Страница 13 из 135
— Об этом назначении будет объявлено в ближайшее время.
С американцами Сталин был откровенен, но дипломатичен. В беседе 27 мая он подчеркнул, что во взаимоотношениях с США «он не будет пытаться использовать советское общественное мнение в качестве ширмы, а скажет о тех настроениях, которые создались в советских правительственных кругах в результате недавних действий Соединенных Штатов».
Речь шла о том, что еще 8 мая, в день капитуляции Германии, Трумэн подписал приказ о прекращении поставок в Советский Союз по ленд-лизу. Этот почти демонстративный акт президент совершил без предупреждений и каких-либо объяснений советской стороне.
Сталин отметил, что «в этих кругах испытывают определенную тревогу по поводу позиции, занятой правительством Соединенных Штатов. По мнению этих кругов, в отношении Америки к Советскому Союзу наступило заметное охлаждение, как только стало ясно, что Германия потерпела поражение, и дело выглядит так, будто бы американцы теперь говорят, что русские больше не нужны».
Конечно, он умышленно обобщал, упоминая о советских «правительственных кругах». Возможно, до него дошла информация, что в своем кругу Трумэн заявил: «Русские скоро будут поставлены на место, и тогда США возьмут на себя руководство развитием мира по пути, по которому следует идти».
Комментируя жест президента, Сталин определенно заявил Гопкинсу, что «полностью признает право Соединенных Штатов сократить поставки по ленд-лизу Советскому Союзу при нынешних условиях, поскольку обязательства в этом отношении были взяты (американцами) добровольно. Соединенные Штаты вполне могли бы начать сокращать поставки еще два месяца назад…»
При этом он выразил удивление, что, «несмотря на то, что в конечном счете это было соглашение между двумя правительствами, действие его было прекращено оскорбительным и неожиданным образом».
Сталин обдуманно и настойчиво прокладывал пути сближения с Америкой. Он никогда не забывал эту задачу. Он постоянно держал ее в поле своего зрения, и совместное участие в борьбе против фашизма подтвердило целесообразность такой коалиции. Однако он никогда не поступался интересами своего государства.
Когда Гопкинс затронул вопрос о разделе германского флота, Сталин четко обозначил свою позицию:
— Как нам известно, некоторые соединения германской армии, сражавшиеся против русских, стремились капитулировать перед западными союзниками. Что касается германского флота, он тоже капитулировал, и весь остался в ваших сферах оккупации. Ни один корабль не передан русским. Я послал президенту и премьер-министру телеграммы, чтобы по меньшей мере одна треть германских кораблей и торговых судов была передана Советскому Союзу. Остальная часть может быть использована Великобританией и Соединенными Штатами по их усмотрению.
Если учесть, что мы имеем право на часть итальянского флота, то тем большее право Советской страны на германский флот. Мы имеем определенную информацию, дающую основания полагать, что США и Англия намерены отклонить просьбу Советского Союза; я должен сказать, если эта информация окажется верной, то это будет крайне неприятно.
Однако Гопкинс возразил в отношении подобных намерений и заверил:
— Я уже говорил по этому поводу с адмиралом Кингом и могу заявить, что Соединенные Штаты не имеют никакого намерения задержать какую-либо часть германского флота, а хотят лишь осмотреть эти суда с точки зрения новых изобретений и технических усовершенствований.
После этого мы готовы потопить ту часть, которая будет передана нам, они нам не нужны. Я считаю и согласен с вами — германский флот должен быть разделен между союзниками.
Кроме ленд-лиза, предметом длительной дискуссии на встрече стала судьба Польши. Для западных союзников, стремящихся превратить ее в «санитарный кордон» от коммунизма, было важно внедрить в страну эмигрантское правительство Миколайчика.
На третьей встрече обсуждался вопрос о начале военных действий Советского Союза против Японии. Оговорив необходимость обсуждения этой темы с Китаем, Сталин пообещал, что советские войска начнут боевые действия в августе. В заключительной беседе зашел разговор о месте очередной встречи глав союзных держав. Гопкинс напомнил, что по возвращении с Ялтинской конференции Рузвельт полагал, что следующая встреча произойдет в Берлине, и это будет символично для победы, которую одержат союзники.
— Я помню, — поддержал эту мысль Сталин, — мы даже подняли тост за следующую встречу в Берлине.
То, что Советский Союз, вынесший на своих плечах основную тяжесть Второй мировой войны, выходил из нее победителем, подняло морально-политический авторитет Советского Союза и самого Сталина.
Его имя произносилось каждый день десятки раз миллионами людей. Его воле подчинялись не только народы СССР; он имел множество сторонников во всем мире. Авторитет советского Вождя и его страны подкреплялся зримыми приобретениями и реальным существом обстановки. Занятая советскими войсками половина Европы закономерно становилась сферой влияния СССР. Это понимали граждане освобожденных стран, где он стал символом осуществления надежд и устремлений широких общественных слоев.
Такое почитание нельзя было навязать автократическими методами; оно проистекало от родства убеждений и общности мировоззрения. Из осознанной уверенности в целесообразности строя, который представлял Сталин, веры в правоту того дела, которое он вершил. Он как никто понимал это.
Говоря 9 февраля 1946 года об основных факторах победы в речи перед избирателями Сталинского избирательного округа столицы, Вождь подчеркивает: «Война показала, что советский общественный строй является подлинно народным строем, выросшим из недр народа и пользующимся его могучей поддержкой».
При этом он выделил три составляющие, обеспечившие победу: «советский общественный строй», «советский государственный строй» и «Красная Армия». Это бесспорно, и иной точки зрения не может быть. При любом другом строе Россия никогда не смогла бы победить в такой тяжелой войне. Сталин закономерно отмечал, что базой военной победы стала техническая и экономическая мощь государства.
Но он указывал, что небывалый рост производства за 1922-1941 годы «нельзя считать простым и обычным развитием страны от отсталости к прогрессу. Это был скачок, при помощи которого наша Родина превратилась из отсталой страны в передовую, из аграрной — в индустриальную».
Отмечая высокие темпы экономического развития в период довоенных советских пятилеток, он подчеркивал: «Не только отсталые люди, всегда отмахивающиеся от всего нового, но и многие видные члены партии систематически тянули партию назад и старались всяческими способами стащить ее на «обычный» капиталистический путь развития (курсив мой. — К. Р.).
Все антипартийные махинации троцкистов и правых, вся их «работа» по части саботажа мероприятий нашего правительства преследовали одну цель: сорвать политику партии, затормозить дело индустриализации и коллективизации. Но партия не поддалась ни угрозам одних, ни воплям других… Заслуга партии состоит в том, что она не приспосабливалась к отсталым… и все время сохраняла за собой позицию ведущей силы».
Конечно, у Вождя были не только поклонники, но и недоброжелатели. Так, еще в дни Крымской конференции 16 февраля 1945 года профашистски настроенная газета «Врэ»[11] истерично утверждала: «22 июня 1941 года Гитлер бросился сломя голову в западню, поставленную перед ним. Маршал Сталин уже не выпустил его из своих рук. Кремлевский владыка по крайней мере по одному разу обманул Францию, Англию, Польшу, Германию. За кем очередь»? Такие заявления выглядели как бессильная истерика.
У определенных кругов Запада его фигура вызывала двойственные чувства. В этот же день брюссельский буржуазно-либеральный журнал в статье, посвященной советскому руководителю, писал: «Для буржуазии Запада, для наших братьев этот победитель, которому мы выражаем все наше восхищение и всю нашу признательность, вызывает у нас все же некоторую тревогу». Даже такая, в целом антисоветская, статья свидетельствовала об огромном авторитете советского Вождя и его страны в мире.
11
Иванов Р. Сталин и союзники. 1941-1945 годы. М., 2005. С. 423-424.