Штука

Владислав Выставной

Штука

Слабость – антиматерия силы

Самолет летит до тех пор, пока хоть один человек в это верит

Один сильный всегда сильнее одного слабака. Но, видишь ли, слабаков много.

И мы правим миром.

Пролог

Отвратительная электронная трель в ухе – от нее к глазам каждый раз подступают слезы.

Похоже, созрел клиент.

Поправляю дужку микрофона у щеки, откашливаюсь в кулак. Надо казаться серьезней.

– Здравствуйте, – говорю с интонацией дипломированного психолога, – вы позвонили на телефон доверия. Слушаю вас…

В наушнике молчание. Только слышно, как натужно сопят в трубку, да еще какой-то скрип и потрескивание.

Молчать и сопеть могут долго. Тем, кто решил свести счеты с жизнью, торопиться некуда. Перед смертью, как говориться, не надышишься. А потому спокойно щелкаю кнопкой чайника. Не спеша, зачерпываю в жестянке растворимого кофе, сыплю мерзкий порошок в массивную чашку с сиськами. Она действительно с сиськами – белыми, лоснящимися с вызывающе розовыми сосками. Наследство от прежнего оператора, большого, небось, юмориста. Всем хороша керамическая грудь – только вот чашка из-за нее просто неподъемная.

Щелкает, вскипев, чайник. Рассеянно слушая тишину, лью кипяток в чашку… Та-ак, а где сахар, голуби мои?!

– Девчонки! – кричу. – Ни у кого нет сахара?

Я один здесь – парень. Считается, что работа ночного психолога не для мужиков. Только какой я там мужик – слабак я. Впрочем, об этом позже.

Бойкая чернявая Нинка ловко, как бармен вдоль стойки, посылает в мою сторону сахарницу. Та пролетает по длинному столу, вдоль которого сидят операторы, и я перехватываю ее, как вратарь шайбу.

Сахарница без сисек. Зато с выпученными глазами и с идиотскими зелеными ушами. Кому-то здесь смертельно надоела нормальная человеческая посуда.

Удобно сижу в крутящемся кресле, любуюсь ароматным паром, вьющимся над чашкой. В этом телефонном аду даже растворимый суррогат – верх наслаждения. И гарантия не заснуть под нудные, бессвязные разговоры.

– Але, – говорю. – Вы там еще живы?

– Жив… – сипло отвечает трубка. – Но скоро меня не станет…

Меня посещает легкое разочарование. Похоже, снова холостой заход.

– А чего это вы решили расстаться с жизнью? – тихонько любопытствую, косясь на коллег. – Хотя, конечно… Очень понимаю вас. Экономический кризис, увольнения, стрессы, все дела… Нет, вы даже по-своему правы… Ей богу – кому нужна такая жизнь?..

Дело в том, что мои методы несколько выбиваются за общепринятые рамки. Не хотелось бы шокировать милашку Нину. Уж очень близко к сердцу она принимает проблемы слабаков. Характерная черта сильной, но слишком сентиментальной женщины.

– Да, решил! – с вызовом сопит трубка, и теперь понятно, что голос – мужской. Только ломающийся в истерическом загоне.

– Очень хорошо! – говорю.

Отхлебываю кофе. Морщусь – дрянь даже с сахаром…

– А позвольте полюбопытствовать, каким способом?

– Я себе ствол в горло упер, – охотно поделился голос. – У меня пистолет. Уже курок взвел…

– В квартире один живешь? – спрашиваю деловито. – Сколько лет тебе, ковбой? Пушка чья – отцовская, небось?

– А почему вы спрашиваете?! – взвивается голос. – Я у последней черты, между прочим! Все – только скобу нажать – и мозги по всему потолку! И это – на вашей совести!..

Последнее произнесено с особым удовольствием. Парень любит кино в стиле Тарантино.

– Я к чему это спрашиваю, – поясняю. – Родным потом потолок отмывать, обои переклеивать. А если люстру расколошматишь? И без того времена тяжелые, а ты близких еще и ремонтом напрячь хочешь. Они ж тебе в могилу плевать будут…

– Чего?!

– Балкон есть? Вот! Иди на балкон. Башкой на перила – и валяй. Чтобы все мозги – на улицу. Там птицы склюют…

– Вы такое что несете?! – парень явно озадачен таким поворотом разговора. – Я к вам… Последний звонок, по душам напоследок, а вы…

– Еще могу посоветовать веревку… – задумчиво говорю я. – Хотя, у вас же люстра… Так вы поаккуратнее. Знаете, повешенный в гробу гораздо лучше смотрится…

– Сволочь бездушная! Тварь! Я тебя вычислю, паскуда!..

Я был готов продолжать, но трубку бросили.

Этот не застрелится. Он больше позер, чем настоящий самоубийца… А может, и застрелится – черт их знает, психопатов.

По правде говоря, мне плевать на этого придурка с пистолетом. Меня не волнует его спасение. Мне интересны настоящие жертвы. Именно поэтому я и здесь.

Я ищу слабаков. Тех, кто настолько отчаялся, что не находит в себе сил жить дальше. Такой слабак дорого стоит. Слабак класса «люкс», как шутит Хиляк.

Основная же масса слабаков принадлежит к другому, самому многочисленному классу – «ничтожество». Я – тоже «ничтожество». Потому, что не нашел в себе сил сделать последний шаг – с крыши над двенадцатым этажом. Хиляк успел-таки ухватить меня за шкирку.

Зато теперь я кое-что про себя знаю: я – ничтожество…

Снова эта мерзкая трель.

– Телефон доверия, – говорю. – Внимательно…

Вот, куда более адекватный клиент. Без лишних театральных пауз – сразу сопливая истерика:

– Я не хочу жить! Мне просто не выносимо. Ужасно, ужасно! Я руки на себя наложу!

– Ой, ли, – говорю, – так прямо ужасно?

– Да-а!.. – рыдают в трубке.

– Простите, не въезжаю – вы мужчина или женщина?

Вместо ответа – слоновий рев, от которого пищит наушник. Закрываю глаза, медленно считаю до пяти.

– И вы, и вы тоже! – всхлипывает трубка и вдруг ожесточенно выкрикивает. – Я скажу вам, скажу! Я гей! Голубой! Пидорас – вы меня понимаете?!

– Чудесно, – говорю. – Я в полнейшем восторге. Только, видите ли, это телефон доверия, а не секс по телефону…

– И как мне с этим жить? – уныло вопрошает трубка. – Он не обращает на меня внимания… Он натурал, его бабы любят. Он мне и руку подавать боится. Я вижу брезгливость на его лице… Нет, я убью себя… О, боже, я ведь боюсь крови!..

– Могу посодействовать, – говорю я, прихлебывая кофе. Сиськи упираются в подбородок – странно, но так даже удобнее пить.

– О чем вы? – перестав хныкать, спрашивают по ту сторону.

– Ну, если вы боитесь крови, могу помочь уйти бескровным способом. Хотите, я задушу вас?

– К-как?!

– Как угодно: удавкой, подушкой. Договоримся – было бы желание…

– Идио-от! Какой идио-от! Приду-урок! – протяжно орут на том конце – и отключаются.

Я даже представляю, как там озадаченно, манерно всплескивают руками. Честно говоря, не люблю геев. Я не гомофоб. Просто, как-то, не мое. Я, к примеру, и к собакам равнодушен – мне больше кошки нравятся. Знаю – не удачный пример.

Ниночка проходит мимо. Странно на меня смотрит. Услышала что-то?

Плевать. Я вообще, не очень-то верю в такой способ поисков. Большинство нормальных самоубийц уходят тихо и не думают ни о каких «телефонах доверия». Они настолько слабы, подавлены, что лишний раз набрать номер для них – тяжелее, чем просто перевалиться через перила какого-нибудь моста…

Что-то надвигается сбоку, касается меня.

Вздрагиваю. Поворачиваю голову.

Нинка. Прислонилась ко мне, руку на плечо положила. Улыбается.

Я тоже улыбаюсь. Криво, глупо. Ниночка вполне хороша собой. Я, может, даже хотел бы ее, но…

Я слабак. Я смущаюсь, краснею, вжимаю голову в плечи. И ничего не могу с собой поделать.

А Ниночка запускает длинные пальца в мои волосы, говорит что-то… Наверное, веселое. Или ласковое. Она не думает ничего «такого» – она нормальная баба, слегка потискать понравившегося паренька для нее вообще не является вопросом.

Тем более, что я никак не произвожу впечатления ничтожества. Это очень странно – какие шутки играет внешность. Все думают, что я крепкий, уверенный в себе мужик. Анимал – как называют таких в Клане.