Запредельность

– А куда еще было лезть? – пожал плечами Алексей. – Смотрю – дыра. По-моему, все очевидно.

– Мы думали, ты догадаешься, что надо копать, – смущенно сказал Нейл. Там, под песком – люк. А дырка в потолке – так, для отвлечения внимания. Это был тест на сообразительность.

– Вот как, – Алексей криво улыбнулся. – Выходит, не сообразил. Такой вот, тупой материал вам достался.

– Но проворный, однако, материал, – хмыкнул Нейл.

Несмотря на полученную дозу тоника, Алексей чувствовал себя разбитым и опустошенным. Конечно, не так, как давным-давно, в самые первые тесты. И, все же, игры с матушкой-природой дают о себе знать.

– Сейчас – к доку? – спросил Алексей.

– Нет, ему сейчас не до тебя, – покачал головой Нейл. – Так что расслабляйся пока. Хочешь сигарету?

Это была шутка. Алексей через силу улыбнулся.

Довольный Нейл пускал в сторонку дым, извлеченный из тонкой сигареты. Молекулярный фильтр мигал зеленым индикатором. Нейл задумчиво затянулся. Фильтр пискнул, индикатор ярко заалел. Окурок полетел вниз.

– Ничего у тебя не взорвется? – поинтересовался Алексей.

– Здесь – вряд ли, – лениво сказал Нейл. – Взрыв ожидается у шефа…

2

– Удивляюсь я вам, доктор Сапковский, – холодно сказала Джейн. – Что это за цирк с дикими животными? Вы что же, таким образом хотели шокировать меня? Может, у вас еще припрятан цилиндр с живыми кроликами?

Низкий голос, темная кожа, строгая прическа и деловой костюм, идеально облегающий фигуру – Джейн прекрасно знала, что производит серьезное впечатление на проверяемых. Большинство робело от одного ее взгляда: это что-то природное – странная смесь африканских, европейских и азиатских генов. Неспроста ее ставили во главе инспекций, и мало кому из проштрафившихся ученых удавалось скрыть правду.

Но этот Сапковский – на редкость устойчивая фигура. Подчеркнуто вежлив, более того – приветлив. И это при том, том, что попался, как говорится, с поличным. Хотя, быть может, таким образом он пытается сохранить хорошую мину при плохой игре. Подобное тоже встречается, и нужно лишь время, чтобы клиент «поплыл».

– Зачем же – «шокировать», инспектор? Всего лишь эффектно показать возможности форса, – Сапковский развел руками, улыбнулся.

– Простите, кого?

– Так здесь принято именовать нашего героя. Он же – «индивидуум с плавающими границами форсированных возможностей организма». Согласитесь, «форс» – звучит лучше…

Обширный зал операторской теперь пуст. Мониторы и демонстрационные экраны погасли, от них остались лишь тонкие контуры, обхватывающие пустоту. Десятки подвижных кресел, массивные пластины мыслетронного оборудования последнего поколения.

Скандальный доктор неплохо устроился.

Похоже, не обошлось без серьезного покровительства со стороны контролирующих органов. Лабораторные корпуса, огромный стенд, значительные ресурсы – и все вне контроля Комитета по этике. Как столь дорогостоящие, многолетние исследования удавалось скрывать от общественности? И главное – зачем?

То, что программа всплыла в информационных сетях, не было заслугой Комитета. Скорее, случайность, сбой в эффективном механизме секретности, которая покрывала это странное место.

Заявленные цели программы – медицинские исследования, геронтология, продление человеческой жизни – никак не соотносились с тем, что Джейн только что здесь увидела.

Но даже это можно было бы как-то объяснить, если бы не другие, куда более серьезные обстоятельства…

Джейн, нахмурившись, смотрела в спокойное, даже умиротворенное лицо собеседника. С таким типом ей еще не приходилось сталкиваться. Это что-то из прошлого – темного, запутанного и пугающего. Обрывочные образы из курса истории: флегматичные ученые в лагерях смерти, убийцы в белых халатах…

Пожалуй, все-таки, это – не больше, чем игра фантазии. Однако доктору Сапковскому придется давать объяснения.

В качестве выездного инспектора Комитета по этике Джейн Хокку повидала многое. Конкурентная борьба корпораций, разных научных школ и течений порой идет на грани допустимого. Похоже, для ученых не существует планок и моральных ограничителей. И в последнее время количество правонарушений научно-этического характера просто зашкалило, обогнав традиционную преступность.

После пятидесятилетнего застоя наука развивалась, пожалуй, слишком бурными темпами. Пожалуй, больше всего этому способствуют мыслетронные технологии, сменившие зашедшую в тупик электронику. Здесь, как ни в какой другой сфере, наблюдаются проблемы с этикой. Непрекращающиеся попытки кибогизации организма, сращение человека с машиной, мыслетронные имплантанты – все это постоянно угрожает правительственными скандалами и, что еще хуже – расколом в обществе.

Не секрет, что традиционные религии, что вновь отвоевывают утраченные позиции, с подозрительностью относятся к новой волне научных достижений. И теперь с ними приходится считаться. В руководстве Комитета, помимо специалистов и политиков, сидят представители крупнейших религиозных течений, которым не нравятся упражнения ученых с Богом данными человеку телом и разумом.

Но сегодня пришлось столкнуться с чем-то новеньким. С тем, что не может не настораживать. Впервые она почувствовала странную тревогу. Такую вызывает неожиданное столкновение с тайной.

Неприятной тайной.

– Форс, форсированный – означает, что организм испытуемого работает в несвойственном режиме, то есть, на износ? – поинтересовалась Джейн, хмурясь.

– Ну, за чем вы так? – Сапковский погрузил ладони в седые, но густые волосы, посмотрел в потолок. – Это всего лишь означает расширение границ человеческих возможностей – практически до самого их предела…

– Я, кажется, именно это и сказала, доктор.

– Да, только вы вложили в свои слова негативный смысл.

– Чего ж позитивного я должна увидеть в ваших разработках? Что вы нарушили закон? Вам же прекрасно известно, что любые опыты над человеческим организмом без специального ордера запрещены!

Сапковский поднялся с кресла, прошелся вдоль операторского стенда.

– Конечно же, мне известен этот закон, – нехотя сказал он. – И что же, вы считает – он справедлив?

– Не мое дело – толковать законы, – отозвалась Джейн, наблюдая за доктором. – Моя задача – выявить нарушение. И, похоже, я его выявила.

Доктор усмехнулся, взглянул на Джейн и заявил:

– По-моему, вы заблуждаетесь. Вы присутствовали при стандартном тесте. Что вы видели?

Джейн спокойно приняла правила игры доктора. Подозреваемые в нарушении Закона о научной этике всегда пытаются оправдаться. В конце-концов, это их право. Пока ребята из аналитической группы проверяют документацию, оборудование и фиксируют факты, можно немного пофилософствовать.

– Что я видела? – повторила Джейн. – Видела созданного вами монстра. Честно говоря, приходилось сталкиваться и с более глубокими вмешательствами в природу человека – как на генном, так и на технологическом уровне. Нельзя сказать, что вы меня сильно удивили.

Доктор Сапковский удовлетворенно кивнул, значительно поднял кверху указательный палец:

– Вот! Вот она первая ошибка! Вы делаете выводы, не вникнув в суть вопроса!

– В суть вопроса сейчас вникают аналитики.

– И все же, мне не хотелось бы, чтобы наше знакомство началось со столь поспешных выводов. Право же, мне было бы неловко, если бы вам пришлось потом приносить извинения.

Джейн мысленно усмехнулась: каков наглец! Держит марку! Но вслух сказала с напускным равнодушием:

– Поясните, пожалуйста, вашу мысль. И скажите уж тогда мне, неразумной: что же видела в действительности?

– Ну, по поводу неразумности – это вы на себя наговариваете, Джейн! – вкрадчиво произнес доктор, садясь в кресло напротив и подкатываясь поближе. Джейн с трудом подавила в себе рефлекторное желание податься назад: доктор проникал в ее «личное пространство». Она этого не любила.

– А вот что вы видели… – доктор сделал паузу. Заглянул в глаза Джейн, и та впервые почувствовала себя неуютно под посторонним взглядом.