное, да уловлю.

— Боевой настрой, да? — одобрительно сказал Роман. — Ладушки, повисим, поглядим, послушаем. Главное — никаких неприятностей, с которыми мы бы не справились. Точняк?

— Точняк.

Леон еле сдержал улыбку: Роман разговаривал с ним уже не бодрым голосом, а бодряческим. Так говорят с тяжелобольными, когда в начале выздоровления им предлагают самостоятельно сделать шаг… Хм, а ведь Брис как‑то рассказывал о стремлении Романа научиться всему, что знает командир. Так, может этот бодряческий тон сейчас — попытка спрятать упоение превосходством в данной ситуации?.. Нет, одёрнул себя Леон. Скорее, Роман не знает, как вести себя с человеком, который всё забыл. Это не тон сверху вниз, а искренняя помощь… И вообще, хватит размышлять на посторонние темы. Занимайся тем, для чего тебя сюда спустили.

Они висели, смотрели, слушали, а заодно примерялись к пространству: живое? Не живое? В Ловушке любая аномалия смертельно опасна. Неужто же «колодец» окажется всего лишь связующим звеном между двумя мирами? Верилось плохо.

И так сидел неподвижно, а тут совсем замер. Почудилось, что розовое свечение на стене напротив слегка дрогнуло. Леон смотрел во все глаза: секунды две хаотичные смазанные линии «обескровленного мяса», стены, ровно розовели — и внезапно «мясо» словно взбухло от крови. Стена потемнела и стала ближе.

— Роман, что происходит?

Роман не отвечал и не шевелился. Тогда Леон без лишних раздумий заехал ему локтем в бок. Напарник дёрнулся и раздражённо сказал:

— Отстань. Ещё немного — и…

Немного так немного. Только почему появилось впечатление, что они двое медленно, но совершенно достоверно поднимаются? С чем экспериментирует Роман?

По обретённой во время спуска привычке Леон машинально глянул вниз. И — похолодел. Под ногами больше нет предположительного поворота. В бесконечном «колодце» появилось дно, которое быстро надвигалось на двух путешественников; одновременно сужались стены — медленнее, чем поднималось дно, но достаточно отчётливо.

От зрелища изменяющегося пространства невозможно было оторваться глаз. Леон уже не думал, что случившееся — последствия сосредоточенности Романа. Или всё‑таки они, только непредугаданные и неожиданные?

Внезапно стало душно, словно где‑то перекрыли кислород или — закрыли дверь. Свет вокруг давно не розовый, а густо–красный, и не однородный, как прежде. Леон, скорее всего, назвал бы его багровым — словом, которое у него связано с опухшим, злобным лицом буйного пьяницы с глазами в кровавых прожилках. Казалось немыслимым, что багровый может быть ещё более густым и насыщенным, но это происходило. И ощущение духоты всё давило, вызывая неприятную, зудящую сухость кожи, которую хотелось расчесать до крови.

Давило? Леон вскинул глаза кверху, к выходу, — и бешено задёргал трос: «Вытаскивайте! Быстро!» Покрышки над головой нет, но стены наверху сдвигались, отрезая путь так же, как и нижние.

Трепыхнулся за спиной Роман: видимо, движение заставило его выйти из сосредоточенного оцепенения.

— Зачем ты… — послышалось его недовольное и затем: — Ого…

Закрыться наверху лазейка не успела. Спешившие соединиться стены лишь обдали разведчиков горячим дыханием да легонько причмокнули, отпуская их ноги. Они же, стены, начали движение снизу вверх, однако на поверхности парни вняли лихорадочно трясущемуся тросу и маховик крутили с треском, изо всех сил.

«Колодец» оказался живым, но безмозглым, как и его обитатели, «блинчики»: закрыться в самом начале, на выходе, он не сообразил.

Глава 4.

Смотреть на ровный, с бегущими трещинами асфальт, на мелкую россыпь камешков и песка — видеть обычную дорогу и знать, что в этом самом асфальте скрывается вход в бездонную глотку…

Из ног вдруг ушло тепло, слабость подогнула колени — Господи, слава Тебе! Вырвались всё‑таки! — и Леон вынужденно сел на бордюр дороги. Думать о том, что мог бы стать содержимым блюдечка с золотой каёмочкой, преподнесённого «колодцу» добровольно, как‑то не хотелось.

Напротив, на газоне за дорогой, разминался довольный Роман. Чем уж он был доволен: тем ли, что сбежали без потерь? Тем ли, что первыми исследовали «колодец»?.. Оказалось, ни тем, ни другим.

— Ну, всё, Брис, твоя идея не прошла! Что там у нас Володька нахимичил со временем? Получается?

— Ты мне лучше скажи, драчливое дитя, как вы умудрились разозлить «колодец»? Леона не спрашиваю. Бесполезно. Если бы он захотел ставить опыты, не знал бы, с чего начать. Способностей‑то своих и умений не помнит. А вот ты как был Полигоном, так и остался им. Признавайся, в чём напортачил!

— Идеи прямо витают в воздухе! Ещё немного — и ты заявишь, что я пытался эту говнистую трубу вытащить наружу, чтобы сбить колпак над Ловушкой.

Брис мгновение смотрел на Романа недоумённо, потом неудержимо расхохотался. Он хлопал себя по коленям, раскачивался и уже секунды спустя вытирал слёзы, охая и всхлипывая от смеха. Ребята смотрели на него, негромко посмеиваясь, а док Никита, переждав его очередной взрыв хохота, с улыбкой спросил:

— Что на этот раз тебе подкинуло тебе воображение?

— Нет, ты только подумай! «Колодец» гоняется за нами по всему городу, а на выходе сидят «блинчики» и понять не могут, что деется на белом свете! Ну, Роман! Ну, юморист!

— Пересказал фрагмент ночного кошмара — и рад похихикать, — проворчал Игнатий.

Лучше бы он этого не говорил. Хорошо, Брис сидел: он откинулся от хохота назад и, только поспешно подхваченный Леоном, не свалился с бордюра на газон.

— Факт налицо — Брис пришёл в норму, — заявил Рашид. — Давненько я не слышал от него такого смеха.

— Хочешь чаще слышать? Время от времени пальчик ему показывай — сразу ржать начнёт, — снисходительно сказал Роман.

— Хватит, не тяните, — сказал Володька. — Ты, Ромка, думаешь, рассмешил Бриса, и мы забудем про его вопрос? Быстро говори, что ты в «колодце» затеял.

— Затеял–затеял!.. Уподобление я затеял!

Интонации вызова в ответе Романа прозвучали настолько явно, что последовавшая затем тишина показалась абсолютно необходимой, логичной. Леон знал, что ему всё равно объяснят случившееся — в этом отношении парни привыкли уже к своей порой нелёгкой обязанности, поэтому не вмешивался в разговор, а только гадал: старался ли Роман сделать что‑то полезное или что‑то натворил из хулиганских побуждений? Чтобы просто посмотреть, что из его выходки получится?