Страница 20 из 135
Немец А. Ноймар пишет, что на конференции «Сталин проявил завидную боеспособность, о чем свидетельствует унылая запись в дневнике доктора Морана: «Нам нечего было противопоставить настойчивости и упорству Сталина». Все это нашло отражение и в устройстве послевоенной Германии, которое соответствовало «Потсдамской декларации от 2 августа 1945 года».
В качестве примера патологической глупости так называемой демократической прессы нельзя не привести комментарий газеты «Нью-Йорк таймс». В день завершения работы конференции газета истерично подогревала обывателя:
«В Потсдам Сталин приехал для того, чтобы, воспользовавшись затруднительным положением Америки, связанной войной с Японией, путем запугивания, шантажа и вымогательства заполучить санкцию великих демократических держав на грандиозный грабеж и насилие в Восточной Европе и на Балканах».
Воистину, Америка — это страна запуганных идиотов! Но что писала бы «демократическая» пресса США, если бы знала в это время об испытании атомной бомбы, можно только догадываться…
И посмотрим на результаты деятельности Сталина здравым взглядом. Победа Советского Союза, возглавляемого Генералиссимусом Сталиным, во Второй мировой войне вывела страну в число супердержав мира. Результат дипломатических действий Сталина и его коллег по Ялтинской и Потсдамской конференциям определил мировой геополитический порядок. Тридцать лет спустя, в 1975 г., он был подтвержден в Хельсинки «Заключительным актом по безопасности и сотрудничеству в Европе».
Сталин не только сохранил государственные границы по западному профилю Прибалтийских республик, Бессарабии и Северной Буковины, установленные в 1939 году на основании договора о ненападении с Германией, но и границы 1939-1940 гг. в Южной Финляндии и Карелии. При согласии Черчилля, Рузвельта и Трумэна он присоединил к СССР Калининградскую область — бывшую Восточную Пруссию, а также вернул России Южный Сахалин и всю гряду Курильских островов на Дальнем Востоке.
Одновременно, образовав блок стран народной демократии, он не позволил странам Восточной Европы влиться в антироссийский агрессивный «северо-атлантический союз». Тем самым он не только обеспечил сохранение мира в Европе, но и создал противовес хищническим и эгоистичным устремлениям «демократической Америки» на других континентах планеты.
Однако победа над Германией еще не означала полного окончания Второй мировой войны. В соответствии с обещанием, данным союзникам, об участии в боевых действиях против Японии еще 5 апреля 1945 года Советский Союз денонсировал пакт о нейтралитете с Японией. Уже в начале июня Верховный Главнокомандующий рассмотрел план операции против Квантунской армии. В состав формирующихся на этом направлении фронтов вошли: Забайкальский — командующий маршал Р.Я. Малиновский, 1-й Дальневосточный — командующий маршал К.А. Мерецков, 2-й Дальневосточный — командующий генерал армии М.А. Пуркаев. Привлекаемый к кампании Тихоокеанский флот возглавил адмирал И.С. Юмашев. Главнокомандующим вооруженными силами на Дальнем Востоке Сталин назначил A.M. Василевского. Подготовка операции велась в строжайшей секретности. И уже с конца июня, перед Потсдамской конференцией, командующие фронтами, под чужими фамилиями и в разное время, выехали на Дальний Восток.
Конечно, то, что 16 июля, в день испытания американцами атомной бомбы, Сталин позвонил Василевскому из Потсдама, не случайно. Как и то, что, спросив, как идет подготовка операции, он «поинтересовался, нельзя ли ее дней на десять ускорить». Василевский доложил, что «сосредоточение войск и подвоз самого необходимого не позволяют сделать этого, и попросил оставить прежний срок».
Сталин не стал торопить события. Однако и в данном вопросе он обнаружил свойственную ему склонность к смелым и своевременным решениям, основанным на всестороннем анализе новых, изменившихся реальных условий. После того как 6 августа американцы взорвали атомную бомбу над Хиросимой, они (реалии) несомненно стали иными, но мир еще не осознавал в полной мере этих изменений.
Как пишет В. Карпов, «в штабе Главкомата войск Дальнего Востока гораздо большее впечатление произвела полученная 7 августа около семнадцати часов по московскому времени директива Сталина о начале 9 августа боевых действий Забайкальского и 1-го Дальневосточного фронтов. Да и на японцев гораздо большее впечатление, чем бомба, произвела полученная вечером 8 августа» нота. В ней указывалось: «Советское Правительство заявляет, что с завтрашнего дня, то есть 9 августа, Советский Союз будет считать себя в состоянии войны с Японией».
Трумэн не рискнул отказаться от помощи СССР в войне с Японией. От этого его предостерегли военные, предложив ответить на простые вопросы.
Как справиться с тысячами самолетов, пилотируемых камикадзе? Как без поддержки кораблей с их мощными орудиями штурмовать укрепления в глубине территории? Что предпринять, когда японцы отойдут в горы и начнут партизанскую войну?
При отсутствии ответов на подобные вопросы командующий Тихоокеанским театром военных действий генерал Макартур пообещал президенту «десятилетнюю войну» и отказался даже от приблизительного прогнозирования возможных потерь.
В день объявления Советским Союзом войны Японии американцы сбросили вторую атомную бомбу — в Нагасаки.
Было ли нравственно испепелять атомным взрывом гражданское население города Хиросима? А затем уничтожать жителей Нагасаки? Конечно, такое варварство было демонстрацией демократического цинизма. Но разве не являлись проявлением американского цинизма ковровые бомбежки крестьян Кореи и Вьетнама? Чем оправдать бомбардировки городов Югославии, Ирака и поселений Афганистана уже в новом столетии?
Конечно, в ядерных ударах по городам Японии присутствовала не только демонстрация силы, но и практический расчет. Первая бомба была урановой, и на нее ушел весь запас обогащенного урана, имевшегося в распоряжении США. Вторая бомба была плутониевой; в случае ее «успешного» употребления у американцев появлялась возможность изготовить запас таких бомб. Кстати, в Нагасаки погибли не только до ста тысяч японцев, но и находившиеся в плену американские солдаты — «Америка — превыше всего!».
Однако даже две мощные сверхбомбы не заставили японцев капитулировать. И хотя премьер-министр Японии адмирал Мудзуки 9 августа на экстренном заседании Высшего совета заявил, что «вступление сегодня утром в войну Советского Союза ставит нас в окончательно безвыходное положение и делает невозможным дальнейшее продолжение войны», Квантунская армия оказала упорное сопротивление советским частям. Несмотря на демонстрацию атомного оружия Соединенными Штатами, японские военные были намерены продолжить сопротивление.
Наступление Красной Армии началось в сезон дождей — вода, хлынувшая с вершин сопок в долины, размывала дороги, и даже небольшие ручьи превращались в полноводные реки. Территория, на которой предстояло развернуться военным действиям, имела сложный рельеф и географические условия. Лесные массивы на севере сменялись безводной пустыней Гоби на юге, а в центре Маньчжурии высились хребты Большого Хингана. Созданные здесь 17 укрепрайонов имели четыре с половиной тысячи дотов и дзотов, спрятанные в горах аэродромы. Квантунская армия насчитывала 1 млн. человек, 1,2 тыс. танков, 1,9 тыс. боевых самолетов, 6,6 тыс. орудий.
Общеизвестно, что территория противника не считается освобожденной, пока на нее не вступит солдат пехоты. И 12 августа передовые части Забайкальского фронта, преодолев Большой Хинган, устремились к ключевым центрам Маньчжурии — Чанчуню и Мукдену. Навстречу им наступали войска 1-го Дальневосточного фронта; темп продвижения составлял от 30 до 82 километров в день. Кровопролитные бои развернулись за порт Сейсин — военно-морскую базу японского флота, хорошо укрепленную и оснащенную мощной фортификационной системой обороны. Первая группа советских десантников, около 200 человек, захватила лишь небольшой плацдарм, но через несколько дней боев Сейсин был взят.