Страница 8 из 15
- Мое се-э-э-эрдце!.. тихо вя-а-а-анет!.. Не глядя-а-а-ат уже глаза-а-а-а!
- Да, как же, – зыркает в мою сторону однозубая Валя Борисова, – как же!.. Не глядят!.. Так и норовишь, Юрка, к кому-нито… под покровом ночки темной… от пчел своих кусачих… от женки своей, Ляльки…
- Лялю не тронь, – бросаю я однозубой Вале через потное плечо, – Ляля моя — неприкосновенна… – И еще громче воплю, заливаю голосом, как горячим вином, всю округу лесную, жаркую:
- Солнце всхо-о-о-одит!.. и захо-о-о-одит!..
- Гроза идет, – негромко выдохнул, но я услышал. – Да сильная будет!
- Господи, – быстро, мышьей лапкой, перекрестилась однозубая Валя, – Господи, пронеси, Господи…
- А может, пронесет! – хрипло кричит Пашка Охлопков, одноглазый.
- Ой, мышка! Ой, черненькая! Ой!
- Ой… кровь…
- Ты ее косой подранила. Ну что ж… не оживет уже, нет…
- Убила-а-а-а!.. – захныкала Дорка, кулаком по щекам жарким слезы размазывает.
- Не умывайся слезами, – тихо и строго сказал поп. – Это жизнь. В ней всегда есть смерть. Помолись за нее. За мышку. Давай!
- Живей! – взвопил Пашка Охлопков, коса на его плече отсверкивала старой ржавчиной. – Шевелите ножками, ехерный бабай! Что театру-то тут устроили! Дорка! Юрка! Валяйте вон туда, к березам! Щас как ударит! Што вы там, ягоды сбираете, што ль!