Плечом к плечу

Старик тихо рассмеялся.

— Думаешь, я возжаждал власти? Властью наслаждаешься лишь до определённого момента, пока не начинаешь понимать, что всё преходяще. Вот ты служишь Императору и власть, которую он даровал тебе, велика. Много ли радости это тебе принесло? Ты распоряжалась жизнью людей, чьи заслуги перед Империей были, пожалуй, куда более значительны. Ты отняла эту жизнь… скажи, это принесло мир в твою душу? Или заставило её трепетать от наслаждения?

Дилана молчала. Знает ли старик о её роли в трагической гибели генерала Седрумма, или же просто выдает свои предположения за полную уверенность? Ищейками Триумвирата наводнён весь Гуран, мало что может укрыться от всевидящего ока жрецов Эмнаура, хотя она могла бы поклясться, что идеально запутала следы. Хотя кто его знает, возможно, он намекает на капитана галеры, убитого не так давно.

— Не знаю, отец мой. Мне приходилось убивать… по приказу. Или ради дела. Я испытывала удовлетворение от хорошо сделанной работы.

— Это верные слова, — кивнул Борох. — Мы ставим перед собой цели… или их ставят перед нами те, кому дано такое право. Но однажды приходит время, и надо задуматься — верны ли эти цели. Не ошибается ли отдавший приказ.

— А он… ошибается?

Более всего она боялась, что сейчас Борох спросит, кого это волшебница имеет в виду — что ответить? Но он не спросил.

— Я хотел бы, дочь моя, чтобы ты как следует подумала об этом нашем разговоре. Сейчас ты на распутье, и следующий шаг поведёт тебя уже по новой дороге. В конце каждого пути — цель, но приближаясь к одной, неизбежно отдаляешься от другой, и лишь тебе решать, какой путь избрать.

Дилана помолчала, затем усмехнулась.

— Знаете, отец мой, я ведь воин, хоть и иногда ношу платье. Мне куда проще нанести удар, чем плести паутину интриг, в которых жертва сама запутается и задохнётся.

— Иначе говоря, не мог бы я выражаться яснее, так, дочь моя?

— Именно так.

Борох расцепил пальцы, сделал глоток уже остывшего вина, затем кивнул.

— Изволь. Иногда слова похожи на якорь, что утянет на дно самого искусного пловца. Пока они не произнесены, выбор всё ещё есть — грести к берегу, к борту ближайшего судна или просто болтаться на месте в ожидании шлюпки. Но когда всё сказано — выбор истаивает, словно дым, оставляя неизбежность. Ты просишь — я буду говорить прямо. Император слаб. Его решения продиктованы заботой о государстве, не спорю, но сиюминутная выгода часто оборачивается поражением в будущем. Империя утратила изрядную часть былой мощи именно потому, что каждое решение принимается с оглядкой на то, что подумают о нем в Триумвирате… в Ночном Братстве… Три года назад Унгарт стоял в шаге от достижения той воистину великой цели, что угодна Эмнауру — Инталия готова была пасть на колени. Требовалось лишь проявить немного мужества, пойти наперекор Зорану…

— Стальные клинья залили бы Империю кровью.

— Да, это так. Но трудно, дочь моя, победить победителя. Зоран одержал верх лишь куском пергамента и десятком напыщенных фраз именно потому, что Его Величество, — титул Юрай произнес с явным презрением, — испугался. Гуран считается единым, но на деле это не так. В тот момент Унгарта поддержали бы все. Месяц спустя — большинство. Сейчас — от силы четверть, и он всё более и более явно утрачивает свои позиции. Потери Империи не критичны, мы всё ещё способны дать бой и белым рыцарям, и индарцам. Но мы выжидаем — и слабеем, слабеем… Ви отправлен на плаху, Седрумм зарезан в собственном доме, их место заняли те, кто более угоден Императору и кто обязан именно ему своим возвышением. Но верность бесполезна, если за ней не стоит сила. А Инталия, тем временем, наращивает мускулы…

— Вы считаете, отец мой, что Империя должна начать новую войну?

— Нет, дочь моя, лишь завершить начатое.

— И кто поведет нас к победе?

— Бог, дочь моя.

Он снова замолчал, затем откинулся в кресле, но пальцы так и остались в напряжении, готовые в любой момент привести в действие заклинание — если вдруг гостья задумает какое-нибудь сумасбродство.

— Что ж, я сказал всё, что следовало. Ты служишь Унгарту и ты ему верна, это достойно уважения. Теперь же следует подумать, кому больше нужна твоя верность. Императору… или Империи. Иди, дочь моя… у тебя есть время подумать, много времени. Сделай верный выбор.

Сейчас, глядя на мокрую насквозь Ташу, Дилана вспоминала тот недавний разговор и немного завидовала этой орденской стерве, которая по жизни настолько тупа, что не испытывает сомнений. Она видела Ташу насквозь… её, вероятно, никогда не посещают мысли о том, кто хозяин, кто слуга. АрГеммит пользуется своей протеже там и так, как считает нужным, а ей — всё приключение, спасение от скуки. Вряд ли леди Рейвен хотя бы раз в жизни задумалась о том, насколько на самом деле белы плащи Несущих Свет, и так ли уж черны помыслы тех, кто поклоняется Эмнауру. Как легко жить, если не задавать себе неудобных вопросов, если не доискиваться неприятных ответов.

Если в какой-нибудь из стычек леди Рейвен придётся умереть, смешно предполагать, что она отправится в последний путь с мыслью, что хорошо послужила Ордену. Таша служит только самой себе, исполняя полученные приказы так, как считает нужным, основываясь на своём личном понимании долга. И ей ведь на самом деле плевать, что подумают окружающие, в том числе и её горячо обожаемый Метиус. Если кто и свободен по-настоящему, так это именно она.

Может ли она, леди Танжери, поступить так же?

Приказ Императора. Просьба… нет, пусть слова сказаны мягким голосом, пусть не звучало «я хочу» или «я требую», но всё сказанное Борохом — это тоже приказ. Два человека, равные по влиянию и лишь немногим отличающиеся по официальному статусу. Светскому. Если же речь вести о религии, то тут право Бороха принимать решения, пожалуй, выше.

Чьи слова будут направлять её руку?

Всё, что недоговорил Борох, на самом деле и не требовало излишних слов. Убей Императора, Дилана. Убей — лишь ты можешь подойти к нему достаточно близко и сделать это, не бросая тень на старого жреца. Ты погибнешь, Дилана — но своей смертью ты принесешь огромную пользу Империи. А ведь именно страна превыше всего, не так ли, Дилана? Человек, занимающий трон — это не более, чем просто человек, плоть и кровь, кожа и кости, украшенные старой, как этот мир, короной. Так ли важно, кто именно будет её носить? Куда важнее, что сделает венценосец для своего народа. Убей слабого — и на трон сядет сильный, что принесёт Империи истинное величие, быть может — впервые за тысячи и тысячи лет сумеет объединить осколки Эммера в единое целое. Целое — гораздо лучше осколков, не так ли?

Убей жреца, Дилана. Убей — лишь у тебя может хватить силы, хитрости и коварства. Отправь к Эмнауру его вернейшего слугу, шепчущего о любви к богу и народу, но на самом деле испытывающего непреходящую, всепоглощающую любовь к власти. И готового ради этой любви залить кровью всё, до чего сможет дотянуться. Слабый, шаткий мир… неужели он хуже очередного кровопролития? Хочешь снова отдавать приказы солдатам убивать горожан, виновных лишь в том, что их надежда и опора, рыцарь Ордена, не желает сдать крепость без боя?

Устранись, Дилана. Брось всё, покинь эскадру, отправься в какую-нибудь глухую деревушку, где про Императора или Святителя знает разве что старый, давно впавший в маразм управитель. Забейся в глухую щель, и пусть эти негодяи делят власть так, как сочтут нужным. Пусть перегрызут друг другу глотки — это не коснется тебя, если будешь достаточно осторожна. Загрохочут ли по коридорам Святилища Эмнаура подкованные сапоги солдат или вспыхнет императорский замок под ударами безликих магов Триумвирата — это будет не твоё дело и не твоя вина. Не стоит марать руки в крови, Дилана, они и так… по самые плечи.

Измени судьбу, Дилана. Найди единомышленников, купи клинки наёмников, запугай трусливых, убеди умных, поведи за собой храбрых. Пусти под нож Ночное Братство, сравняй с землей храмы Эмнаура, залей улицы Брона кровью императорских гвардейцев. Убей всех, кто встанет на твоём пути, Дилана, стань хозяйкой собственной судьбы. Пусть на трон сядет Дилана Первая, знающая, чего хочет. Ты ведь знаешь, Дилана? Или нет?