Страница 7 из 11
Скинул он рясу и рассказал он всю правду, без утайки. Повеселил царя-батюшку.
Щедро наградил Петр Великий отставного солдата и назначил государственным советником по безответным вопросам.
Ну, а триста монахов и один игумен так и жили в монастыре, почти как прежде. Если того не считать, что каждое утро после молитвы на работу выходили — немало они, с Божьей помощью, повалили леса для нужд корабельных.
Чудо о сабле
Таков был царь Пётр, что до всего любопытен. Переоденется бывало в простое платье и пойдёт по улицам. Слушает, о чём люди толкуют, да и сам поговорить охотник.
Вот как-то раз и зашёл таким манером в трактир. День праздничный — народу тьма.
Огляделся царь Пётр и подсел к столику, где одинокий солдат сам-друг водочку попивает.
— Откуда родом, служивый? — спрашивает царь.
— Костромской я, — солдат отвечает.
— Значит, земляки, — улыбается Пётр. — Дед-то мой тоже из костромских.
— Ну, так выпей, землячок! — угощает солдат.
Выпил Пётр и от себя заказал графинчик. Тут и разговор оживился.
— По какой части, земляк? — спрашивает солдат.
— Мастеровой, — отвечает царь, — По плотницкой части.
— Надо же, так и думал, что плотник! — говорит солдат. — Это ведь первое ремесло у костромских-то. И дед, и родитель мой — все плотники…
Разговаривают так, да выпивают, как в трактире водится. Уже захмелел солдат:
— А что, земляк, пора бы ещё графинчик!
Пётр отказывается:
— Денег, — говорит, — нету!
А солдат руками машет:
— Эх-ма, много ума, а выпить не на что! Коли денег нет — саблю заложу!
— Да что ты, дурень, сочинил?! — отговаривает Пётр. — Тебе же завтра службу справлять!
— Служба-то службой — идёт, не торопится, — упёрся солдат.
— А случись — подъём по тревоге!? — стращает Пётр. — Как без сабли-то?
Солдат только глаза таращит, обхохатывается:
— Ой-йа, землячок! Уморил! Наши офицеры дрыхнут до седьмых петухов! Семь раз заклад выкуплю! Да не вешай ты нос, я завсегда начальство обойду!
— Твоё дело, земляк, — говорит Пётр, — А я уж, прости, — домой! Ну, служивый, до скорого, чую, свидания…
Поднялся и ушёл.
А солдат, как и вознамерился, тут же саблю заложил. Выдали ему знатный графинчик. Солдат его, без компании-то, наскоро выхлестал и — с песнями в казарму.
А утром, ни свет, ни заря, в полку тревога.
— Смотр на плацу! Сам царь-батюшка прибывают! Царский смотр!
Солдат подскочил, амуницию надел. А сабля-то где?! Нет чертовки! Едва припомнил, как в трактире закладывал…
Прямо сказать — плохо дело. Хуже некуда! Солдат на плацу без сабли — ну, всё равно, что голый!
Да служивому раздумывать некогда. Приглядел в углу старую швабру. Обстругал наспех так, чтобы из ножен рукоятка торчала. Печной сажей её причернил. Авось, думает, издали не приметят… Авось, обойдётся!
Все офицеры, от мелких до старших, суетятся у казарм. Сам генерал бегает вприпрыжку. Царский смотр — не шутка! Всё может статься — и выговор, и гауптвахта, и орден на грудь.
Построили полк на плацу. Вот и царь-батюшка пожаловали. Проходит вдоль шеренг скорым шагом, да в каждую личность вглядывается.
Хоть и лето жаркое, а зябко под царским оком! Особенно с деревянной саблей в ножнах.
Солдат уже трижды всех святых угодников помянул — мол, выручайте, братцы!
И вдруг слышит — гром грянул, словно перед Страшным судом:
— Три шага вперёд! — приказывает ему царь.
Выходит солдат, едва сумел шаги сосчитать. Стоит перед строем, туман в голове.
— Покажи, — говорит царь, — Как саблей владеешь! Руби меня с плеча!
Побледнел солдат, поднял глаза и видит — вчерашний земляк, плотник из костромских. Тут и туман рассеялся, прояснилась голова.
— Никак нет, — отвечает солдат, — Не поднимется рука на ваше величество!
Царь усы встопорщил:
— Руби, приказываю! Не то каторга тебе!
Перекрестился солдат и заорал во всю мочь:
— Господи, святые угодники, сохраните и помилуйте нашего царя-батюшку! Пусть вострая сабля рассыплется аки гнилое древо!
И хвать царя Петра струганной шваброй — только щепки брызнули.
Ну, кругом на плацу тишина мёртвая. А полковой поп — руки к небу:
— Чудо! Чудо Господь даровал!
— Да, — говорит царь, — И впрямь на чудо похоже!
Хлопнул солдата по плечу:
— Ну, молодец, мошенник! Пить пьёшь, проходимец, да головы не теряешь. Шустёр разумом! Отсидишь для порядка три дня на гауптвахте, а потом, землячок, прямиком — в штурманскую школу. Там мозги не запылятся, проветрятся…
Вытащил из ножен свою царскую саблю и солдату пожаловал.
Каша из топора
Шёл, было дело, старый солдат на побывку домой, ногами вёрсты мерил. Дождём его поливало, ветром его обдувало, солнцем тоже припекало. Иззяб, оголодал. Притомился в дороге, есть хочется. А тут как раз малое сельцо на пути.
Как говорится, идёт солдат селом, да глядит кругом. Постучал в избу справную.
Вышла к нему хозяйка.
— Здравия желаю, красавица! — говорит солдат. — Пустите отдохнуть дорожного человека, кости погреть.
А хозяйка в ответ:
— Как же, как же, есть у меня клеть.
Скупая да хитрая хозяйка-то была. Всего у неё вдоволь, а солдата жалко накормить. Прикинулась глуховатой сиротой. Одно на уме — как бы незваного гостя спровадить…
— Какая такая клеть!? — говорит солдат, — Обогреться бы мне да чего-нибудь поесть.
— Вот на гвоздике и повесь!
— Да никак ты совсем глуха? — спрашивает солдат.
А хозяйка всплеснула руками:
— Я про то и говорю, что нет петуха.
Только служивого человека просто так не сплавишь, не проведёшь. Как гаркнул солдат:
— Шагом марш! Левой! Левой! — и прямым ходом в избу ввалился.
«Погоди, — думает, — Сейчас тебе глухоту вылечу!»
— Значит, ничем меня не попотчуешь?! — усмехнулся солдат.
— Ну, где хочешь, там и заночуешь, — гнёт своё хозяйка.
Лёг солдат отдыхать на лавку, ранец под голову. А голодное брюхо покою не даёт. Да тут приметил он в углу у печки топор без топорища.
— Дозволь, хозяюшка, кашу из топора сварить.
Хозяйка руками всплеснула:
— Как так? Впервые слышу — из топора каша?
— А вот, дай-ка, красавица, чугунок побольше да разведи в печи огонь.
«Ну, экие чудеса! — думает хозяйка. — В кои-то веки погляжу, как из топора кашу варят». Принесла здоровенный чугунок. Солдат налил воды, поставил на огонь, топор вымыл и положил кипятиться.
Хозяйка глядит, глаз не отводит.
Солдат достал из-за голенища ложку, помешивает варево, пробует.
— Ну, как? — спрашивает хозяйка. — Уварился? Вкусно?
— Скоро каша будет готова, — отвечает солдат. — Жалко, соли нет!
— Да посоли, служивый! Соль-то у меня найдётся.
Солдат посолил. Снова попробовал:
— Эх, всем хороша! Да вот бы горсточку крупы…
Принесла хозяйка из чулана мешочек с крупой:
— Заправь уж, как надо.
Варит солдат, помешивает, пробует да хвалит:
— Ну, генеральская каша — одно слово! А кабы чуточку масла, была бы царской!
Сроду хозяйка не пробовала царской-то каши. Любопытно ей! Принесла из погреба масло.
Солдат сдобрил кашу и говорит:
— Вот теперь — дело! Подавай хлеб, красавица, да бери ложку.
Едят они кашу да похваливают.
— Не думала — не гадала, что из топора этакую царскую кашу можно сварить, — дивится хозяйка.
Солдат ест за обе щёки, посмеивается.
— Ну, спасибо, хозяйка, — встал из-за стола, — Солдаты, что малые ребяты, — и много поедят, и малым сыты.
Потыкал топор ложкой. Из чугунка вынул и — в ранец. За солдатом, известно, — пиши пропало.
— Тебе-то он, красавица, ни к чему — весь выварился. А я, глядишь, поглодаю — в дороге-то и топор, словно сахарная косточка.