Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 1 из 24



Александр Проханов

Теплоход «Иосиф Бродский»

Вот, Я посылаю пред тобою Ангела

хранить тебя на пути и ввести тебя в то место,

которое Я приготовил.

Часть первая

«НИ СТРАНЫ,

НИ ПОГОСТА…»

Глава первая

Глава Администрации Президента Василий Федорович Есаул — на коричневом твердом лбу морщины, как полоски от гриля. Черная, без пробора волна волос, осыпанная металлической сединой. Прямой целеустремленный нос с чуткими ноздрями охотника. Угрюмый блеск умных карих глаз с волчьим золотым огоньком. Густые кустистые брови, которым не давал срастись небольшой прогал переносицы, источавший потаенное свечение спрятанного в кость зрачка.

Собеседник, посол Соединенных Штатов Америки в Москве Александр Киршбоу, — полнеющее холеное тело. Женственные мягкие губы с блуждающей ироничной улыбкой. Нежный обволакивающий взгляд зеленых русалочьих глаз. Волнистые светлые волосы, из-под которых прозрачно светились перламутровые плоские уши. Белые мясистые руки с одиноким перстнем, напоминавшим глаз теленка, взятый в золотую оправу.

Местом их встречи служила резиденция посла «Спасохаус», где в небольшой уютной гостиной был накрыт стол на двоих. За окнами чудесно зеленел сад старинной московской усадьбы, цвели розы, солнечно брызгала и переливалась вода. Среди оконных, чисто вымытых стекол было вставлено одно — малиново-алое, полное рубиновых сочных лучей, которые ложились на паркет, словно в этом месте было пролито вино. Служители в белых камзолах, приносившие на подносах серебряные супницы и фарфоровые соусницы, попадали в лучи, пропитывались сочным вишневым цветом, и казалось, за их белыми туфлями по дубовому паркету тянутся мокрые красные отпечатки.

— Люблю московское сухое лето, жаркое, солнечное и слегка сумасшедшее, — произнес Киршбоу, наслаждаясь звуками русской речи, которой владел в совершенстве. — Впрочем, и зима в Москве великолепна, особенно крещенский мороз, смесь янтаря и лазури, малинового солнца и зеленого неба.

— Я знаю, Александр, вы работаете без выходных. Отказались от отпуска и не поехали в свой любимый Нью-Джерси. — Есаул старался быть любезным, для чего прикрыл настороженные недремлющие глаза, наблюдая за послом с помощью потаенного лобного ока, источавшего прозрачный луч. — Почему бы вам не оставить на пару деньков свой посольский кабинет и не поехать в какое-нибудь замечательное подмосковное место? Например, в Завидово. Там живет престарелый егерь, фольклорный человек. Он расскажет, как охотились в этих местах Брежнев и Громыко, Кастро и Хонеккер. Это он привязывал в кустах пойманного заранее кабана, чтобы престарелый Леонид Ильич мог застрелить зверя из карабина, подаренного ему президентом Никсоном. Хотите повторить этот выстрел?



— Василий Федорович, я не охотник до кровавых забав. Предпочитаю чтение Достоевского или посещение московских коллекционеров и антикваров, у которых иногда приобретаю изделия русской старины. — Отказ Киршбоу сопровождался легкой усмешкой, в которой Есаул усмотрел тщательно скрытую издевку над своим брутальным предложением.

— Ну что вы, Александр! Вы говорите о невинном подмосковном сафари, как если бы речь шла о кровавой оргии в Багдаде и Басре, где бурый песчаник так пропитался кровью, что стал краснее кремлевских стен. — Есаул не остался в долгу, помещая посла в круг эмоций, заведомо тому неприятных.

— Ваш Президент, Василий Федорович, недавно пролетел над многострадальным Грозным. Мне передавали, что он был так потрясен, что сравнил несчастный город с луной.

Киршбоу улыбался женственными губами, с ласковым превосходством над собеседником. И только перстень с оправленным в золото знаком жертвенного тельца говорил о принадлежности Киршбоу к касте жестокосердных жрецов.

— Нельзя сшить одной нитью ваше нападение на Ирак и нашу самооборону в Чечне, — с раздражением, уступая в изящном состязании, произнес Есаул.

— Искусство дипломатии в том, чтобы уметь сшивать и разрезать. Дипломаты — это закройщики, который шьют миру новый костюм. И как знать, где пройдет жесткий шов, а где мягкий вырез. — Неумолимость и угроза прозвучали в этих негромких словах. — . Впрочем, вы правы, Василий Федорович, даже в самых неотложных трудах необходимо отыскивать возможность для отдыха. Я получил приглашение от господина Малютки и его очаровательной невесты Луизы Кипчак принять участие в их свадебном путешествии на теплоходе из Москвы в Санкт-Петербург. Отдых на воде среди изысканной российской элиты — о чем еще может мечтать иностранец, друг России, неутомимо познающий загадочную русскую душу?

— Вы правы, Александр, это будет великолепная свадьба богатых и очаровательных русских. Франц Малютка — самый крупный и успешный углепромышленник России, который не скрывает своих политических амбиций. Луиза Кипчак подарит ему не только славу несравненной обольстительницы и светской львицы, но и родословную самого либерального устроителя новой России, чья могила в Петербурге стала местом поклонения демократов. За ваше странствие по водам! — Есаул поднял бокал с белым шабли, метнув на посла молниеносный угрюмый взгляд.

Их беседа изобиловала необязательными любезностями и едва заметными колкостями, которыми они перчили коричневый, с лужицей незапекшейся крови стейк, занимавший большую часть тарелки. Разглагольствования двигались по плавной спирали, медленно приближаясь к центру, где помещалась сердцевина еще незатронутых тем. Так мякоть персика содержит каменную косточку, которую предстоит извлечь, расколоть щипцами, чтобы ощутить на губах пряную горечь истины. Приближалось время пудинга — гастрономического изделия, в котором из цветного желе созданы прозрачные цветы, чтобы ложечкой можно было вычерпывать их дрожащие лепестки, проглатывая кусочки холодного студня. Малиновое стекло лило на пол винно-красные лучи, будто из кувшина. Есаул опасливо наблюдал прилив алого света, подбиравшегося к столу.

— Василий Федорович, я собирался высказать вам точку зрения Госдепартамента и лично госсекретаря на проблемы, которые в последнее время активно обсуждаются в российской печати и в политическом сообществе. — Киршбоу не переставал мягко, чарующе улыбаться, но эластичная интонация его лишь скрывала металлическую сущность высказываний, как изоляция обволакивает жилу электрического провода.

— Завершается второй срок пребывания в должности Президента Парфирия Антоновича Мухина, когда ему придется окончательно сложить с себя полномочия. Я понимаю озабоченность Кремля преемственностью власти. Но такая преемственность не может быть достигнута любой ценой. Было бы неразумно менять для этой цели конституцию, закладывая в нее третий срок. Было бы крайне неразумно превращать Россию из президентской республики в парламентскую с одной только целью переместить Парфирия Антоновича из президентского кресла в кресло всесильного премьера. И уж поверьте, совсем неразумно объединять Россию и Беларусь в одно государство, делая Президентом этого нового образования Парфирия Антоновича. Мы считаем, что ваш Президент должен уйти, оставляя неприкосновенным основной закон страны. Тем более что Парфирий Антонович неоднократно публично отрицал всякую возможность переизбрания на третий срок. Откуда же тогда, Василий Федорович, эта странная дискуссия в СМИ? Быть может, окружение Президента старается его удержать и тем самым сохранить свои привилегии?

Киршбоу взирал на Есаула женственными глазами, насмешливо наблюдая, как тот бледнеет и по стиснутым скулам пробегает ненавидящая дрожь.

Эта дрожь напоминала тусклую поверхность закипающего свинца, и всей воли и дипломатического такта не хватало Есаулу, чтобы унять это закипание. Пухлый, как младенец, американец с потаенными пороками на пунцовых губах, в центре Москвы, в чудесной русской усадьбе, диктовал условия ему, потомственному казаку, всесильному распорядителю Кремля, — как вассалу, слуге, подневольному исполнителю чужой победившей власти. Эта власть незримо присутствовала в светлом воздухе уютной гостиной. Наполняла взрывной энергией летучие молекулы и пылинки вокруг его головы. Была готова взорвать заряженные частицы и испепелить Есаула. Пунцовое пятно на полу медленно приближалось к столу, и в его бестелесном скольжении таилась угрожающая мощь.